Ознакомительная версия.
Я «злонамеренно» шелестнула купюрой. Но Света, похоже, отказывалась рисковать за сотенную или просто набивала себе цену, рисуясь перед подругами. Я присовокупила к сотенной еще одну такую же купюру.
– Здоровый такой, волосы черные, глаза тоже, так ниче мужик, симпатичный, лет тридцати пяти, нос крупный, но не такой чтоб картошкой или…
– С горбинкой? – помогла я.
– Ага, – Света мотнула своей упрямой головой, – только лицо какое-то недоброе, хмурое какое-то. Рот неприятный. Вот такой, – Света сделала кислую мину, опустив углы рта, – и говорил резко так, с наездом. Только когда Людка его осадила немного, начал уговаривать. Сто баксов обещал.
– А одет во что?
– В плащ кожаный, тоже черный, ха-ха, – развязно продолжила Света, – пахло от него этой, как его…
– «Уан мэн шоу», – назвала я распространенную марку мужского парфюма.
– Не-е, – пренебрежительно отозвалась Света, – «Фаренгейтом» несло. Это покруче, – с достоинством добавила она.
– Согласна, – дружелюбно улыбнулась я, – еще что-нибудь добавить можешь?
– Не-а, – ее рука инстинктивно потянулась за деньгами, – да, то есть могу, – вспомнила она, – если ты добавишь.
Я достала еще пятьдесят рублей. Света разочарованно вздохнула, но, видно, согласилась дополнить данную мне информацию за столь незначительную сумму.
– Говорил еще, что дяди крутые будут, и если Люська все как следует сделает, заработает никак не меньше трехсот гринов.
Света на миг задумалась.
– Это все?
– Все.
– Раньше ты этого дядечку не видела? – на всякий случай спросила я.
– Видела, – был ответ.
– Где, если не секрет?
– Секреты продаются и покупаются, – хитро улыбнулась она.
Я достала еще пятьдесят рубликов.
– Не-е, так дело не пойдет. – Света пренебрежительно выпятила губы и, словно соскучившись, завертелась на каблуках.
Я уступила, как говорится, просьбам трудящихся и выудила из кошелька еще полсотни.
– Другое дело, – довольно улыбнулась Света, – в баньке одной видела. Я туда не отсюда попала. Тогда я еще этой чернухой не занималась. Подружка одна предложила съездить в сауну с крутыми дядями. Вот мы и поехали.
Света замолчала.
– Ну и… – попробовала я ее подтолкнуть.
– Ну и… – в тон мне сказала она и сделала характерный жест большим и указательным пальцем, намекая на деньги.
Я покорно достала сотку, но спрятала обратно в кошелек пятидесятирублевку. Вот ведь цыганская порода: вымогает и вымогает!
– Там я его и встретила. А дяди, как видно, шишки были, – не без гордости сообщила Света.
– Чиновники, управленцы, бизнесмены?
– Да, да, чиновники важные. Что-то о бюджете трепались. Как бы его так крутануть, чтобы себе в копилки что-нибудь ссыпать. Только этот чернявый вроде как при них был. В разговоры ихние не лез, но все старался в рожу заглянуть, словно лизнуть собирался…
Она выразительно посмотрела на меня. Я молча расплатилась со Светой, полагая, что больше никакой ценной для меня информацией она не обладает, и вернулась в машину.
– Давай, Вить, побыстрее отсюда. Тошно что-то, – только и сказала я, сев на свое место.
– Какие мы чувствительные! – Маринка, похоже, обиделась на то, что ее многоминутное ожидание не получило должного вознаграждения в виде подробного отчета с моей стороны.
Засим мы решили на сегодня расстаться, вернее, так решила я на правах старшего по должности. И хотя мои полномочия главного редактора «Свидетеля» заканчивались с окончанием рабочего дня, никто возражать не стал. Сначала мы завезли Маринку в ее коммуналку, потом Виктор доставил меня в мои трехкомнатные апартаменты. Чтобы Виктору не пришлось добираться до дома на перекладных, я настояла, чтобы он ехал домой на моей «ладушке», а завтра утром, после моего звонка, приехал бы ко мне и отвез в редакцию. Может, у Виктора на этот счет были свои мысли, не знаю, во всяком случае, он мне о них ничего не сказал, чем я и воспользовалась. То есть воспользовалась его молчанием, которое посчитала за согласие.
* * *
Утром я люблю поспать подольше. Особенно в тех случаях, когда накануне поздно ложусь. Может, кто-нибудь устроен по-другому, но мой молодой организм нуждается в полноценном ночном отдыхе. Нагло пользуясь тем обстоятельством, что Сергей Иванович Кряжимский, мой зам, взвалил на свои плечи львиную долю моих обязанностей главного редактора, я позволяла себе иногда не заводить с вечера будильник и просыпаться не от его надрывно вибрирующего звука, а естественным образом.
