Жена стояла по ту сторону вишен. Синие глаза потемнели. Леонидов понял: сгустились грозовые тучи. Им недовольны.
— Саша, я включал им насос, — виновато сказал он.
— Да? Такие беспомощные?
— Они женщины городские, привыкли, что вода льется из крана, стоит лишь вентиль открыть. Их можно только пожалеть.
— А меня? Я какая? Живу здесь одна целую неделю и не зову на помощь никаких мужиков. Подумаешь, цацы! Дамы из высшего общества! А ты, как дурачок, и побежал, только тебе свистнули!
— Саша!
— Замолчи! Где ты болтаешься целую неделю? С кем?
— Да почему я должен оправдываться? — Он разозлился. Обидно было не то, что подозревав ют, а то, что повода для ревности абсолютно не было, — Все беременные такие нервные?
— А все мужики такие сволочи?
— Да ты что?! С чего вдруг?!
— Если еще раз там тебя увижу…
— Ультиматумы будешь ставить?! А чтобы не убежал, будет двое детей?! Все бабы так делают: свяжут по рукам и ногам, а потом права качают?!
— Да ты после этого…
— Уеду после этого. Дура!
Он побежал в дом за штанами. Саша зарыдала. Леонидов уже с трудом верил в то, что эта ревнивая истеричка — его любимая жена. Он психанул и сел в машину. Она не права. Значит, должна его остановить. Мотор взревел, «Жигули» выехали из ворот, краем глаза Алексей заметил, что жена за ним не бежит и останавливать не собирается.
«Дура! Ну и пусть! Сколько можно меня пасти? И что я такого сделал? Показал женщинам, как включать насос! "Я тут целую неделю одна, мне никакие мужики не помогают…" А я там один, по такой жаре! Вкалываю, как проклятый, а вместо покоя по выходным сплошные истерики. Туда не ходи, этого не делай. Как бычок на веревочке! Надо мне? Друзья убегают, едва ее завидев, на бабу другую не посмотри. Что я, не мужик? Как будто сейчас же полезу на какую-нибудь. Дура!»
…До вечера он болтался по Москве, домой не хотелось, возвращение на дачу унизило бы его в собственных глазах. Алексей съездил в центр, зашел со злости в итальянский ресторан пообедать. Одна его знакомая из прежней жизни, той, что до женитьбы, была большой любительницей пиццы. Потом он приезжал сюда и с женой, когда стал зарабатывать приличные деньги в «Алексере», но Саше не понравилось. Она не любила рестораны. Его именно это и привлекало. Домашняя, уютная женщина, хорошая жена, замечательная мать…
Теперь он сидел за столиком один и злость постепенно проходила.
«Ладно… Завтра поеду мириться. Не разводиться же из-за ерунды. Развестись с Сашкой? Смешно. Она — моя женщина. Столько лет ждал, своего счастья, и — нате! Так почему? Наверное, нервы. Работа. Да еще этот писатель. С его непонятной книгой. "Смерть на даче". Чтоб его…»
Алексей вспомнил, что в восемь часов вечера его ждет Михин. Теперь ему не хотелось ехать к Алле. И вновь заниматься делом Клишина. Но обещал ведь! «Может, дома еще у Гончаровых никого не будет?» — с надеждой подумал он. Но, увы! Алла была дома. Сначала она не поняла, что за люди к ней пришли, чего хотят. И долго не пускала в квартиру, возмущалась, пробовала кому-то звонить. Появление участкового все расставило по местам. Михин действовал как лицо официальное, и хозяйка смирилась. Она села в кресло, закинула презрительно ногу на ногу, закурила длинную коричневую сигарету и заявила:
— Ищите. Здесь все равно ничего нет.
Ампулу с разложившимися остатками безвредного теперь цианистого калия нашли в том самом кармашке дамской сумочки, в котором, как описал Клишин, лежали и старая губная помада, и носовой платок, пахнущий жасмином. Алла Константиновна больше удивилась, чем испугалась. Соседи — понятые расписались в протоколе и ушли. Ушел и участковый.
— И что теперь вы со мной сделаете? — спокойно спросила женщина, когда за ними захлопнулась дверь.
— Можем задержать по подозрению в убийстве Клишина. До выяснения, — сказал Михин, присаживаясь напротив.
— То есть отправите в тюрьму? — уточнила: хозяйка, доставая из пачки еще одну длинную сигарету.
— Боюсь, улик недостаточно, — признался Михин. — Если Клишин так точно описал, где именно находится ампула, значит, он сам вам ее и подбросил.
— Хорошо, что вы это понимаете. Алексей стоял у окна, и слушал, как Михин допрашивает женщину. Вернее, ведет диалог. Тайком он рассматривал хозяйку, пытаясь понять, что она за человек? Соврал Клишин или на этот раз написал правду?
