Гаврилыч вытер двумя пальцами уголки губ.
— Сижу, не дышу. Смотрю: на заборе человек появился. И не просто человек, а женщина.
Вася затаил дыхание.
— У вас отличное зрение, — сказал я, прикинув расстояние от кустов до забора.
— Да нет, — отмахнулся рассказчик, — зрение неважное. У нее волосы были длинные, до пояса. Поэтому и признал, что женщина.
— Красивая? — жадно спросил Вася, изнемогший от ожидания.
— Красивая, — подтвердил Гаврилыч неторопливо. — Только это я потом увидел, когда она близко подошла.
Вася закатил глаза и тихо застонал. Я с удивлением посмотрел на мужика. Надо же, какой впечатлительный! Что ж он, никогда голых женщин не видел?
— В общем, спустилась она по веревке вниз, — продолжал Гаврилыч, — и сюда побежала. В кусты, значит.
— Прямиком к тебе, — игриво намекнул Вася. — Ты, надеюсь, не сплоховал?
Я снова посмотрел на него, но уже с некоторой брезгливостью. Чехова он читает, как же! Да он дальше «Плейбоя» в своем интеллектуальном развитии никогда не продвинется!
— А я не ущербный, чтоб на женщин из-за кустов бросаться, — ответил Гаврилыч с неожиданным спокойным достоинством. — Предпочитаю женщине сначала понравиться, а потом ее в постель приглашать.
Я посмотрел на мужчину с уважением. Молодец, ничего не скажешь!
Вася смутился.
— Я пошутил, — объяснил он.
— Я так и понял, — ответил рассказчик. — Так вот, подбегает она прямиком ко мне. Я удивился, думаю: неужели она нас с Абреком заметила? Включил фонарик, она вздрогнула и остановилась. А Абрек снова гавкнул, негромко так, дружески. И даже хвостом завилял, кобель несчастный.
Гаврилыч усмехнулся и покачал головой.
— Она остановилась, заслонила глаза от света. Потом руку опустила и посмотрела на меня.
Гаврилыч сделал паузу.
— Красивая, до жути, — признал он смущенно. — Волосы длинные, рыжие, до пояса, глаза зеленые, как у ведьмы. Я даже остолбенел от удивления.
— И голая, — подсказал Вася.
— И голая, — согласился Гаврилыч. — Только я это не сразу заметил.
— Почему? — удивился Вася.
— Говорю же, красивая, — ответил Гаврилыч. — От лица взгляда не оторвать. Постояла она так секунду, потом усмехнулась и палец к губам приложила…
Гаврилыч повторил жест женщины.
— Постояла немного, развернулась и пошла через кусты к пляжу. Тут я заметил, что она…
Гаврилыч кашлянул.
— Ну, без одежды, — пояснил он смущенно.
Вася снова закатил глаза.
— А по дороге она Абрека по голове потрепала. Небрежно так, мимоходом…
И Гаврилыч посмотрел на нас, выразительно расширив глаза.
— Представляете? Взяла и потрепала чужого пса!
— Ну, и что в этом такого? — не понял я.
— Абрек мой не любит, когда его чужие руки трогают, — пояснил Гаврилыч. — Даже укусить нахала может.
— Укусил? — спросил я.
— То-то и оно, что нет. Даже хвостом завилял, кобелина немытый!
Я тихо рассмеялся.
— Вот вы смеетесь, — укорил меня рассказчик, — а я думаю, что с этой девицей что-то нечисто. Ведьма, самая натуральная. Не могут чужие до Абрека безнаказанно дотрагиваться!
— Да нет, — возразил я неохотно. — Она не ведьма. Просто у женщин есть какое-то особое свойство общаться с животными. Истории известны случаи, когда женщин не трогали даже опасные хищники.
— Да? — поразился Василий.
— Да, — подтвердил я. — Женщины ближе к природе, чем мужчины. Так что, никакая она не ведьма, да и Абрек ваш самый нормальный пес. Если бы женщина попыталась на вас напасть, он бы сам на нее бросился. Но она ничего такого делать не собиралась, и пес это почувствовал. Отсюда и его лояльность.
— Даже заскулил, мерзавец, — недовольно пожаловался Гаврилыч. — Когда она отошла на приличное расстояние.
— А куда она потом пошла? — спросил я жадно.
— Говорю же, в сторону пляжа. Там темно, ничего не разглядишь…
— Понятно, — сказал я и задумался.
Что ж, если сопоставить два и два, получится, что Егор со своими проблемами решил разобраться без помощи нашего государства. Что-то мне подсказывает, что хозяин «новорусского» теремочка пребывает сейчас в ожидании своего последнего суда. И безо всякой надежды на адвокатов.
