Гробовщик — совершенно машинально — протянул руку и выключил радио. Как будто ничего не было.
Услышанное не укладывалось в голове. Он сидел не двигаясь, не дыша. И только спустя минуту осознал смысл происшедшего.
— Вот такие дела, — вслух произнес он.
Испанец не слушал радио. В этот момент он думал только о себе.
— Ты ведь отвезешь меня на вокзал, а? Посадишь на поезд?
Гробовщик медленно повернул голову и посмотрел на него. Лицо детектива ходило ходуном, зато движения были замедленные, как у лунатика.
— Ты такой же, как они, — проговорил он срывающимся голосом. — Сегодня ты еще куришь травку, а через месяц-другой колоться начнешь. Ради наркотиков воровать будешь, грабить и убивать, как они.
Голос у Гробовщика становился все громче, а Испанец, напротив, с каждым его словом словно бы уменьшался в размерах.
— Я никого не ограбил, — заскулил он, забившись в угол машины. — И ничего не украл. Я просто работал на Папашу. И никому ничего плохого не сделал.
— Покамест я тебя не убью, — сказал Гробовщик. — Но и отпустить — не отпущу. Ведь ты единственный из их банды, кого мне удалось сцапать. Если же нам с тобой и у мадам Грош ничего не обломится — я тебе не завидую. Вылезай.
Гробовщик вышел из машины и, обходя ее, вдруг испытал странное чувство, как будто из парка за ним кто-то следит. Он ступил на тротуар, повернулся направо и, почти одновременно развернувшись и выхватив из промасленной кобуры револьвер, окинул взглядом противоположную сторону улицы, вдоль которой тянулся низкий каменный парапет, а за ним, на горе, за скалистой, поросшей густым кустарником территорией парка, мерцали огоньки Гамильтон-террас.
По тротуару прогуливались парочки, а в парке на скамейках еще сидели пожилые люди в рубашках с короткими рукавами и полотняных платьях. С наступлением темноты жара не спадала, и уходить домой не хотелось. Как Гробовщик ни вглядывался в погруженные во мрак каменистые дорожки парка, ничего подозрительного он не заметил.
— Мне уже привидения мерещатся, — вслух проговорил он, спрятал револьвер обратно в кобуру и, подталкивая Испанца в спину, направился к стеклянной двери жилого дома.
Это был старый, но хорошо сохранившийся дом с лифтом. Мадам Грош, Гробовщик запомнил это, жила на последнем этаже. Входная дверь оказалась на замке. Гробовщик пробежал глазами по списку жильцов и в конце концов нажал кнопку домофона против таблички «Дж. С. Дуглас. Доктор медицины».
Услышав в микрофон голос доктора, Гробовщик быстро затараторил:
— Доктор, осмотрите меня. Я вляпался в историю.
— Успеется, — отрезал доктор. — Завтра утром приходите.
— Завтра будет поздно. У меня свидание. Я заплачу, чего боитесь? — Гробовщик старался говорить погрубее.
— А кто вы такой? — поинтересовался доктор.
— Эл Томпсон, — ответил Гробовщик, назвавшись именем знакомого сводника.
— За ночь, Эл, я все равно тебя не вылечу. Два дня как минимум.
— Дайте мне, черт возьми, все лекарства сразу. Связался сдуру с одной блядью — от нее и подцепил. Не убивать же ее теперь?
Слышно было, как доктор хмыкнул, а потом сказал:
— Ладно, Эл, подымайся. Попробую тебе помочь.
Замок, щелкнув, открылся. Гробовщик распахнул дверь и втолкнул Испанца в вестибюль. Они сели в лифт и поехали на последний этаж.
Дверь мадам Грош была покрыта черным лаком и находилась прямо против лифта.
— Бывал здесь? — спросил Испанца Гробовщик.
— Да, сэр. По поручению Папаши. — Парень дрожал всем телом, как будто и ему тоже померещились привидения.
— Звони, — сказал Гробовщик, а сам отошел в сторону и прислонился к стене.
Через некоторое время, далеко не сразу, изнутри со слабым хлопком приоткрылся глазок. Испанец увидел в нем свое собственное сплюснутое отражение.
— Чего тебе, парень? — Женский голос за дверью был злой, раздраженный.
— Это я, Испанец. Меня Папаша послал.
— С того света он тебя, что ли, послал? Говори, зачем пришел?
Гробовщик понял, что свалял дурака.
— Мы вдвоем, — сказал он, подходя к двери.
Он по-прежнему был в берете, и мадам Грош поэтому его не сразу узнала:
— Господи, Эд, это ты? Какими судьбами?
— Поговорить надо.
— Чего ж тогда сам не позвонил? Зачем взял с собой этого сопляка?
— Для страховки.
