Ознакомительная версия.
— Осень приближается, — отстранённо глядя в окно, произнёс — на безупречном немецком языке — пожилой мужчина. — Она совсем уже рядом. Буквально-таки в двух-трёх шагах…. Возможно, восседает вон на тех дальних тёмно-сизых облаках, заходящих с северо-востока. Облака подплывут — завтра, на ветреном рассвете — к Буэнос-Айресу, и она тихонько спустится с них на землю…
«Не просто «на безупречном», а на «немецком книжном»…», — подумалось. — «То есть, на так называемом «hochdeutsch». Большая редкость по нынешним безалаберным и откровенно-грязноватым временам…. Кто этот человек? Житель одного из аргентинских поселений «мофов» и «бошей»? Или же…. Да, нет. Ерунда ерундовая. Привиделось…».
Монолог, тем временем, перейдя на время в поэтическую плоскость, продолжился:
— Говорят, что осень — бесконечна. И чиста — при этом — невзначай. В небе бьётся — призрачная вечность. А любовь — начало всех начал. Говорят, что осень — безвозвратна. Нет дороги — призрачной — назад. И любовь — ни в чём не виновата. Да и я — ни в чём не виноват. Говорят, что осень — безысходна. Листьев опадающий кошмар. Жёлтое исчадие природы. Старенький заброшенный причал…. Жёлтое исчадие природы. Старенький заброшенный причал…. Действительно, осень — уже на подходе. Дай Бог, не последняя. Но, судя по предчувствиям, очень короткая. Такое иногда случается в нашей непредсказуемой и капризной Аргентине. Порой тихая и тёплая осень может продолжаться добрых четыре месяца, а потом — почти сразу после её ухода — наступает нежная и трепетная весна. Но бывает и по-другому. Пришла ранняя осень, а уже через полторы недели стала поздней: то есть, всего-то за десять-двенадцать дней все зелёные листья на деревьях кардинально поменяли свой цвет и облетели. Двухнедельная звонкая осень, на смену которой приходит долгая, дождливая и промозглая зима. Бр-р-р! Мрак полный и законченный…. Лучше уж, на мой взгляд, третий, достаточно нейтральный и спокойный вариант, когда поздняя осень — тихая-тихая, очень грустная, с полуголыми ветками деревьев — царит добрых два месяца…. А что это у нас — с неуклонно-нарастающим сквозняком? Никак, гости пожаловали?
«Пиит хренов», — прокомментировал грубый и нетактичный внутренний голос, — «Но, вместе с тем, надо признать, и талантливый. Безусловно…. «Жёлтое исчадие природы», понимаешь. Охренеть и не встать. Не каждому дано — выражаться таким…э-э-э, таким нестандартным и изысканным слогом…. Оборачивается…. Мать моя женщина! Это же…. Блин горелый, как любят выражаться наши русские друзья. Лицо — из заветных детских воспоминаний, рачительно отложенных на отдельную полочку нашего общего с тобой, братец, подсознания…».
Старик обернулся и, близоруко щурясь, выдохнул:
— Внучок, это ты?
— Я, конечно же, — согласился Роберт. — Вот, приехал проведать. Как ты и просил.
— Чего же стоишь в дверях, как не родной? Иди, оболтус, сюда. Обнимемся, что ли…
Они крепко обнялись, пожали друг другу руки, даже ладошками по спинам — практически синхронно — постучали.
— Крепкое у тебя, потомок, рукопожатие, — одобрил Ганс Моргенштерн.
— Аналогично, уважаемый предок.
— Что-то не вижу на твоей белобрысой мужественной физиономии следов несказанного удивления.
— Я чего-то такого и ожидал, — признался Роберт. — И трупа твоего не видел. И, вообще…
— Не мог представить, что заслуженный представитель нашего славного семейства даст так бездарно прикончить себя? Словно годовалого телёнка на провинциальной деревенской бойне?
— И это тоже…. Но больше всего в этой истории меня смутил охранник, якобы застреленный в твоём подъезде. Ну, не «по-маньяцки» это…
— Что, Робби, ты имеешь в виду?
— Все маньяки — по своей природе — существа очень упёртые, упрямые и даже консервативные. В том плане, что они всегда добиваются того, чего хотят. И, добиваясь желаемого, никогда не отступают от намеченного ритуала. А ещё терпеть не могут — портить себе удовольствие от исполнения задуманного…. Понимаешь?
— Пока не очень, — отрицательно покачал седовласой головой старик. — Поясни, пожалуйста, внучок.
