- А Хрусталь с Ушковым?
- Так один раз всего.
Костя отложил карандаш, постукал ладонью по бумаге:
- Распишись, что ничего не нашли. Плащ возьмем с собой. Коль не понадобится, вернем. В протоколе указано... Под подозрением плащ.
- Это под каким же? - отозвался Горбун, старательно и с усилием неграмотного выводя буквы на бумаге.
- Скажем потом, - ответил Костя. Он кивнул - Барабанов и Грахов пошли следом за ним.
На улице остановились. Закуривая папиросу, Костя сказал:
- Видали старика?.. По уши в уголовном деле, а не проймешь ничем. Под дровами мука - ясно это.
- Значит, засада? - спросил Грахов.
- Да, установим засаду... Посмотрим, кто придет. А Горбун от нас и так никуда не денется. Вот только надо будет определить место для засады.
Он оглянулся на дом во дворе - старик смотрел на них, кутаясь в ватник. Не догадывался ли, о чем шел разговор у агентов?..
...Хрусталя с Ушковым взяли в другом городе, на квартире, находящейся под подозрением уголовного розыска. Обоих доставили назад. На вопрос Подсевкина, почему они уехали из города, Хрусталь ответил с невозмутимой ухмылкой:
- Не люблю четыре стены, гражданин следователь. Я простор люблю. Чтобы куда хошь, хоть на все четыре стороны.
- Для того надо так жить, как все люди живут, - заметил Подсевкин, записывая фамилию Хрусталя в протокол допроса. Налетчик окинул его насмешливым взглядом, оглянулся на Ушкова. Этот звероватый парень как будто проснулся сразу, хрипло выкрикнул:
- По делу веди допрос. Нечего нам зубы заговаривать... За што только схватили? Жаловаться вот будем...
- Жаловаться вы умеете, - ответил Подсевкин, продолжая записывать в протокол необходимые для ведения допроса данные. - Только прежде должны вы рассказать, при каких обстоятельствах была ограблена женщина в переулке и где ее кольца да перстни. И еще - кто послал брать на складе "Хлебопродукт" муку?
Налетчики, как по уговору, рассмеялись. Непонятно почему. Может, для храбрости.
- Ты нас, гражданин следователь, на мульку не бери, - попросил строго Хрусталь. - Кто-то снимает перстни, кто-то муку обирает на складе. А наше дело - сторона. Можем свидетелей выставить... В общем, - добавил он все так же строго и назидательно, - вероятие тут нужно...
- Будет вам и вероятие, - так же строго и резко ответил ему на это Подсевкин. - Будет и суд.
Хрусталь небрежно откинул длинные семинаристские волосы на вороте шинели, бросил, уже тише только:
- Судья судит, а Хрусталя в тюрьме не будет...
30
В эти зимние дни в городе проходили встречи рабочих и крестьян, проводимые губернским комитетом партии. На одну из таких "смычек" губмилиции и делегатов губрозыск послал своими представителями Костю и Леонтия. Когда они пришли в клуб милиции, зал уже был полон. Места им достались в последнем ряду, по соседству с каким-то молодым мужчиной, широкоплечим и крепкого сложения, чем-то похожим на их Кулагина:
- Садись, ребята, - сказал он им дружелюбно, протягивая руку для знакомства. - Я из деревни Ломтево. А вы откуда будете?
- Из уголовного розыска, - ответил Костя, - не ждал таких соседей?
Мужчина засмеялся раскатисто, шлепнул Костю по плечу:
- Ну, парень, развеселил...
Говорить им долго не пришлось - вскоре же появился докладчик за трибуной, заговорил торопливо, взмахивая рукой, а то указкой. Узнали собравшиеся в зале, как идут военные действия в Китае, как борется за права немецкого народа Эрнст Тельман, о фашистских скандалах какого-то Гитлера в Баварии, о том, что в Латвии ждут суда сто сорок пять коммунистов, о лорде Керзоне и его ультиматуме, о новостройках в стране, о переменах в деревне.
Сосед сидел, не сводя глаз с докладчика, не шевелясь, как будто прибит был к стулу гвоздями. Один раз только оживился - это когда докладчик упомянул о том, что в деревне тоже надо развивать со временем социализм. Наклонил голову, зашептал:
- Мы у себя в совхозе уже строим социализм. У нас пятьдесят коров. Построили двор для овец. Конюшня новая. Трактор есть, и еще собираемся купить... Пара молотилок... Разве не социализм это?..
Потом начались вопросы. Докладчик склонился со сцены, высматривая спрашивающих, кричал глуховатым голосом, потрясая при этом пальцами левой руки, и казалось, что правая у него парализована и недвижима.
- Как будет без Ленина? Об этом часто спрашивают и в деревне, и на фабриках. Отвечаю я всегда на это так: Ленин оставил завещание партии. Значит, был уверен в том, что и без него партия сумеет вести рабочий класс и крестьянство к победам в мирной жизни.
В зале захлопали, докладчик тоже постучал в ладони.