Под утро я впадала в сладостное состояние полубодрствования-полудремы, которое незаметно, исподволь перетекало в ощущение парящей легкости, когда руки и ноги наливаются силой, в голове заново рождается мир, погибший вчера вместе со мной, ресницы сами собой взлетают и глазам открывается прекрасное, как в сказке Шахразады, утро. И даже не важно, ясный ли за окном день или льет как из ведра, – солнце у меня в душе. А рядом молчаливый друг будильник, и он из-за этой своей молчаливости становится еще ближе и роднее.
На этот раз все было не так. Вернее, не совсем так. Будильник я с вечера трогать не стала, только пожелала ему спокойной ночи, а вот про еще одного друга-приятеля забыла. Поэтому плавно текущий процесс пробуждения был напрочь скомкан, и я очнулась от верещания телефонного звонка.
– Алло, – не открывая глаз, я нащупала трубку и поднесла к уху.
– Доброе утро, Ольга Юрьевна, – нагло заявил мужской голос, показавшийся мне знакомым.
– Пусть будет по-вашему, – пробурчала я, – но лично я так не считаю.
– Что я слышу! – взял фальшивую ноту удивления голос. – Прямо уныние ослика Иа. На вас, Ольга Юрьевна, это не похоже.
– Кончай ерничать, Лютик, – наконец я узнала моего абонента, Романа Лютикова, с которым не общалась уже около года, – че тебе не спится-то?
– Во-первых, Бойкова, – Роман сменил тон на более серьезный, – я обычно сплю ночью, когда ночью не пью. Во-вторых, если я тебя разбудил, то прошу извинить, а в-третьих и самое главное, если ты узнаешь, что я тебе приготовил, ты забудешь про всякий сон, а станешь ползать передо мной на коленях и упрашивать, чтобы я поскорее тебе все выложил.
– Ну это навряд ли, – позволила я себе высказать недоверие, и в это самое время что-то торкнуло у меня в голове, потому что я знала, где работает Рома.
Лютиков работал в одной газетке демократического толка под названием «Глас народа», которая хоть и давала частенько острые материалы, но выходила таким мизерным тиражом, что эти самые материалы оставались практически никому не известными. Тем не менее Рома работал там уже не первый год. Может, из-за своего упрямства – а этого ему не занимать, – а может, по каким-то другим причинам, которых я не знала. Во всяком случае, там у него была возможность писать то, что он думает, хотя не всегда (да что там не всегда, почти никогда!) его критические наблюдения получали в городе широкий резонанс. Не один раз, зная его способности и нюх на сенсации, я пыталась переманить его к себе, но он всегда отказывался, мотивируя это надеждами, которые на него возлагало его либеральное начальство.
– Короче, Бойкова, – сказал он, – через час подгребай к Дому офицеров.
– Погоди-ка, Рома, – торопливо, боясь, что он положит трубку, сказала я, – давай лучше я к тебе подъеду.
– Ну нет, – заартачился он, – делай, как я сказал.
И повесил трубку.
Я сидела на постели и еще несколько секунд держала трубку возле уха, слушая короткие гудки. Потом все-таки положила ее на аппарат и кинулась на поиски сумочки, где у меня записная книжка. На розыски ушло не более пяти минут, но когда я наконец дозвонилась до «Гласа…», там мне ответили, что Лютиков в редакции еще не появлялся. Значит, он звонил из дома, решила я и, торопливо найдя его домашний телефон, попыталась дозвониться туда. Насчитала восемнадцать длинных гудков и только после этого повесила трубку. Во рту стало сухо и противно. Где еще искать Лютикова, я решительно не знала. Я прошла на кухню, достала из холодильника ополовиненную пачку апельсинового сока и принялась жадно пить прямо из отрезанного носика. Утолив жажду, позвонила Виктору и направилась в ванную.
Может, все еще обойдется, и Ромка не станет третьей жертвой, думала я, принимая душ, наскоро перекусывая и наводя марафет. Очевидно, что есть какая-то информация, из-за которой погибли уже два журналиста. Можно было бы списать эти два происшествия как случайные, если бы Коромыслов и Егоров не позвонили перед этим мне и не сообщили, что у них кое-что есть для меня. До смерти Егорова я вообще-то думала, что Коромыслов пал жертвой нелепой случайности, что его зарезала проститутка, которую он выиграл в бильярд. Но после гибели Егорова все стало выглядеть в совершенно другом свете. Но что именно Коромыслов и Егоров знали и хотели мне сообщить?
Виктор посигналил из машины. Я уже наготове. Тут же вышла, заперла за собой дверь и спустилась вниз.
Ознакомительная версия.