— Не вопрос…. Итак, маньяк идёт убивать. Причём, не просто — убивать, а убивать — заветную жертву, о смерти которой мечтал, вожделел и грезил. То бишь, тебя, дедуля. И тут на его пути встаёт охранник — совершенно чужой и посторонний, если зрить в корень, человек. Ну, не было его в «маньячных» грёзах и мечтах. Совсем — не было…. Истратить «желание убить» на этого случайного и незнакомого персонажа? Испортив, тем самым, свой долгожданный праздник? Да, никогда. Маньяк в данном раскладе был, просто-напросто, обязан — оглушить охранника и, крепко связав его по рукам и ногам, двинуться дальше, к твоей квартире…. Ладно, предположим, что завязалась незапланированная жаркая схватка, в процессе которой сотрудник «Эскадрона» был, всё же, убит. Бывает, так получилось. В этом случае злодей должен был расстроиться и, сплюнув в сторону, убраться восвояси. Мол: — «Так не пойдёт. Перебил себе аппетит. Тьфу…. Гурман я, или как?». «Маньячная» диалектика. Ничего не попишешь…
— Доходчиво излагаешь, паренёк. Молодец. Крутой профессионал.
— Я стараюсь, — скромно улыбнулся Роберт. — Значит, решили перестраховаться? И, сделав нестандартный ход, слегка запутать неизвестного противника?
— Решили, — подтвердил Ганс Моргенштерн. — Вернее, это Мара так придумала-решила после двух убийств подряд. Мол, во-первых, заслуженных ветеранов надо беречь. А, во-вторых, пусть неизвестный злодей, не понимая сути произошедшего (то бишь, факта моей внезапной смерти), занервничает и запаникует. Ну, он и запаниковал, гнида подзаборная…, — засмущался, а после этого принялся неуклюже оправдываться: — Если бы я, Робби, знал, что вы с женой так быстро прилетите в Аргентину, то никогда не вписался бы в эту авантюру. Поверь, никогда…. Наёмный киллер застрелил маститого и удачливого писателя Дитера Кастильо? Да, и Бог с ним (хотя, такое и грешно говорить), дрянной был человечишка, жадный — до славы и денег — без всякой меры.… Но, ведь, и тебя, мальчик, попытались убить. Получается, что это я, сам того не желая, подставил. Извини…. Как раненое плечо? Небось, болит?
— Ерунда, пуля прошла по касательной. Царапина крошечная. Посаднило немного, и всё на этом. Так что, дедуля, не извиняйся. Всё в норме…. А что ты думаешь, вообще, по этому делу? Кто, по твоему мнению, охотится на ветеранов «АнтиФа»?
— Не знаю, внучок. Честное слово, не знаю…. Ладно, ещё Марк Бронштейн. Он всегда был языкастым и бесшабашным, авантюры и риск, прямо-таки, обожал. Да и смертельных врагов наживать — практически на ровном месте — умел…. Но, извините, второй мой соратник, Питер Варгас, которого застрелили в Кордобе? Абсолютно тихий, безобидный и молчаливый малый. Вернее, был безобидным. Да и в «АнтиФа» он — по причине полученного серьёзного ранения — прослужил совсем недолго, наверное, месяца три с половиной…
— Тебя, значит, спрятали, — закурив сигарету, подытожил Роберт. — Что называется, от греха подальше…. А что у нас с четвёртым «мемуаристом»? С Грегори Благоевым?
— И его, можно сказать, успешно и надёжно спрятали, — многозначительно усмехнулся пожилой человек. — То есть, подменили. Сам старина-Грегори сейчас прохлаждается, горя и проблем не зная, на одном из чилийских фешенебельных курортов. А в его городской квартире проживает тщательно-загримированный и хорошо-подготовленный сотрудник «Эскадрона»: ждёт не дождётся, когда к нему в гости заглянет подлый убийца. Ну, и ещё пара дельных ребятишек его страхуют. Как и полагается…. Я знаю, что твоя Инэс улетела в Мендосу. Абсолютно правильное и выверенное решение. Там, конечно же, ей будет гораздо безопасней. Более того, я уже отзвонился «двойнику» Грегори и попросил его — максимально-надолго задержать мою юную родственницу в городе. То бишь, поинтриговать, заинтересовать, покапризничать, в конце-то концов…
— Спасибо за помощь и заботу.
— Не за что…. О чём мы ещё поговорим?
— Расскажи, пожалуйста, как оно всё было, — попросил Роберт. — Ну, тогда, в 1956-1958-ом годах. Чем больше, тем лучше. О чём помнишь, о том и рассказывай. Ничего не пропуская и не забывая о мелочах.
— Попробую, конечно. В том смысле, что постараюсь перехитрить-превозмочь коварный старческий склероз…. Только, сугубо для начала разговора, предлагаю выпить. Ну, за неожиданную встречу. А также за родство наших Душ…. Как ты, Робби, относишься к выдержанному ямайскому рому?
— Сугубо положительно.
Они выпили по чарке, зажевав подсолёными орешками кешью и тонкими ломтиками копчёного бекона, ещё выпили, перекурили, и только после этого старик приступил к рассказу…
Цветастое повествование, чередуясь с уточняющими вопросами, длилось и длилось.
«Ну, и ничего себе!», — время от времени восторгался зачарованный внутренний голос. — «Какие, однако, необычные события происходили тогда. Упасть и не встать. Даже лёгкие завидки берут…. А наш, братец, общий с тобой дедуля — молоток. Орёл натуральный! Вернее, орлан белохвостый… Достойную молодость прожил. Однозначно, достойную…».
Ознакомительная версия.
