Небольшой рыбацкий порт переименовали в Левербург сразу после Первой Мировой войны. Это сделал Уильям Хескет Левер, позднее — лорд Леверхульм, когда купил город вместе с солидным куском Южного Харриса. Сейчас почти не осталось свидетельств того, что он вложил в Левербург полмиллиона фунтов. А тогда город начали превращать в большой рыбацкий порт, чтобы Левер мог снабжать больше четырех сотен своих рыбных магазинов по всей Британии. Были построены пирсы, ангары для засолки, коптильни. Появился даже план проделать с помощью взрывов канал до озера, чтобы получить гавань на двести судов. Но всем известно, что происходит с благими намерениями. Леверхульм умер от пневмонии в 1924 году; его имущество было распродано, а планы забыты. Сейчас население Левербурга составляло немногим более двух тысяч человек и постоянно уменьшалось. Жилые дома были разбросаны вокруг пирса и бетонного ската для автомобильных паромов. Паромы соединяли острова, расположенные между Южным Харрисом и Северным Уистом. Мечта о большом рыболовецком порту затерялась в тумане.
Фин встал в очередь за двумя рядами машин, ожидавших прибытия парома. У пристани валялись кучи брошенных вершей, паслись овцы. За всем этим виднелись дома в окружении зелени и холмы, спускающиеся к берегу. Ветер затих, и вода отражала камни в пятнах бурых водорослей. В Заливе Харриса из серой дымки показался паром. Он бесшумно, как привидение, плыл между тенями островов — Энсей, Киллегрэй, Лангай, Гродай. Фин сидел и смотрел, как паром приближается к гавани. Уже можно было услышать стук его двигателей. Дорога займет час, возможно, полтора. Впереди Уисты — Северный и Южный, лунный пейзаж Бенбекулы, Залив Эрискея, а затем — и сам остров на южной оконечности архипелага. Это последняя остановка перед Баррой.
Фина привели сюда косвенные улики. Кузина покойной матери Тормода, что поселилась на острове. Фьянекен, «ленивые грядки» Эрискея, о которых говорил отец Маршели. Была еще церковь на холме, с которого открывался вид на кладбище и серебряные пески. Это могла бы быть церковь Скаристы; только в ней не было лодки, и песок на том побережье был золотистым, а не серебристым. Бывший полицейский верил, что воспоминания старика не отступали от правды. Просто они касались не острова Харрис, на котором жил и умер настоящий Тормод Макдональд. Это были картины из другого времени и места. Возможно, даже с Эрискея.
Зазвучали сирены: паром «Лох-Портейн» вошел в гавань и начал опускать сходни. Из его чрева выкатилось несколько легковых машин и грузовиков. Затем стоявшие в очереди машины начали по одной заезжать в трюм. Путешествие от Харриса до Бернерея заняло час и прошло как во сне. Паром скользил по зеркальной воде залива, оставляя позади крошечные островки и скалы, выступавшие из серебристой дымки, как призраки. Фин стоял на баке, держась за поручни, и смотрел на облака, проявляющиеся как мазки краски на бледно-сером небе. Он редко видел острова в объятиях настолько полного покоя. Они казались таинственными, эфемерными. Легко было представить, что здесь никогда не ступала нога человека.
Наконец из дымки выплыли темные очертания острова Бернерэй. Фин вернулся к машине, съехал с парома и начал долгое путешествие на юг. Когда-то это скопище островов ошибочно называли Лонг-Айленд, Длинный Остров. Сейчас почти все отдельные острова соединялись дамбами, а раньше машины могли проехать между ними только по бродам во время отлива. Паромное сообщение сохранилось только между Харрисом и островом Бернерей, а также Эрискеем и Баррой.
На Северном Уисте преобладал темный, первобытный ландшафт. По склонам гор спускались облака, от них к болотам тянулись щупальца тумана. Скелеты давно брошенных домов чернели на фоне пасмурного неба. Кругом негостеприимный болотный пейзаж, иногда встречаются озера и бухточки с изрезанными краями. Везде видны следы неудавшихся попыток людей покорить враждебную природу. Немногочисленное население ютится в небольших городках.
Дальше на юг, за дамбами, лежал остров Бенбекула, плоский и ничем не примечательный. Затем пейзаж снова изменился, и перед Фином предстал Южный Уист: по левую руку — горы, по правую — плодородный махер до самого моря. Мрачное настроение начало рассеиваться. Да и облачность стала выше, через нее местами прорывался солнечный свет, разливаясь по земле внизу. Желтые и фиолетовые цветы клонились под ветром. Фин миновал поворот на паромный порт Лохбосдейл на восточном берегу. К западу виднелись заброшенные ангары старой фабрики по обработке водорослей в Орасай, а перед ними — обнесенное стеной протестантское кладбище. Даже в смерти протестанты и католики оставались порознь.
