– Пробка. Стоячая, – сказал кто-то.
Все видимое пространство дороги было плотно занято машинами разных цветов и марок.
– Вот супостаты! – сказала бабулька и поправила клетчатый платок. – Это все буржуи виноваты, которые на машинах ездят. Пересадить бы их всех на общественный транспорт, как в советские времена, и дороги сразу опустели бы. Только самым главным начальникам тогда разрешалось на машинах ездить. Вот у Сталина, например, была «Победа». У самого Сталина! А сейчас кто на «Победе» ездит? Да кто попало… Вот оно, падение нравов!
В этот момент в дверь троллейбуса со стороны улицы громко постучали.
Ксения с сожалением оторвалась от созерцания торта и посмотрела в сторону дверей, складывающихся гармошкой.
В длинное овальное окно на нее с мольбой глядел Пуканцев.
– Ксения! – закричал он, увидев подругу. – Ксения, я все тебе объясню!
Пассажиры переглянулись.
– Вот что духота делает, – сказал мужчина, – мне Пуканцев мерещится, форвард наш прославленный. Чудеса!
– А чего он к нам-то ломится? – спросила старушка. – Странно это.
– И Ксению к тому же зовет, – сказала женщина с тортом.
Дюк стояла и смотрела на искаженное мукой лицо любимого, нос которого расплющился о стекло. Она молчала. Воспоминание о том, как Игорь сбежал от нее в туалет и закрылся там, еще было слишком свежим.
– Ксения! Я люблю тебя! – снова закричал Пуканцев и принялся молотить кулаками по троллейбусу.
Дюк по-прежнему молчала. Игорь принялся расталкивать половинки двери. Наконец, запыхавшись, он просунул внутрь голову.
– Дорогая моя, – прохрипел он, страдальчески глядя на Дюк.
Голова Пуканцева находилась в салоне, туловище торчало на улице.
– Ты подлый предатель! – закричала девушка, начиная плакать.
– А вот и нет, – не согласился Игорь, – у меня просто были проблемы.
– Но ты меня оставил! В беде!
– Да, это ужасный поступок, – согласилась голова Пуканцева, – но я тебе все объясню. Честно! До последних мельчайших физиологических подробностей. Раньше у меня не хватало мужества тебе все рассказать, а теперь оно нашлось. Мужество, я имею в виду.
В этот момент троллейбус двинулся вперед. Пуканцев мелко засеменил, а потом побежал.
– Ксения! Пожалуйста! Ну давай помиримся! – выла голова Игоря. Ноги при этом делали упражнение «приставной шаг».
– Девушка, лучше простите его, – сказала женщина с тортом, – а то ему голову сейчас оторвет.
– Да, – кивнул мужчина, – лучше бы его простить. А то как же матч со словаками?! Надо хотя бы из патриотизма его простить, что бы он там ни сделал.
– Идеал недостижим, – поддакнула старушка, – у всех свои милые особенности имеются.
– Прости и попроси торт в знак примирения, – подсказала женщина, – он тебе не откажет. Он ведь тебя любит!
Ксения, заливаясь слезами, рванулась вперед, отчаянным усилием раздвинула тугие створки двери, вытолкнула Пуканцева и вывалилась из троллейбуса сама. Один штиблет при этом остался в салоне. Вырвавшись из цепких объятий общественного транспорта, они упали прямо на проезжую часть и слились там в длинном сладком поцелуе. Водитель «Мерседеса-гелендвагена» притормозил перед распростертыми телами, поставил машину на ручной тормоз и закурил. Московские пробки давно сделали из него философа.
– Василиса, дорогая моя, собирай вещи. Мы уезжаем, – скомандовал Рем.
Сусанина беспомощно посмотрела направо, налево, а потом опять направо. Ее муж уставился на Фильчикова, и его глаза быстро наливались бычьей краснотой, не сулившей ничего хорошего. Лиза Гондураскина обозревала разворачивающуюся драму с жадным любопытством.
– Я что-то не понял, о чем ты толкуешь, – прорычал Петр Петрович.
– Василиса Николаевна теперь будет жить у меня, – сказал Фильчиков.
– Какая прелесть! – всплеснула руками Гондураскина. – У нашей Василисы, оказывается, тоже есть любовник! Вы, – повернулась она к Рему, – наверное, хотите жениться на Ваське?
– Да, – твердо кивнул продюсер после некоторой паузы.
– Ах ты, гад! – заорал Сусанин, кидаясь на Фильчикова. – То-то моя жена твою фотографию в портмоне носила!
И он, сильно размахнувшись, попытался заехать Рему по уху. Фильчиков перехватил его руку, но Сусанин был и сильнее, и опытнее в этом вопросе, поэтому через мгновение Рем рухнул как подкошенный.
– Петр, не смей его бить. Это не метод, интеллигентные люди так не поступают! – воскликнула Василиса Николаевна, бросаясь к Фильчикову и прикрывая начальника своим хрупким телом.
