Он покачал головой:
— Нет, корпорация не стала бы так действовать.
— Рад слышать. А как бы вы стали действовать?
— Эрни пришлось бы испросить разрешения взять вас на работу. Если бы Риту устранила корпорация, Эрни бы не позволили затевать расследование, объяснив, что по политическим соображениям пока что лучше не трогать ту историю. Ему, кстати, все равно могли бы намекнуть, что все зависит от политической ситуации в мире.
— Если бы вам не дали разрешения на расследование, — обратился я к Рембеку, — что бы вы предприняли?
— Я бы ждал, — ответил он. — И надеялся, что смогу взяться за расследование в более подходящее время.
— И не стали бы спорить?
На мой вопрос вместо него ответил Керриган.
— С корпорацией не спорят, — внушительно сказал он.
— Ладно, — кивнул я. — Вы бы заподозрили корпорацию в убийстве Риты, если бы вам отказали в расследовании?
— Нет, конечно, — ответил он. — Им не надо было ее убивать. Если бы им не нравилась Рита, они бы сначала переговорили со мной.
Я перевел взгляд на Керригана:
— Верно?
Он кивнул.
— Ладно, — обронил я и, откинувшись на сиденье, выкинул эту версию из головы.
В Истоне мы въехали в моросящий дождь, который к тому времени, когда мы добрались до Аллентауна, перешел в ливень. Было только половина второго дня, но все вокруг окутывала такая темень, что машины ехали с зажженными фарами.
Мотель «У дороги» светился неоновыми надписями — красными, синими, белыми, предлагая тепло и уют. Броно припарковал лимузин поближе к подъезду. Я сказал:
— Подождите меня все здесь. Я скоро вернусь.
— Я с вами, — дернулся было Керриган.
— Не спорьте со мной! — приказал я.
Выбравшись из машины, я пробежал три шага под проливным дождем и толкнул входную дверь. Там, за конторкой, на высоком табурете сидел, облокотившись на подоконник, Макнейл. До моего прихода он бездумно смотрел сквозь запотевшее окно на дождь и на дорогу, а когда я вошел, растерянно заморгал, не сразу сориентировавшись. Наконец он обратился ко мне:
— Да, сэр. Вам нужно бунгало? Мерзкая погода, не правда ли?
— Вы должны меня помнить, — прервал я его. — Я приезжал сюда по поводу убитой девушки.
— Ax, да, да. Припоминаю. Извините за рассеянность. Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы поговорить с вашей женой, — ответил я.
Эти привело его в замешательство.
— С Бетси?
— Если вы не возражаете.
— Ах, нет, конечно. Нисколько не возражаю. — Он слез с табурета и направился в глубь дома, задержавшись лишь на секунду и пробормотав: — Простите. Я мигом.
Когда он вернулся вдвоем с женой, я сказал:
— Я бы хотел переговорить с Бетси наедине.
— Разумеется, — поспешно согласился Макнейл, как будто боясь, что его обвинят в нежелании сотрудничать. — Пожалуйста, как вам будет угодно.
Бетси — вот уж более неподходящее имя для такой особы трудно было придумать — стояла и ждала, мрачная и свирепая, как танк, готовый к бою. Я спросил ее:
— Он будет подслушивать из-за занавески?
— Нет, — ответила она, поджав губы. — Ему это и в голову не придет. Он пошел на кухню.
— Ему известно про деньги?
Повисла тягостная тишина — не было слышно ни единого звука, кроме отдаленного шума дождя. Женщина стояла не шелохнувшись и не изменившись в лице, как будто ее ни о чем и не спрашивали. Ее платье, некогда в голубой цветочек, изрядно выцвело, на сером застиранном переднике рисунок тоже не сохранился. На ногах у нее были тяжелые ботинки, со шнуровкой и на низком каблуке, серые носки, как у школьницы; икры испещрены следами комариных укусов или прыщиков. Немытые растрепанные волосы она, наверное, давно не приводила в порядок. Она стояла, напоминая своим монументальным видом русских баб, ремонтирующих железные дороги, по крайней мере, такими их показывали на фотографиях. Только дождь, молчание и незатихшее эхо заданного мною вопроса окружали нас.
Наконец она решила солгать:
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Там, в машине, — начал я, — сидит мистер Рембек и с ним еще одна важная персона из корпорации. Я им пока еще не сказал, что вы взяли деньги. Я обычно стараюсь избегать конфликтов. Поэтому я и пришел один. Верните деньги, и я никому не скажу, откуда они у меня.
— Я не знаю ни про какие деньги, — монотонно забубнила она, не надеясь, однако, что я ей поверю.
— Если вы их мне не отдадите, — продолжал я, — то мне придется все рассказать Рембеку, и он устроит у вас обыск. И тогда, когда их найдут, Рембек вас накажет. Выбирайте, что вас больше устраивает.
