Ознакомительная версия.
Надя стала готовить ужин, продолжая размышлять. Начала накрывать на стол и вдруг поймала себя на мысли, что когда-то с таким же старанием делала это, ожидая мужа, и была счастлива. Теперь все изменилось. Да, она опять ждет Сашу, ждет с нетерпением, только душа не замирает, и сердце не бьется учащенно от предчувствия: вот сейчас Холмогоров появится и обнимет ее.
Время бежало, бывший муж все не шел, но Надя не садилась ужинать в одиночестве. Наконец посмотрела на часы – около девяти вечера. Вполне возможно, Саша не придет сегодня. Не придет впервые с того дня, как вернулся в Питер. Не придет именно тогда, когда действительно нужен.
Надежда взяла телефон и набрала номер его телефона.
Холмогоров долго не отвечал. Она продолжала ждать, прижав трубку к щеке. Наконец Саша отозвался:
– Прости, музыка в машине гремела, не слышал звонка.
– Ты приедешь сегодня? Мне надо с тобой поговорить.
– Я как раз паркуюсь под твоими окнами.
Он появился опять с цветами, хотя и без того в каждом углу стояли принесенные ранее букеты.
– Бровкиной нет? – спросил тихо. И, услышав ответ, рассмеялся: – Надеюсь, Кудре повезет больше.
Александр сел за стол, и они ужинали вдвоем, как когда-то. Холмогоров рассказал, что на студию сегодня приходил консультант из полиции со своими замечаниями по сценарию. Разговор коснулся недавнего убийства чиновника, и полицейский сообщил, что версий у следствия более чем хватает, а это значит, что раскрыть преступление будет крайне сложно. Но сам консультант считает, что оно связано со служебной деятельностью Ивана Семеновича. Хотя кому муж Бровкиной сумел так навредить, что люди пошли на убийство, совсем непонятно.
– Саша, – перебила его Надя, – у меня к тебе просьба.
– Почту за счастье исполнить любую.
– Не торопись обещать…
Она сделала паузу. В последний момент ей показалось, что просить Холмогорова нельзя, но потом все же сказала:
– Дело в том, что мне нужны деньги.
– И только? – рассмеялся бывший муж.
– Мне нужно много денег.
– Много денег каждому надо. – Он пристально посмотрел на Надю. – Какая сумма требуется?
– Точно пока не знаю. Может быть, тридцать или даже сорок тысяч евро.
Холмогоров кивнул, показывая, что расслышал все правильно, и замолчал. Но ненадолго. Надя уже готова была услышать: «На что тебе такие деньжищи?» А Саша еще раз кивнул.
– Хорошо. Могу даже дать больше. И стану отдавать тебе до копейки все, что зарабатываю, но только после того, как ты снова станешь моей женой.
На самом деле она предполагала, что все кончится этим. А значит, обратилась к нему зря.
– Пойми, – продолжал Саша, – сейчас ты одна, и я один. Время идет, вполне может быть, ты встретила бы кого-то, а вот мне, кроме тебя, никто не нужен. Допустим, ты бы встретила… А вдруг нет? Что тогда? Неужели тебе не хочется иметь мужем человека, который любит тебя и которого ты прекрасно знаешь? Да, я совершил в прошлом чудовищную ошибку и пытаюсь ее искупить. Разве до того злосчастного случая нам было плохо вместе? Разве мы не жили душа в душу? Грех так говорить, но даже хорошо, что так произошло. Потому что я потом каждую секунду проклинал себя за слабость. Ненавидел себя и проклинал. Такое не повторится никогда! Подумай, Наденька: отвергая мою любовь, ты отвергаешь все хорошее и светлое, что было у тебя прежде.
Холмогоров встал и опустился перед ней на колени. Тут же, возле стола. Почти так же было уже однажды.
– Прости меня, Надя. Если колеблешься – подумай, я не тороплю с ответом.
– Хорошо, – согласилась она, – подумаю. К тому же я не знаю точно, сколько мне нужно денег.
Александр поднялся с колен и машинально отряхнул брюки, словно стоять пришлось в грязи.
Ужин вскоре закончился. Они перешли в гостиную и расположились перед телевизором: Надя в кресле, а Холмогоров на диване. На одном из каналов шла старая театральная постановка по повести Достоевского «Дядюшкин сон». В роли князя К. был Журавлев. Надежда смотрела спектакль с напряженным вниманием, что не помешало ей заметить, как Саша несколько раз осторожно косился на свое запястье, словно проверяя время. Это показалось более чем странным, ведь на стене висели большие часы в деревянном корпусе с фигурными стрелками. Холмогоров или спешил куда-то, или искал повод, чтобы остаться.
Спектакль длился долго, и красивые стрелки уже стремились соединиться на двенадцати часах, когда Холмогоров вдруг сказал:
– А помнишь, как я Павла играл?
– Какого? – не поняла Надя, чувствуя отчего-то, как холодеет у нее внутри.
– Павла Александровича Мозглякова, в студенческом спектакле. Ведь мы тоже ставили «Дядюшкин сон». Ты же была тогда в студенческом театре, сидела в первом ряду, а я играл только для тебя. И ведь неплохо играл!