Какой-то парень, гладко бритый, под новобранца, в галстуке, спросил строго и требовательно, точно докладчик был в чем-то перед ним виноват:
- А когда безработица кончится?
- Должна скоро кончиться, - пообещал твердо докладчик. - Сами посмотрите, сколько у нас дел. Еще многие заводы стоят. Сколько надо ремонтировать мастерских, путей, паровозов. В городе грязь, канализация топит, фонарей на улицах мало, не хватает жилья... Начнется скоро строительство большого поселка на пожарище. Выстроим большие каменные дома в ряд. Кто их будет строить? Безработные. Новая смена готовится на махорочной фабрике, на торфяной электростанции тоже намечается приток рабочих. Кому дорога? Безработным.
Кто-то спросил, не вставая с места, из глубины зала:
- Верно ли, что английские капиталисты хотят выловить всю нашу рыбу в Балтийском море?
Докладчик ответил на это рубанув правой рукой, точно и про боль забыл:
- Наша рыба - нам, товарищи. И сами хорошо выловим. А мешать будут есть пушки Кронштадта.
По соседству встал еще один делегат - старик уже с гладко бритой головой, одетый в синий френч, в галифе, точно бывший военный кавалерист.
- А что же это с торговлей? - заговорил он. - В городе мало товара еще по дешевой цене. А иного и на прилавке нет. Приходится идти к частнику, а частник сколько дерет - всем известно. Когда же в государственных магазинах покупать будем по дешевой цене какую хошь мануфактуру, ботинки там, аль галоши, или кепки, аль чулки бабам?..
В зале засмеялись. Докладчик поднял руку, как бы спрашивая у делегатов разрешения говорить.
- Мы, товарищи, сами переплачиваем, - признался под тихий смешок из зала. - Тоже вот идем, бывает, в магазин частный и платим лишние деньги. И ничего пока поделать не можем. Но пока. Недалеко то время, когда на прилавках в советских магазинах вы купите по дешевой цене и сапоги, и пальто, и чулки, и фуражки. Недалеко то время. Политика партии сейчас состоит в том, чтобы развивалась наша социалистическая торговля. Чтобы не было места в наших городах и кооперациях спекуляции и наживе.
Костя и Леонтий переглянулись разом. О них вел речь докладчик, об их работе...
После доклада сразу же начался концерт. Играла на пианино сотрудница из уездной милиции, моложавая седая женщина, плясали "барыню" два парня постовые милиционеры, читал басни Крылова какой-то новичок-следователь.
Потом вышли два агента уголовного розыска Куличов и Зыбин, недавно пришедшие в розыск. Зыбин играл на гитаре, а Куличов пел старинные романсы.
Держались они как заправские артисты эстрады.
Зыбин, щупленький и черненький паренек, похожий на жучка, сидя на стуле, дребезжал струнами ненастроенной гитары. При этом подсчитывал такты подошвой подшитого валенка. И слышался в зале не столько звон струн, сколько это вот пошлепыванье. Второй же, здоровила, похожий на крючника, заложив руку за руку, томно, как барышня, закатывал глаза:
Дышала ночь
восторгом сладострастья...
Агенты потихоньку посмеивались, но и крестьянам, и сотрудникам милиции, их семьям - нравилось. Все хлопали дружно и долго. За певцами вышел на сцену Нил Кулагин и принялся кидать к потолку двухпудовик. Зал ахал и подсчитывал. Где-то на пятнадцатом махе Кулагин выронил гирю - она гулко бухнула и смутила гиревика. Раскланявшись, покраснев, он убежал за кулисы. В конце выступил Саша Карасев, стал читать стихи. И его приняли по-доброму - тоже хлопали и улыбались.
После концерта всех пригласили в буфет пить чай с баранками, пиво. Не утерпели и Костя с Леонтием - повели с собой и соседа. Тот от чая отказался, а пиво ему приглянулось. Осушив вторую бутылку, захмелел и стал рассказывать о том, как он попал сюда.
- Совхоз послал. Надо, мол, тебе побывать на таком съезде, ты секретарь партячейки. Узнаешь, что там думают относительно деревни, как ей жить дальше. Послушал доклад, стал понимать что к чему, спасибо ему, этому лектору... Но мы-то, совхозные, идем в одну ногу с рабочим классом, мы тот же рабочий класс, только сельский.
Негромко выругался сидящий напротив за столом крестьянин, стал жаловаться своему соседу - рабочему с автозавода:
- Приеду домой я, за нашего секретаря ячейки возьмусь. А то, вишь, в городе как - и собрания, и паровозы показывали, в кино водили, агитация тут тебе и лекции. Потом товарищеский чай. А ён собрания провести не хочет. Третеднясь приехал к нам на собрание председатель из уезда, а ён навоз таскает по грядам. Я, грит, не беспокоюсь оченно-то, потому как все равно быстро не соберутся сельские коммунисты. Так, чтоб не терять времени, таскаю это добро... Вот уж шалишь, поговорю я ему теперь на собрании... Допеку его.
