был прорваться, а между тем мачо ничего не замечал или, что скорее всего, ему было фиолетово. В перерывах между затяжками он нажимал на буковки виртуальной клавиатуры – видимо, с кем-то переписывался.
Людмила вышла на улицу как раз в тот момент, когда баба Валя, нагнувшись к тележке, решительно впихивала в оттопыренный карман сумки просмотренную прессу, горя желанием выдать постороннему блондину все, что она думает о бесстыжей современной молодежи, и много прочего в этом же роде. Но не успела, а потом передумала.
Людмила остановилась напротив Феди и сказала: «Я готова». Федя встрепенулся, подскочил, сказал, рассовывая предметы по карманам: «Рад». Пенсионерка Свешникова после кратковременной оторопи ехидно поинтересовалась: «Это кто ж такой будет? Братик твой, что ль, а, Людк?» Люда, не повернув к ней головы, сказала: «Сыночек. Нагулянный по ранней молодости». Оставив старушку в неописуемой радости смаковать новость, развернулась и последовала к крошечной автостоянке возле бойлерной, где оставляла свой автомобиль. Тэд Слепнев пристроился рядом.
– Мы не похожи, – помолчав с минуту, выдал он нечто нелепое.
Людмила спросила иронично:
– А отчего вы так разволновались?
– Ничуть, – быстро ответил блондин.
– Я вспомнила совершенно точно, что Анисьин паспорт припрятала в несгораемом шкафу на работе. Нет нужды шарить по салону. Где вы оставили свой автомобиль?
Слепнев беспомощно закрутил головой.
– Я несколько запутался, извините. А зачем вам мой автомобиль?
Людмила тяжко вздохнула. Нет, ну какой из него злодей? Недоразумение, а не мужик. Хоть и с хипстерской бородкой.
– Мне ваш автомобиль ни к чему. Он вам самому понадобится – за моим следом ехать. К месту моей работы. Я первым номером, вы вторым. Так и доберемся. Если не возражаете.
– Э… Я вспомнил, что с другой стороны дома его оставил. Не подбросите?
Людмила, поразмышляв, проговорила:
– Залазьте. Но у меня не убрано.
Ей очень не хотелось сажать этого типа в свое авто, но и окончательно портить с ним отношения было неразумно. Все ж таки имелся шанс напроситься к ним с сестрицей в гости и проведать Анисью с Клашей, хоть призрачный, но имелся.
– А далеко нам ехать? – спросил блондин, устраиваясь на переднем пассажирском. – Ваша работа, она вообще где?
– Наша работа на проспекте Мира. Тут уж ничего не поделаешь, придется вам немножко покататься со мной. Вы звонили сестре? Узнавали, как Анисья себя чувствует? Я бы с ней поговорила.
– Вы с ней разве знакомы? – раздраженно спросил Слепнев.
– С Анисьей? Вы сомневаетесь?
– С сестрой, не с Анисьей!
Надо же, начал сердиться. С чего бы это…
– С вашей уважаемой сестрой мне разговаривать не о чем, Федор э… Игоревич. А вот с Анисьей я бы пообщалась. Вот это ваша тачка? Авто, извиняюсь.
Белый «фиатик», припаркованный впритирку к левому крылу заброшенного подземного сортира, действительно оказался транспортным средством Анисьиного родственника. Бюджетного класса машинка и не особенно ухоженная – с комьями грязи на протекторе и сильно запыленными бортами. Гибэдэдэшников на тебя нету, Федя.
Недовольно сопя, Тэд выбрался из «Фольксвагена», зашарил по карманам, выудил брелок сигнализации. Людмила ожидала, что раскочегаривать свое авто он будет долго и мучительно, но «фиатик» завелся сразу, чем здорово разочаровал ее злорадство, а здравый смысл порадовал.
Людмила захлопнула дверцу своей машины, радуясь, что теперь, с собой наедине, приведет в порядок мысли, но, оказавшись в привычном автомобильном уюте «жучка», почувствовала, что неожиданно и некстати ее накрыла нервозность.
По шестибалльным пробкам рванула быстро, как могла. Успокаивала себя, убеждала, что ни к чему так лететь, что справится и одна, без Галки, но аутотренинг почти не действовал. Да и как он может подействовать, если у Людки внутри все вибрировало? Застыв в очередном заторе, она нервно стучала пальцами по оплетке руля, не отрывая взгляда от алой помидорины светофора, потом резко дергала рычаг скоростей, обгоняя на старте зазевавшихся соседей, била по тормозам, ткнувшись в очередную пробку.
Как ни удивительно, мажористый Тэдди успевал повторять все ее маневры. Может, он тоже из автогонщиков? Впрочем, сама Людмила водителем была посредственным, поэтому и неудивительно, что успевал.
На выезде на проспект Мира с Бориса Галушкина поток машин застрял основательно, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Откинувшись в кресле, Люда бросила взгляд через зеркало заднего вида на Тэддин «Фиат». На светофор смысла смотреть не было. До перекрестка цикла три, не меньше.
У нее ничего нет на ужин. Хотя неправа – полуфабрикаты в морозилке, наггетсы какие-то. Но надоели. До омерзения надоели эти все замороженные полуфабрикаты. Щец бы. Зеленых.
Людка классно умеет готовить зеленые щи. Просто мастерски. Нужно только с щавелем не жадничать – два больших пучка, если не три, и половину пассеровать, а оставшуюся часть крупненько так нарезать, не поленившись выдернуть волокнистые жилы, и под конец заправить, минут за пять примерно. И на бульоне, конечно, варить, не на тушенке. Хотя можно и на тушенке, если приличная.
Сереге она тарелку доверху нальет, а сметаны он сам нагрузит, сколько захочет. А захочет он полбанки, не меньше. Яичко вареное Людка разрежет пополам и красиво уложит по центру щавелевого озера, и укропчиком свежим украсит – не нарезанным, а веточкой небольшой.
Блин, а мусорка-то у нее какая запущенная! В потеках противных, шкурки какие-то налипли засохшие. Позорище! Разводы от яичного желтка на нержавеющих боках выглядят особенно мерзко.
Хотя это одно название, что нержавейка. Потому что не нержавейка вовсе, а покрытие, а под покрытием – тонкий лист металла неизвестной природы, но ржавеет, собака, как самая грошовая сталь. И вот ситуация: Серега, опорожнив до донышка банку сметаны, вылезает из-за стола и двигает с ней к контейнеру. Значит, Люда, чтобы не гореть тебе со стыда, пустую тару следует у него аккуратно перехватить.
Сзади гуднуло, Людмила вздрогнула. Нетерпеливый Тэдди подал сигнал, чтобы просыпалась. Поток переместился, а она застряла.
Дура ты, Миколина. Ишь, размечталась. Нарисуй вдобавок, как вы телик вдвоем смотрите, потягивая пиво на диване. Или без пива обойдешься?
Люда, девочка моя, остановись, успокойся. Ты поможешь ему выпутаться, коли так понимаешь свой долг. И пускай движет тобою не один только долг, не нужно копаться. Хотя, если неймется, копайся. Может быть, чувство вины, может быть, ты хочешь помочь и Аленке, бывшей Терентьевой, ныне – Портновой, назло себе помочь. Может быть, имеется иная причина. Но. Но на этом все.
Ты проводишь Серегу в его захолустье, чмокнув на прощание в щечку, пообещаешь писать и звонить, он тоже пообещает, и оба вы будете отчетливо понимать, что это пустые слова. А потом вы с Чеславом разменяете наконец «трешку», в которой прожили целых полгода, и ты удочеришь Анисью, хоть