– Вот оно что?! – взревел Петр Петрович. – Ты его защищаешь?
И он хорошенько наподдал Василисе ногой.
– Ой! – воскликнула женщина. – Ты меня бьешь?! Ты что? С ума сошел?!
– Давай, Петруша, отдубась их по первое число! – подзуживала Гондураскина, приплясывая от восторга.
– Ты чего такая кровожадная? – насупился Петр Петрович, оборачиваясь к любовнице.
– Ну как же! – воскликнула Лиза, широко улыбаясь. – На востоке за такие дела, как супружеская измена, вообще камнями бьют.
– Ужас, – прошептала лежащая Василиса. – Ужас, какие невозможно ужасные сутки. Это самые худшие двадцать четыре часа в моей жизни. Бедная Полина… Может, – повернулась она к Лизе, – ты ее и убила?
Масляные глазки Гондураскиной нервно зашныряли по углам.
– Да, дамочка, – спросил Рем, поднимаясь на локте, – где вы были сегодня утром?
– Это полная ерунда, – принялась отпираться Гондураскина.
– А откуда ты узнала о смерти Полины? – спросила ее Василиса, все еще лежащая на полу рядом с тяжело дышащим Ремом. – Что-то слишком быстро ты примчалась за деньгами!
– Я ей сказал, – отозвался Петр Петрович. – Позвонил и сообщил. К тому же она никак не могла похитить сережку у Алены Ватрушкиной, поэтому Елизавета вне подозрений.
– Логично, – кивнула Василиса и встала. – Ну, мы пойдем, – сказала она совершенно будничным тоном и потянула продюсера за руку.
– Куда? – не понял Петр Петрович. – Ты все-таки уходишь к нему? Убью!!!
– Не надо никого убивать, – сказала Василиса Николаевна. – Ну как я могу жить с тобой после того, как узнала, что ты много лет изменяешь мне с моей бывшей подругой, да еще и имеешь от нее взрослого ребенка. Я вообще не понимаю, как ты в глаза мне смотришь, врун.
– Никто не идеален, у всех свои недостатки, – примирительно пробурчал Сусанин.
– Но не такие! Такие недостатки – мало у кого, – не согласилась с мужем Василиса Николаевна. – До свидания.
– Не горюй, Петруша, я тебя сейчас утешу, – сказала Гондураскина и принялась снимать пальто, под которым был надет невероятно сексуальный кружевной топ.
Петр Петрович метнул на нее дикий взгляд.
– Спасибо, я сейчас не хочу секса, – честно признался он, – когда я нервничаю, мне не до амуров. Васька, вернись!!! – страдальчески скривился он.
Василиса Николаевна, обутая в домашние тапочки, и Рем в черном плаще, похожий на Бетмена, обнявшись, спускались по лестнице.
– Вася, стой! – закричал Сусанин еще раз.
– Да ну их, – сказала у него над ухом Гондураскина, – пусть идут. Послезавтра Василиса с ним поссорится и вернется домой. По-моему, она относится к тому сорту людей, которые, как кошки, не могут без своего дома и в чужих апартаментах плохо спят и вообще хиреют и загибаются, пусть там десять раз дворец.
– Ты думаешь? – приободрился Петр Петрович.
– Уверена, – подтвердила Лиза.
Но она, конечно, ошибалась.
…Майя тихонько проскользнула в темную квартиру, надеясь, что Романа нет дома: девушка вся пропиталась запахом чужих сигарет, пота и мужской туалетной воды. И, самое главное, от Майи отчетливо пахло недавним сексом.
Это был очень специфический и очень четкий запах, который ни с чем не спутаешь, и девушка хотела как можно скорее смыть его с себя. Ей казалось, что все его чувствуют, все видят, что она только что выползла из мужских объятий, и боялась застать Романа дома. Что, если и он почувствует? Майя торопливо скинула туфли и повесила на крючок куртку.
– Роман, ты дома? – громко спросила она.
Тишина.
– Ку-ку! – еще раз позвала она.
Никто не отозвался.
Решив, что дома никого нет, Майя Ватрушкина включила в коридоре свет, вдела ноги в тапки и вприпрыжку побежала в ванную комнату. Щелкнул выключатель. Девушка распахнула дверь. Она по инерции продолжала двигаться, стремясь войти в узкое помещение, но уже почувствовала: что-то не так. Что-то очень и очень сильно было не так, как полагается. К круглому плафону была привязана бельевая веревка, а на веревке висел Роман Тряпкин.
– Вы скажете мне, что произошло? – спросила Алена.
Сидящий напротив Чабрецов вытащил из пачки подушечку грейпфрутового «Орбита».
– Хотите? – спросил он девушку, не отвечая на ее вопрос.
– Предпочитаю настоящие грейпфруты.
– И правильно.
– Так что произошло? – снова спросила Алена.