— Ладно, пущу тебя, но не как полицейского, учти.
— Меня ж из полиции уволили. Ты что, не знаешь?
— Слышала.
На двери было два замка, нижний и верхний. Оба действовали совершенно бесшумно, и Гробовщик даже не заметил, как мадам Грош их отперла.
— А этот босяк пусть на лестнице подождет, — поставила условие она.
— Нельзя, он — мой талисман.
Мадам Грош окинула Испанца брезгливым взглядом и отступила от двери, чтобы тот, входя, нечаянно к ней не притронулся.
По обеим сторонам широкого короткого коридора находились две закрытые двери, двустворчатая стеклянная дверь посередине вела в гостиную, а слева куда-то уходил узкий коридорчик. Из гостиной доносились приглушенные мужские и женские голоса, звуки джаза. В квартире, точно в церкви, стоял слабый запах ладана. Все дышало подчеркнутой респектабельностью.
Заперев за ними оба замка, мадам Грош впустила их в правую дверь, и Гробовщик, вслед за Испанцем, очутился в маленькой гостиной, которая использовалась совсем для других целей. Вдоль стены, за низким стеклянным столиком для коктейлей, на котором были веером разбросаны порнографические журналы, находилась низкая кушетка, снабженная всевозможными устрашающего вида ремнями. Напротив кушетки стояли два кресла с подставкой для ног недвусмысленного назначения. Под окном, между телевизором и радиоприемником, был установлен кондиционер. В трехъярусном книжном шкафу стояли неприличные статуэтки, а на стене, друг против друга, висели две написанные маслом обнаженные натуры: грудастая негритянка и богатырского сложения негр, которого богато одарила природа. Кондиционер был выключен, и в воздухе стоял сладковатый запах опиума.
Мадам Грош вошла в комнату вслед за ними, заперла дверь и дежурно-похотливым взглядом окинула искаженное судорогой лицо Гробовщика.
Это была полногрудая аппетитная креолка с томным взглядом сонных карих глаз, с черными, затянутыми в пучок волосами и пробивающимися над верхней губой черными усиками. На ней были ярко-красное вечернее платье с открытой спиной и глубоким вырезом, черные туфли «в сеточку» на высоком каблуке, на шее и на пальцах переливались драгоценности. На вид мадам Грош было никак не меньше сорока пяти, однако сохранилась она отлично. Впрочем, тембр ее голоса совершенно не соответствовал ее томному взгляду.
— Что тебе надо, Эд? Предупреждаю заранее: публика у меня приличная, уголовщиной и не пахнет.
— Пришел задать тебе пару вопросов, — сказал Гробовщик хриплым голосом. — Не вздумай только мозги мне пудрить.
От внезапно нахлынувшей ярости ее лицо почернело.
— А не много ли ты на себя берешь, черномазый ублюдок… — начала было она, но тут в дверь постучали.
— Это я, Джинни, — послышался из прихожей ровный, без модуляций, голос. — Интересно, кто-нибудь меня отсюда выпустит?
— Одну минутку, милочка, — мгновенно переменив тон, сказала мадам Грош и двинулась было к двери, но тут вдруг обнаружила, что у нее запрокинута назад голова, в спину уперлось колено, а к горлу приставлено лезвие ножа.
— Выглянешь наружу и позовешь ее сюда, — прошептал ей на ухо Гробовщик, подтащив ее за волосы к двери и немного опустив колено, чтобы она могла двигаться.
Мадам Грош не шелохнулась. Ее лицо превратилось в черно-серую маску, вены на висках пульсировали, точно артезианские насосы. За эту минуту она постарела лет на двадцать.
— Ты сильно рискуешь, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — В гостиной сидят мой телохранитель Самец и муж, у мужа в кармане пушка сорок пятого калибра, а в ящике комода припрятан дробовик с отпиленным стволом. С ними сыч Рамсей, он тоже вооружен. Тебе мало?
— Я давно подозревал, что Рамсей подкуплен, — прохрипел Гробовщик.
— Правильно подозревал.
— Да, но тебе-то я перерезать глотку всегда успею.
Кивком он сделал Испанцу знак, чтобы тот открыл дверь, но парень от ужаса не мог рукой пошевелить. Его расширенные тусклые зрачки уставились в одну точку, лицо приобрело землистый оттенок.
— Никого я звать не буду, — прошипела мадам Грош.
— Тогда прощайся с жизнью, — сказал Гробовщик и еще дальше запрокинул ей назад голову.
Мадам Грош покосилась на Испанца, а затем, повысив голос, сказала:
— Сейчас, Джинни, иду.
Скрипнула ведущая в гостиную дверь, и из прихожей раздался мужской голос:
— Что такое, детка? Самец, пойди посмотри, что там делается. — Последнюю фразу он произнес тише.
