Кто-то позвонил в ворота. Кого там принесло? Он решил не откликаться, но сейчас не время вызывать подозрения. Если он пойдет к воротам с лопатой, делая вид, что работал в саду, никто и не сообразит, что… Колокольчик зазвонил снова.
— Иду! — крикнул он. — Иду!
Уперев один кулак в бок, он торопливо обогнул угол дома. Перед воротами стоял «седан» с длинной антенной. Дюваль хотел уж повернуть назад, но слишком поздно. Жандарм, звонивший в ворота, уставился на него с самым добродушным видом. Дюваль подошел поближе. Его рука крепко сжимала лопату.
— Мсье Дюваль? Мы хотели бы побеседовать с мадам Дюваль. Утром вам звонили из участка, но разговор прервали…
— Моя жена больна, — ответил Дюваль.
— Мы не станем ее утомлять… всего несколько вопросов…
— Посещения запрещены.
— Но почему? Мадам Дюваль уже месяц как вышла из больницы.
— Ну и что? Все равно к ней нельзя.
Какой-то голос подсказывал Дювалю: «Не говори с ним в таком тоне! Успокойся! Успокойся же!»
— Послушайте, мсье Дюваль, я позволяю себе настаивать только в интересах следствия. Мы обязаны выполнить приказ. Так что, поверьте, вам лучше нас впустить.
Из машины вылез другой полицейский, подошел поближе.
— Мсье Дюваль против, — сказал ему первый.
— Я у себя дома, — возразил Дюваль. — И не желаю, чтобы моей жене надоедали.
— Но мы и не собираемся вам надоедать. Ваша жена — единственный свидетель в весьма запутанном деле.
— Ничем не могу помочь.
Полицейские озадаченно переглянулись.
— Вы напрасно так себя ведете, — подхватил второй. — Но, возможно, мы могли бы договориться. Не зададите ли вы сами мадам Дюваль те вопросы, на которые нам хотелось бы получить ответ? Это избавит ее от ненужных волнений.
Дюваль понял, что отказываться никак нельзя. Он открыл ворота. Жандармы посовещались вполголоса, затем один направился к дому, а другой вернулся в машину. Дюваль шел впереди и, проходя мимо клумбы, воткнул в нее лопату. Он намеревался оставить полицейского на кухне за стаканчиком вина, полагая, что обмануть его будет нетрудно.
— Сюда, пожалуйста… Присаживайтесь… Выпьете чего-нибудь?
— Нет, спасибо… В двух словах, вот о чем речь. Тот, кого мы арестовали, — цыган, и он долго кочевал в этих краях. Он живет в старом автоприцепе, прикрепленном к поломанному «доджу». Только что по его вине произошла еще одна авария. Вот мы и хотели бы выяснить, не заметила ли мадам Дюваль этого прицепа, который, вероятно, и налетел на ее машину… Это — первый вопрос…
— Ладно. Подождите меня здесь.
Дюваль быстро поднялся по лестнице и остановился перед дверью, услышав тяжелые шаги, скрип ступенек… В ярости он обернулся.
— Я еще не закончил, — пояснил жандарм.
Здоровяк взбирался по лестнице, не сводя глаз с Дюваля. Фуражку он держал в руке. Его волосы торчали в разные стороны, а на лбу виднелся красный след от фуражки. Все эти детали с какой-то болезненной ясностью бросились Дювалю в глаза. Он весь подобрался, сжался, словно в те времена, когда, еще мальчишкой, ждал, что ему надают пощечин. До Дюваля доносилось громкое дыхание жандарма, скрип его ремней; казалось, он занял собой всю лестницу.
— Нет! — крикнул Дюваль. — Я запрещаю вам сюда входить.
И тут мужество ему изменило. Со страшной силой он выбросил вперед ногу. Удар пришелся жандарму в грудь; тот попытался ухватиться за перила, но не удержался и рухнул навзничь с таким грохотом, что, казалось, весь дом содрогнулся. Оглушенный, он лежал на спине, но рука его уже тянулась к кобуре, в которой поблескивала рукоятка пистолета.
— Дерьмо! — выругался Дюваль.
Бегом он спустился вниз и, подскочив к стойке, схватил ружье.
— Пошел вон!.. Вы все нарочно подстроили, сволочи?
Жандарм привстал на одно колено. В его зеленоватой бледности было что-то пугающее.
— Убирайся, ты! — вопил Дюваль.
— Не стреляйте!
Жандарм стоял, вытянув вперед обе руки, словно надеялся остановить дробь на лету. Он попятился к стене и добрался до входной двери, осторожно переставляя ноги, словно удерживая равновесие на краю крыши. Одно ухо у него было залито кровью. Тем временем Дюваль повернулся кругом, держа его на прицеле.
— Вам меня не взять! — выкрикнул он.
Слова вылетали у него из горла, словно хлещущая из вены кровь.
— Поторапливайся!
Полицейский открыл дверь.
— Руки вверх!