Словно подтверждая мои мысли, ворота широко распахнулись. Мимо нас проплыла каталка с каким-то длинным свертком, наглухо застегнутым «молнией». Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: повезли покойника. Мы проводили каталку зачарованным взглядом.
— Ничего себе, — выдохнул Василий.
А я подумал, что не хотел бы повстречаться с этой рыжеволосой красоткой ни в каком виде: ни в голом, ни в одетом.
По-моему, эти встречи плохо сказываются на мужском здоровье.
— Ты должен все рассказать милиции, — сказал Гаврилычу законопослушный Василий.
— Спросят — расскажу, — спокойно ответил тот. — А сам не пойду.
— Почему?
— Мне этот тип не правился, — сказал Гаврилыч, кивнув на каталку, которую запихивали в «Скорую». — Он меня два раза грязью обрызгал, когда мимо проезжал. И на морде его раскормленной было написано, что все мы для него грязь под колесами. Так что, мне его не жалко.
Гаврилыч подумал и застенчиво добавил:
— А девица мне понравилась. Красивая такая… Жалко будет, если поймают.
«Не поймают, — подумал я. — Если эта девица как-то связана с той историей, о которой я думаю, то ее никогда, и никто не поймает». И еще я подумал, что у наших граждан своеобразное представление о справедливости и гражданском долге.
Мы разошлись по домам примерно минут через десять. Покойника увезли, ничего нового и интересного происходящее не обещало.
— Да, вот это жизнь, — сказал впечатлительный Вася, от которого я не смог избавиться по дороге домой. — Прямо как в романе.
Я промолчал.
— Почитать хочется что-то подобное, — не отставал Вася. — Антон Николаевич! Посоветуйте, что мне почитать?
— Почитайте рассказы Бунина, — ответил я, не успев подумать.
— Интересные?
Я вспомнил эротическую направленность некоторых из них и ответил:
— Вам понравится. Вы же любитель классики.
— Ну, да, — согласился Виталий, но без всякого энтузиазма.
Я вошел в свой двор, пресек попытки Василия напроситься в гости и запер ворота. Пошел не в спальню, а на кухню. Включил электрочайник, уселся за стол и растер виски.
Да, Егор времени даром не теряет. Конечно, не гарантия, что смерть хозяина теремочка как-то связана с моим недавним гостем, но отчего-то я уверен, что это так. И еще я уверен, что блокпост на дороге прекратил свое существование.
Я вспомнил желторотого Виталика, которому вчера подписал книжку, и поежился. Жалко парня. Не успел он заматереть, как твердолобый Сеня. Еще мог бы нормальным человеком стать.
Чайник отключился. Я встал и бросил в чашку пакетик заварки. Залил его кипятком и вернулся на место.
Спать не хотелось. Поэтому я допил чай, пошел в кабинет и включил компьютер. Вообще-то, ночью мне работается плохо, я типичный «жаворонок». Но сегодня что-то сместилось в моем мироощущении, и часа полтора я увлеченно стучал по клавиатуре. Написал еще десяток страниц, вырубил машину. Откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Ночная темнота разбавилась небольшой порцией света и стала не такой непроглядной. Я взглянул на часы. Половина шестого.
Я потянулся, вылез из-за стола и отправился в спальню. Поработал я славно, сегодняшний день можно посвятить изучению дневника прадеда. Мысль не вдохновила, и я зябко передернул плечами. «В конце концов, это твой предок, — укорил меня внутренний голос. — Мог бы проявить к нему больше интереса».
Я не встал вступать в полемику. Добрался до спальни, быстро разделся, улегся в кровать. Накрылся пледом и мгновенно провалился в сон.
Безо всякой «настоечки».
Проснулся я довольно поздно: в одиннадцать.
Немного повалялся в постели, но быстро соскучился по нормальной трудовой жизни. Поднялся, залез под душ, привел себя в порядок и оделся.
Насвистывая под нос что-то попсовое, спустился на кухню. Долил воду в чайник, включил подогрев. Открыл дверцу холодильника и внимательно оглядел его содержимое. Так, рыба мне уже надоела. Ограничусь стандартным набором холостяка: бутербродами с ветчиной и сыром.
Я нарезал ветчину сочными аппетитными ломтями, добавил на тарелку несколько кусочков мягкой ломающейся брынзы. Вымыл пару огурцов с помидорами, порезал хлеб. Уселся за стол и окинул яства удовлетворенным взглядом. Хорошо!
Но не успел я насладиться предвкушением спокойного завтрака, как в ворота кто-то требовательно постучал. Я вернул на тарелку ломтик ветчины и замер. Может, померещилось? Глюки на почве вчерашних происшествий? Или это милиция начала свой обязательный обход?
