Но меня не смогли найти. Вы пребывали в смятении, и эта неудача чрезвычайно расстроила вас. Вы начали вновь сомневаться в собственном душевном здоровье и в разумности своего плана. Вдобавок прислуга стала интересоваться запертой спальней. Мысль о лежащей там покойнице так вас пугала, что вы решились на поистине безумный шаг: перенесли тело жены на болото, даже не осмотрев его предварительно.
Наконец, поздно ночью я все-таки пришел, к вам вернулась уверенность, и вы с наслажденьем поведали мне свою историю. Однако к вашему глубокому разочарованию я заявил, что кое-какие обстоятельства указывают на присутствие третьего лица. Для вас это было совершенно нежелательно! Но вы подумали, что, коль скоро допустили ошибку, перенеся тело на болото, возможно, мне удастся сгладить углы, поэтому-то вы и согласились отложить поездку в канцелярию округа и предоставили мне полную свободу действий в поимке истинного преступника, полагая, что, поскольку убийство совершили вы сами, такового просто не существует.
Все складывалось наилучшим образом. Правда, вы не получили удовольствия, убив жену собственными руками, но, с другой стороны, оказывались еще более трагическим героем. Ваша обожаемая супруга была зверски убита! Не сомневаюсь, что в ближайшие годы ваша слава выдающегося поэта достигнет невиданных высот. Конечно, сказка о лакированной ширме пропала впустую, зато теперь возникает образ безутешного влюбленного —тоже очень красиво! Ваши стихи не станут лучше, но люди будут говорить, что вы никак не можете оправиться от страшного удара, погубившего ваше счастье. Все будут сочувствовать и ценить вашу работу пуще прежнего. Не удивлюсь, если вы станете первым поэтом империи, Тэн! – Судья Ди, немного помолчав, утомленно вздохнул: – Вот все, что я хотел вам высказать, Тэн. Разумеется, все, что я узнал о вас, навсегда останется тайной. Но не надейтесь, что я когда-нибудь еще стану читать ваши стихи!
В комнате надолго воцарилось молчание. Только шелест листвы в саду нарушал тишину.
– Вы очень обидели меня, Ди. Неправда, что я не любил свою жену! Я питал к ней самые нежные чувства, и только то, что я не мог иметь потомство, омрачало мое счастье. Измена Серебряного Лотоса разбила мое сердце. После этого я действительно оказался на грани безумия. Именно во время долгих одиноких раздумий, пребывая в глубочайшем отчаянии, я и придумал ужасную сказку о лакированной ширме. Вы сами признали, что я имел полное право убить изменницу, но не сделал этого, а поскольку признание Кунь-Шаня закрыло дело, было вовсе не обязательно и даже излишне говорить мне такие слова. Даже зная, что история о лакированной ширме – выдумка, вам следовало проявить сострадание к убитому горем мужу, а не выставлять напоказ все мои недостатки и слабости и глумиться над ними. Вы глубоко разочаровали меня, Ди, ведь мне всегда описывали вас как милосердного, доброжелательного и справедливого человека, а унижать и оскорблять меня лишь для того, чтобы блеснуть остроумием, – зло и жестоко. Несправедливо поливать меня грязью, заявляя, будто я ненавидел жену, и объясняя совершенно необоснованное вмешательство в мою личную жизнь какими-то надуманными причинами, без каких-либо весомых доказательств.
Судья Ди повернулся лицом к Тэну, смерив его презрительным взглядом, холодно отчеканил:
– Я никогда никого не обвиняю без доказательств. Ваше первое появление в доме у Западных ворот было полностью оправданно: вы хотели удостовериться в измене жены. Если бы вломились к ним и убили обоих на месте, бросились бежать и покончили с собой или совершили любое из тех безумий, на которые способны отчаявшиеся люди, я бы поверил, что вы любили жену, н, во всяком случае, считал вас невиновным. Однако вы опять пришли в этот дом к подглядывали за ними. А это бесспорное свидетельство вашей порочности, каковое и стало для меня самым весомым доказательством. Прощайте!
Судья Ди поклонился и вышел.
Он нашел Чао Тая во дворе судебной управы, где тот ждал, взяв под уздцы двух лошадей.
Мы действительно возвращаемся в Пэнлай, почтенный господин? – спросил он. —Но ведь вы пробыли тут всего два дня!
– Этого вполне достаточно, – коротко бросил судья, прыгая в седло.
Из города они выехали через Южные ворота. Кони мягко ступали но песчаной дороге, и судья вдруг услышал, как что-то хрустнуло у него в рукаве. Он сжал круп лошади коленями и, пошарив за обшлагом, достал футляр с последним красным визитным листком с надписью: «Шэн Мо, торговый посредник». Ди разорвал его и, взглянув на обрывки бумаги, пустил их по ветру.
Какое-то время красные точки кружились за хвостом лошади, а потом медленно осели вместе с пылью.