Жандарм бросился бежать так, словно попал под сильный дождь. Когда он выскочил за ограду, Дюваль выстрелил. Дробь разбросала гравий на садовой дорожке, громко застучала по железным воротам. Он растерянно уставился на дымящееся ружье. Потер плечо, нывшее от сильной отдачи. Его мысли не поспевали за событиями. Кто-то стоял на крыльце, сжимая ружье. Там, на дороге, резко сорвалась с места машина… Но что все это значит? Что произошло? Горячий, пряный запах пороха заглушал ароматы сада. Это война. Отступать некуда. Придется сражаться. Внезапно Дюваль осознал эту истину. Через полчаса они будут здесь, окружат дом, со своими касками, щитами, гранатами, громкоговорителями. Он вернулся в прихожую и запер двери на засов. Затем плотно прикрыл ставни. Слишком ненадежная защита. Он перекинул через плечо второе ружье, набил карманы патронами и поднялся наверх. Отсюда он сможет наблюдать за садом. Вероятно, они начнут наступление с этой стороны, стремясь подобраться к входной двери, которую легко высадить. Но идти им придется без прикрытия. И вот тогда…
— Прости, Фабьена, — прошептал он, проходя по комнате.
Он открыл окно и закрепил один ставень. Бойница оказалась слишком широкой. Он загородил ее одеялами. Ну вот, теперь все готово. Если подумать, ничего удивительного! Все вполне логично! Некоторые жизни напоминают полет пули. Они движутся прямо к своей цели. Им суждено в назначенном месте разлететься вдребезги. Нет смысла хитрить, пытаться обмануть судьбу. Он попробовал в тот раз, на автомагистрали… но дорога не пожелала взять его жизнь. Его предназначение — стрелять по жандармам.
Зазвонил телефон. Он было шагнул к двери, но остановился, призывая в свидетели Фабьену:
— Хотят заманить меня вниз. Ничего не выйдет!
Телефонный звонок вызывал у него дрожь, словно бормашина. При каждом гудке его руки крепче сжимали ружье. Он смотрел на Фабьену, качая головой.
— Думают пронять меня уговорами… Знаем мы эти штучки! Ты ведь тоже пыталась. Да и Вероника… Станут нести невесть что… лишь бы усыпить бдительность. Меня не проведешь!
Телефон умолк, и от наступившей тишины у него закружилась голова. На цыпочках Дюваль вернулся в свою засаду у окна. Скоро полдень, но тени стали длиннее; в воздухе медленно плыли паутинки. Небо уже было сентябрьским. Самая чудесная пора… Дюваль прикурил от золотой зажигалки. По едва уловимым признакам он догадывался, что они уже здесь. Должно быть, оцепили весь квартал и теперь наступают, стараясь держаться поближе к стенам. Он представил себе полицейские заслоны, зевак, расспрашивающих жандармов. «Какой-то псих засел у себя в доме». Но это неправда! Он вовсе не псих! Он никогда еще не чувствовал себя таким спокойным. Просто он никому не был нужен. Он оказался лишним. У него похитили имя, деньги, саму жизнь — даже возможность оправдаться. Что же, он станет стрелять в кого попало. Он тщательно перезарядил свое ружье, а второе ружье положил неподалеку. Вдруг за воротами показался человек в штатском. Поколебавшись, он открыл ворота и вошел в сад.
— Дюваль! Где вы?.. Мне надо поговорить с вами… Я — комиссар полиции. Вам не сделают ничего плохого.
Дюваль взял ружье на изготовку.
— Убирайтесь отсюда! — крикнул он.
За углом сада что-то блеснуло. Он наклонился. Раздались выстрелы: верхняя часть ставня разлетелась в щепки. Несколько кусков штукатурки упали с потолка на Фабьену. Он подполз к кровати и подобрал их один за другим. Потом ласково погладил Фабьену по плечу, словно хотел сказать: «Спи! Я с тобой!»
Тип в штатском ушел. Засевшие за оградой снайперы прикрывали его отступление. Дюваль хорошо видел пустую аллею. Они нарочно целились ему поверх головы. Хотели не ранить его, а взять живьем и бросить в камеру. А то и просто баловались, стараясь удержать его здесь, пока они готовят наступление в другом месте. Он на четвереньках дополз до дальнего угла комнаты и пробрался в свою спальню, выходившую окнами в поле. Окно открыть он не решился — наверняка за ним следят. Просто прислушался. Они ведь могли поставить лестницу, подняться на крышу и бросить в трубу гранаты со слезоточивым газом. Но он ничего не услышал. Ни единого звука. На всякий случай он тщательно заткнул каминные заслонки тряпками и полотенцами. Затем вернулся на свой пост у окна. Вдали он различал шум голосов, хлопанье автомобильных дверей. Раздался сигнал полицейской машины или «скорой помощи», на всякий случай прибывшей на место происшествия. Но дорога за оградой сада выглядела по-воскресному мирно. И так же по-воскресному проходили часы, полные света и тихой грусти.
