другу. Скажу только, что в моем кабинете разыгралась такая сцена, которую устроила Валентина — а она непревзойденный мастер по части устройства подобных сцен, — после которой моя бывшая благоверная вылетела из кабинета, напугав секретаршу.
— Так что же такое произошло, Константин Александрович? — спросила я.
Теперь мне и самой стали интересны все перипетии этой семейной истории.
— Моей бывшей жене пришла в голову «гениальная» мысль: она пригрозила, что если я прекращу денежный поток, то она возьмет Настю жить к себе. Это взрослую-то девушку, которая с подросткового возраста жила со мной, а родная мать даже с днями рождения не поздравляла, не говоря уж о подарках. Но Валентина почему-то решила, что они с дочерью станут лучшими подругами. Тут уж я не выдержал и высказал ей все. В самом деле, она еще решила меня шантажировать! Как будто Настя — несмышленая малышка и ее можно убедить уйти от меня. В общем, Валентина и сама понимала, что Настя не станет с ней жить, но от отчаяния продолжала твердить, что Настя ее дочь, как будто бы я отрицал этот факт. Потом, видя, что я непреклонен, Валентина перешла к угрозам. Она стала твердить, что поскольку я отказался пойти ей навстречу и решить вопрос мирным путем, то она отомстит мне.
— Даже так? — удивилась я.
— Да, представьте себе! — воскликнул Загребенников.
— Но она хотя бы сказала, каким образом? — спросила я.
— Валентина сказала, что доставит мне много неприятностей за то, что я, как она считает, лишил ее дочери. Хотя я никогда не препятствовал их встречам, да и впредь не собирался этого делать. Но Валентина, как говорится, уже закусила удила и начала нести всякую чушь, наподобие той, о которой я только что рассказал.
— Это про неприятности? — уточнила я.
— Да, именно. Тогда я не сдержался и заявил, что если она сейчас же не уберется из моего кабинета, то я выгоню ее из квартиры, в которой она сейчас проживает вместе со своим мужем. Этот аргумент подействовал, и Валентина, продолжая стенать и сыпать проклятиями в мой адрес, выскочила из кабинета как ошпаренная. Я же еще долго не мог прийти в себя. А когда успокоился, то мною овладело какое-то тревожное чувство. Я поехал домой, полноценно работать в тот день я уже не смог и оставил дела на Мельтешевского. Всю дорогу до дома я думал о Насте, думал о том, что ей, возможно, что-то может угрожать. Но это, конечно, было результатом недавней дикой выходки Валентины и ее угрозы отомстить мне. А я примерил эту ситуацию на дочь.
— Но неужели вы считаете, что ваша бывшая супруга для того, чтобы отомстить вам, способна нанести вред собственной дочери? — с удивлением спросила я.
— Нет, я так не думаю, конечно, но… просто… уж очень зловеще тогда, в кабинете во время нашего с ней разговора, выглядели ее угрозы, — ответил Загребенников. — Признаться, я даже в тот день попросил Настю остаться дома, не ходить в ночной клуб, где она, по обыкновению, проводила время с друзьями. Если честно, то мне не нравилось, что Настя проводит там время, но… все-таки это выглядело более безобидно, на мой взгляд, чем отираться в подъездах в сомнительных компаниях.
— А ваша дочь, кроме развлечений в ночных клубах, где-то училась? Я имею в виду, после средней школы? — спросила я.
— Настя поступила в университет на экономический факультет, но на втором курсе ее отчислили, слишком много было задолженностей. Правда, положа руку на сердце отчисление дочери грозило уже давно, и оно произошло бы гораздо раньше, но я поговорил с Настей, и она пообещала, что нагонит программу и сдаст все хвосты. Я предпринял меры, ну вы понимаете какие, и Настю восстановили в вузе.
«Да чего уж тут не понять, заплатил заботливый папочка кому надо, и Настенька вновь стала студенткой», — подумала я.
— Но такая ситуация с отчислением, к сожалению, повторилась еще раз, — со вздохом признался Константин Загребенников. — Вы знаете, Татьяна Александровна, я уже по-всякому с Настей пытался поговорить, и по-хорошему, и по-плохому. И обещал купить новый сотовый телефон и оплатить зарубежный отдых в случае, если она возьмется за ум, и угрожал отнять компьютер и лишить вылазок в ночные клубы, если не одумается. Но все тщетно. В конце концов Настю все-таки отчислили. Она с облегчением вздохнула и заявила, что терпеть не может экономику. Когда я спросил Настю, что же она собирается делать дальше, то дочь ответила, что еще не решила, чем хочет заняться, а затем заявила, что будет искать себя.
«Похоже, сейчас поиски себя стали модным трендом, — подумала я, — вот и внучка моей соседки тоже бросила институт и сидит на шее у родителей — все ищет себя».
— Я решил, что раз Насте не нравится ее будущая профессия экономиста, то — ладно, пусть найдет то, что ей будет по душе. В конце концов, я могу содержать ее, а что будет дальше, поживем-увидим. Да и не будет Настя всю жизнь бездельничать, ведь она наверняка, как и все девушки, мечтает о муже и детях, в общем, о семье. Внешностью ее природа не обделила, так что мужа она себе найдет, это не проблема. Однако вскоре мне стало понятно, что дочь окружила себя приятелями, которые никак не подходили для этой роли. Все они жили за счет родственников, то есть родителей, и, по существу, являлись прожигателями жизни.
«Ну такими же, как и Анастасия. А чему тут удивляться? Подобное притягивает подобное. Было бы очень странно, если бы в компании Анастасии были целеустремленные молодые люди», — подумала я.
— Да, я отдавал себе отчет в том, что и Настя не подарок, она ведь росла избалованной, амбициозной и самоуверенной девушкой, — продолжал Загребенников. — Но вы знаете, Татьяна Александровна, как выяснилось позднее, среди знакомых Насти оказались просто криминальные личности из маргинальных семей. Я не выдержал и решил поговорить с Настей откровенно. Я сказал, что очень беспокоюсь за нее, ведь такие друзья до добра не доведут. На это Настя сказала: «Не беспокойся, папочка, я не дура, все понимаю и не собираюсь водить с ними дружбу». По ее словам, это — временные попутчики, не более того. Я на время успокоился, но, как оказалось, напрасно. Вскоре произошло то, чего я никак не ожидал, но подсознательно не исключал. Я уже говорил, что Настя состояла на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Я все надеялся, что дочь повзрослеет и возьмется за ум, что порвет со своей компанией, от которой ничего хорошего