– Да, – тихо произнесла Надя, – помню.
Очень скоро передача закончилась, часы показывали начало первого. Холмогоров снова глянул на свое запястье. Надя опередила его, многозначительно сказав:
– У меня завтра тяжелый день…
Александр поднялся.
– Завязывай с этой работой! Ты не обязана горбатиться там, можешь приходить и ничего не делать. Тебе вообще остался один день. Не забыла, что послезавтра получаешь расчет?
– Как послезавтра?
Саша вышел в коридор и начал обуваться.
– Я готов ждать сколько угодно, но себя ты пожалей.
Он посмотрел на нее, ожидая каких-то слов, однако Надя молчала.
Холмогоров стал надевать дубленку и, уже застегивая пуговицы, спросил тихо:
– Можно мне сегодня остаться у тебя?
– Сегодня – нельзя, – ответила Надежда. – Я должна решиться.
– Но это же не будет, как головой в омут. Мы уже проходили это…
– Именно поэтому…
Расчет Черкашина получила на следующий день. Причем выходное пособие оказалось даже больше того, на которое она рассчитывала. Получив и пересчитав деньги, Надя спросила главного бухгалтера:
– Вы не ошиблись?
И та ответила спокойно, без малейшей дрожи в голосе:
– Журнал ликвидируется, а потому тебе начислили за два месяца вперед.
Стало вдруг обидно и горько от того, что старый журнал, который распространялся в фойе всех театров много лет, еще когда Нади даже не было на свете, умирает. Тираж у него был большой, многие зрители приносили его домой вместе с программкой и билетом, потом хранили на какой-нибудь полочке или в ящике книжного стола, рядом с дорогими и нужными предметами, брали иногда в руки и перелистывали, вспоминая спектакль, актеров и тот особенный мир театра, который дарил атмосферу праздника. Да, очень обидно, что журнал закрывается. И происходит это именно тогда, когда из него уходит Надя Черкашина, словно она и есть главная виновница того, что случилось.
Домой спешить не хотелось. И никуда идти не хотелось, потому что все вокруг было плохо: умер журнал, общение с Бровкиной радости не доставляет (да и не доставляло никогда), Холмогоров зовет замуж, и его предложение, скорее всего, придется принять. Других ведь нет и не предвидится, а очень хочется семьи. Очень хочется, чтобы рядом был человек, который заботился бы о тебе, оберегал от всех неприятностей и боли… Да, пожалуй, она согласится. Потому что Павел – слепой. Павел не видит, как Надя его любит и как мечтает о нем.
Черкашина не поехала домой. Вернее, поехала и даже подошла к нему, но не свернула к подъезду, а потащилась куда глаза глядят. И неожиданно для себя самой оказалась рядом с домом Радецкой. Неподалеку от крыльца стоял автомобиль Павла, и тогда Надя бросилась к ступенькам.
Павел открыл дверь, приветливо улыбнулся и сказал, что не рассчитывал ее увидеть. А она ответила, что просто проходила мимо, заметила машину и решила узнать, что у него нового. Внук Елены Юрьевны пожал плечами:
– Да ничего, вероятно. Я скучно живу.
– И у меня тоже никаких перемен. Если не считать того, что ко мне пришел человек из Интерпола и сообщил, что Ван Гог не настоящий и вообще картина краденая.
– Надо же… – расстроился Павел. – А так похоже на подлинник.
– Увы, – развела руками Надя, – придется возвращать.
– А тот человек ничего не перепутал? Он хоть хорошо разбирается в живописи?
– Ему эксперты об этом сказали, а в музее Ван Гога подтвердили после дополнительного исследования. К тому же бывший владелец картины сообщил, что этих «Едоков» нарисовал его отец.
– Как хоть его фамилия?
– Владельца? – Надя пожала плечами: – Не знаю.
– Я про интерполовца спрашиваю.
– Томас Линдмарк, кажется. Он в Стокгольме живет… – ответила Надя, и ей стало обидно, что Павел интересуется всякой ерундой вместо того, чтобы узнать, как она к нему относится.
Теперь Холмогоров не сомневался в том, что все получится. Уломал-таки! Надя уже не говорит, что не хочет за него замуж. Видимо, ее нищета прижала. Интересно, на что ей понадобилось столько денег? Будь она уродина, решил бы – на пластику, чтобы сразу и лицо, и грудь, и живот. Но Надежда выглядит так, что впору для мужских журналов сниматься, только сама этого не понимает. Все вокруг видят и молчат. Дура Бровкина, когда тащила его в постель, шептала: «Я простая девушка, а у тебя жена красавица… Но я так мечтала о тебе! Буду любить тебя больше всех… я тебе такое покажу…» Ничего особенного не показала, только жизнь испортила, идиотка! Хотя это он сам дурак и идиот, что клюнул. Причем непонятно, на что клюнул и зачем. И сам жизнь себе испортил. Но, с другой стороны, уехал в Москву, где гораздо больше возможностей для проявления его актерского таланта. Теперь Надя поедет с ним в Москву, увидит новую квартиру, поразится…
Ознакомительная версия.