Она, тяжело передвигая ноги, подошла к окну и, опершись толстой рукой на подоконник, уставилась на дождь.
— Мы потеряем наш мотель, — проговорила она. — Если бы нам продержаться до лета, то все было бы в порядке. Но ничего не получится. Зиму нам не пережить.
— Все равно вы разоритесь, — жестоко сказал я. — Вы — неудачники, так уж судьба.
Она повернула ко мне голову, в глазах ее вспыхнула недоуменная обида.
— Как вам не стыдно так говорить.
— Принесите деньги, Бетси.
Она отвела глаза и уставилась в пространство. Мгновение мы провели в гнетущей тишине, такой, какая обычно бывает перед грозой. Затем, не проронив ни слова, она отвернулась от окна и прошлепала за занавеску.
Через минуту она вернулась, держа в руке дамскую черную кожаную сумочку. Она молча передала ее мне, и я, тоже ничего не сказав, вернулся в машину.
Рембек, увидев сумочку, уставился на нее в упор.
— Где вы ее, черт возьми, раздобыли?
— Нашел.
— Это они ее украли?
— Нет, — ответил я. — Я ее нашел.
— Где?
— Не важно.
Он поглядел в сторону мотеля сквозь залитое дождем стекло.
— Точно они украли деньги, эти двое.
Тогда я сказал:
— Керриган, вы слышали, что я говорил? Макнейлы этих денег не брали. И не хочу, чтобы им по ошибке пытались отомстить.
Он кивнул.
— Их никто не тронет, — пообещал он.
— Может быть, они ее и убили? — предположил Рембек.
Я покачал головой:
— Нет. Убийца в Нью-Йорке.
— Вы знаете, кто он?
— Пока нет. Вернее, не совсем. Мы возвращаемся туда.
— Куда? В город? Снова ко мне?
— Нет. Я хочу повидаться с Фрэнком Доннером.
При этом имени Рембек привскочил с места.
— Фрэнк? Как он мог на такое пойти?
— Это не Фрэнк, — охладил я его пыл. — Фрэнк Доннер Риту не убивал. По крайней мере, мне точно известно.
— Зачем же вы тогда хотите его видеть?
— Вы можете присутствовать при нашем разговоре, — пригласил я его и, наклонившись вперед, сказал: — Ладно, Доминик. Поехали обратно.
— Да, сэр.
Мы мчались сквозь дождь как торпеда, и колеса с шипением оставляли полосы на мокром асфальте. Сиденье между мной и Рембеком постепенно заполнялось стопками банкнотов, по мере того как он вынимал набитые в сумочку деньги и, раскладывая, пересчитывал. Мы не разговаривали.
Когда Рембек закончил, мы приближались к Истону. Вдруг он заявил:
— Не хватает одной тысячи.
Керриган обернулся, поглядел на меня и сказал Рембеку:
— Забудь о ней.
— Проклятье! — выругался Рембек. — Проклятье, не хватает одной тысячи!
Значит, еще одну зиму Макнейлам все-таки удастся продержаться.
Дождь лил не переставая всю дорогу до Нью-Йорка, сильно замедляя наше продвижение, поэтому, когда мы наконец остановились у пожарного гидранта в квартале от дома Фрэнка Доннера, было уже почти четыре часа пополудни. Когда же мы, возвращаясь, пересекали мост Джорджа Вашингтона, неподалеку от которого жил Доннер, пелена дождя и сумерек настолько уплотнилась, что мы, казалось, ехали по натянутой в пустом пространстве бетонной ленте, а со всех сторон нас окружала глухая пустыня.
Мы втроем — Керриган, Рембек и я — представляли собой комическое зрелище, когда под дождем в деловых костюмах бежали к зданию, где находились апартаменты Доннера. Плащей мы не захватили, поскольку, когда покидали Нью-Йорк, ничто не предвещало непогоды. Лифт наполнился благоуханием наших мокрых костюмов. Рембек, насупившись, глядел на нас из-под бровей, словно бык на корриде, готовый ринуться в бой, но еще не видящий цели.
Мы не предупредили о своем приезде, поэтому нас не ждали. Дверь открыла Этель Доннер и, мгновенно обратившись в радушную хозяйку, взяла наши мокрые пиджаки и, проводив нас в гостиную, пошла за Фрэнком.
Он был менее гостеприимен. Появившись в комнате в футболке, старых штанах и тапочках, с молотком в руке — очевидно, он занимался каким-то домашним ремонтом, — он приветствовал нас восклицанием:
— Черт побери, Эрни! Сегодня же воскресенье. Мы же договорились, что ты меня по воскресеньям не беспокоишь.
— Это я виноват, — вмешался я. — Я хотел поговорить с вами о записке, которую вы написали.