Наконец Фин свернул на восток, по дороге на Лудаг. Теперь за сверкающей на солнце водой Бухты Эрискея виден был сам остров. Он казался меньше, чем Фин ожидал, возможно, по контрасту с Баррой и окружающим ее кольцом островков, темнеющих на фоне моря. В устье залива в воду уходил каменный пирс. На холме окнами на юг стояло несколько домов. Наступил отлив, и лодки, стоявшие на якоре в бухте, сейчас лежали перевернутыми на песке. Бетонные опоры старого пирса тянулись в воду, за эллинг, к которому когда-то причаливал грузопассажирский паром.
Фин остановил машину на пирсе и вышел прямо в объятия крепчающего южного ветра. Он вдохнул теплый, пахнущий морем воздух. Заслонил глаза ладонью от солнца и взглянул на Эрискей. Он сам не смог бы сказать почему, но в этот момент его охватило очень странное чувство. Чувство, что он идет прямиком на встречу с судьбой.
На берегу пожилой мужчина в джинсах и вязаном свитере чинил корпус перевернутой лодки. Под растрепанными седыми волосами виднелось лицо цвета выдубленной кожи. Увидев незнакомца, он кивнул ему. Фин сказал:
— Я думал, на Эрискей ведет дамба.
— Так и есть, — мужчина встал и указал на восток. — Поезжайте дальше по дороге, вон дотуда.
Фин прищурился против света и, наконец, разглядел на горизонте ведущую через залив дамбу.
— Спасибо!
Бывший полицейский сел за руль и двинулся по дороге дальше, до изгиба. Миновал решетчатое ограждение для скота и увидел перед собой длинный прямой участок дороги, проложенный по дамбе из огромных валунов.
По мере приближения остров Эрискей занимал все поле зрения. Суровый, лишенный деревьев, состоящий как будто из одной горы. Дорога поднялась между холмами и вывела с дамбы на остров. На Т-образном перекрестке Фин свернул налево, на узкую гудронную дорогу, ведущую к старой гавани и Хаунну. Билл Лоусон говорил, что именно там находится семейная ферма О’Хенли.
Старый, полуразрушенный каменный пирс тянулся в узкую, прикрытую со всех сторон бухту. На дальней ее стороне виднелся такой же старый бетонный причал. Возле него среди камней стояло несколько брошенных домов. Вокруг бухты были и другие дома — и обжитые, и брошенные. Фин остановил машину у края старого пирса, прошел мимо разложенных на просушку сетей и наваленных кучами корзин для рыбы. Встал у начала бетонного ската и взглянул через залив на Южный Уист.
— Сюда приходил автомобильный паром, — рядом остановился пожилой мужчина в стеганой куртке и матерчатой кепке. Его жесткошерстный фокстерьер нетерпеливо тянул длинный поводок. — Старый пассажирский паром заходил в другую бухту, — он усмехнулся. — Автомобильный паром был никому не нужен, пока не построили дороги. А это сделали только в пятидесятых. И даже тогда машин тут было мало.
— А вы, значит, из местных? — уточнил Фин.
— Местный до мозга костей! А вот вы на гэльском не по-местному говорите.
— Я лиоассах — уроженец Льюиса. Из Кробоста, что в Нессе.
— Никогда не был так далеко на севере, — сказал пожилой человек. — И что привело вас сюда?
— Ищу старую ферму О’Хенли.
— Вы ее почти нашли. Идемте со мной.
Он повернулся и направился обратно к пирсу. Его фокстерьер бежал впереди, скакал из стороны в сторону и пытался лаять на ветер. Мужчина остановился у причала, откуда была видна вся бухта.
— Видите желтое здание слева? Вон то, без крыши? Это был деревенский магазин и почта. Его держал парень по фамилии Николсон… Да, вроде так. Единственный протестант на острове, — старик усмехнулся. — Представляете?
Фин не представлял.
— За этим зданием, справа, развалины каменного дома. От них мало что осталось. Тут и была ферма О’Хенли. Но хозяйка давно умерла. Она, кстати, рано овдовела. С ней жила какая-то девчушка. Кейт ее звали — так, по-моему. Но я не уверен, что это была ее дочь.
— А что с ней стало?
— Да кто ж ее знает! Уехала отсюда, задолго до смерти О’Хенли. Как и вся молодежь. Их хлебом не корми — дай уехать с острова! — старик грустно улыбнулся. — Что тогда, что сейчас.
Фин смотрел на развалины и большой белый дом на скалах за ними. Вверх по холму вела новая подъездная дорога. В конце ее виднелся сад перед домом, дальше — деревянная веранда, на которую выходили стеклянные двери. Над ними — застекленный балкон, а еще выше на стене — неоновая звезда.