— Какие отношения были у вас с Павлом Клишиным? — спросил Михин. — Э-э-э…. Алла Константиновна?
Она тонко улыбнулась.
Это, без сомнения, была сильная женщина. Она не ревела по пустякам, не взывала к справедливости, не отчаивалась, а если и плакала, то в одиночку, по ночам, закрывшись с головой подушкой, чтобы даже стены не видели, как временами она слаба. Ее белые волосы были уложены в высокую прическу, загорелый лоб открыт, а тонкие темные брови словно начерчены угольком. Лицо правильное, пропорции поистине классические. Однако — холодна. Смотреть на нее приятно, но сердце не дрогнет, не забьется.
— А что вам за дело до моих отношений с Павлом? — спросила Алла Константиновна, затягиваясь сигаретой.
— Вы одна живете? — Михин огляделся.
— Нет. С мужем и его племянницей.
— И где они?
— Муж пишет научную работу в деревне, ему нужна тишина, — усмехнулась женщина. — Племянница готовится на той же даче к очередному экзамену в институте.
— Так откуда же у вас эта ампула?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Я не употребляю таких лекарств.
— А это и не лекарство, Алла Константиновна. — Михин посмотрел на Леонидова, словно ожидая, что тот возьмет инициативу на себя, но Алексей пока молчал. — И не делайте вид, что вы этого не знаете. Это яд, которым отравили вашего любовника.
— Да? И что?
— Он оставил письменные показания, в которых прямо указывает, что вы были в тот вечер у него на даче, поссорились с ним и бросили в бокал с вином яд.
— Я что бросила? Яд? В бокал с вином? Как романтично! Ах, Паша, Паша, милый мой, ты неисправим! Отравить вино, как это тривиально!
— Откуда у вас ампула? — продолжал настаивать Михин.
— Не знаю. Вы же сами сказали, Клишин мог ее подбросить. Скорее всего, так и было.
— Но на даче вы были?
— Да. Была.
— За Клишиным следили?
— Что? Я ему не жена! Следить за ним? Зачем?
— Разве вы не ревновали его?
— Пашу? К чему? К тому, что он слишком красив, чтобы не иметь любовниц, кроме меня? Не смешите! Я прекрасно знала, что не одна у него! Меня это устраивало.
— А зачем на дачу поехали?
— Он сам позвонил и меня пригласил. Сказал, что будет один. И что соскучился. Мои домочадцы, вернее, эти бестолковые чада предпочитают скрываться от людей в лесу, а мне надо работать. Надо кормить семью. Я тоже иногда хочу отдохнуть. Паша пригласил, я поехала, что ж тут такого?
— Зачем поехали?
— А зачем женщина, у которой муж на двадцать лет старше, лысый и толстый, едет к молодому и красивому мужчине?
— Так вы были его любовницей?
— Я люблю красивые дорогие вещи и в состоянии их оплатить.
— Он брал у вас деньги? — вмешался наконец Алексей.
— Ну, скажем, не отказывался. Конечно, не деньги — подарки, и весьма дорогие. Деньги брал только на машину, когда ему не хватило.
— Разве не на гонорары он ее купил?
— Смеетесь? Какие гонорары способны оплатить такую машину, как «Тойота»? Если только бестселлер написать! Клишин бестселлеров не писал. Платили ему мало. Разумеется, всю сумму я не могла ему дать. Но добавить… — Алла Константиновна вздохнула. — Мне хотелось оставить его при себе.
— А что ваш муж?
— Мой муж, как всегда, молчит. И закрывает на все глаза.
— Много вы передарили Павлу Андреевичу дорогих вещей? — с интересом спросил Алексей.
— Он того стоил. Очень красивый мужчина, умел быть обаятельным, поддержать компанию, иногда говорил весьма забавные вещи.
— Забавные?
— Это из той области чувств, которая для меня закрыта.
— А как насчет вашей последней ссоры?
— А что вы хотите? Я приезжаю с определенным настроением, с определенной целью, а там какая-то корова выясняет с ним отношения по поводу внебрачного ребенка! Потом приезжает ее дебильный муженек, дело доходит чуть ли не до драки! Я сериалы по вечерам не смотрю, некогда, мелодрамы тоже не уважаю, но если захочется, куплю в киоске кассету. Зачем мне видеть это в доме собственного любовника и терять драгоценное время?
— Вы звонили Солдатову домой и сообщили, что его жена на даче у Клишина?
— Кому звонила? — удивленно спросила Алла Константиновна.
— Мужу Любови Николаевны.
— Ах, да! Простите, имени его не помню. А почему я должна ждать, когда этой женщине надоест беседа с моим любовником и надоест ли вообще?
— Значит, вы из-за этого поссорились?
