колонки, набранные жирным шрифтом, с широкими полями со всех сторон – и с двумя новыми условиями:
1. 65 000 долларов могут быть выплачены одному человеку или разделены между несколькими.
2. 65 000 долларов или какая-то их часть будут выплачены только за точные сведения, а не за предложение, предположение или гипотезу.
Ниже следовали остальные условия, в которых были изменены только три слова.
Мы обсудили одну возможность и пришли к выводу, что ничего поделать нельзя. Увидят ли наше объявление в убойном отделе Южного Манхэттена? Наверняка. Установят ли они неусыпное наблюдение за нашим домом, чтобы увидеть, кто к нам придет? Безусловно. И что тогда? Они вторгнутся к нам и попытаются получить задаром то, за что наш клиент предлагает шестьдесят пять тысяч. Они, наверное, начнут прослушивать наш телефон, а ученые изобрели столько сногсшибательных устройств, что простому смертному уже стало невозможно определить, подслушивают его или нет. Как бы то ни было, во вторник в два часа дня Сол, Фред и Орри сидели в нашей гостиной и играли в пинокль. Мы приготовились к приему гостей.
Самый первый был презанятной личностью. До него еще четверо звонили по телефону, но все оказались чокнутыми. Первый живой посетитель позвонил в дверь около трех часов дня. Он тоже казался чокнутым, но дверь я все же открыл, и он вручил мне визитку – крохотную голубую карточку, на которой витиеватыми черными буквами значились имя и фамилия: Назир Ибн-Бекр.
Что ж, иностранцы тоже бывают чокнутыми, но я все же впустил его. Худой, смуглый и чернявый, ростом он доходил мне до подбородка, а вот его носа вполне хватило бы на двоих. Несмотря на жаркий июньский день, на нем был застегнутый на все пуговицы пиджак, а воротничок сорочки потемнел от пота. Когда, заперев дверь, я повернулся к нему, он вручил мне вырезанное из «Таймс» объявление и произнес:
– Я увижу мистера Ниро Вулфа.
– Возможно, – сказал я. – Он занят. У вас есть интересующие его сведения?
– Я не вполне уверен. Возможно, да.
Нет, не чокнутый. Чокнутые не знают сомнений. Я попросил его подождать, кивнул на скамейку, отнес карточку в кабинет, вручил Вулфу, получил приказ ввести гостя, но выполнить его не смог. Назир Ибн-Бекр уже стоял за моей спиной. Кабинет был устлан толстым караганским ковром, но в прихожей ковра не было. Желая, чтобы гость был поближе ко мне, я не дал ему сесть в красное кожаное кресло, а указал на желтое, стоявшее возле угла моего стола. Затем я вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Замысел состоял в том, чтобы незаметно легонько постучать в дверь гостиной. Это будет знак нашей троице, что посетитель уже в кабинете и они могут спокойно идти в нишу возле кухни, чтобы рассмотреть гостя через отверстие, замаскированное со стороны кабинета картиной с изображением водопада. Кроме того, они услышат все, о чем мы говорим. Когда я вернулся к своему столу, Назир Ибн-Бекр сказал:
– Разумеется, наш разговор записывается.
– Прекрасно, – произнес я. – Значит, мне не придется стенографировать.
– Условия вам ясны? – спросил Вулф.
– Совершенно, – кивнул Ибн-Бекр. – Кристально ясны. Сведения, которыми я располагаю, находятся у меня в голове, а о том, какую ценность они представляют, судить вам. Я должен задать вопрос. В вашем досье мы не обнаружили ровным счетом ничего, что позволило бы нам составить мнение о том, как вы относитесь к положению на Ближнем Востоке. Вы не антисионист?
– Нет.
Смуглолицый повернулся ко мне:
– А вы?
– Тоже нет. Единственное мое предубеждение против евреев состоит в том, что один из них играет в покер не хуже меня. А иногда даже лучше.
– Да, им палец в рот не клади, – снова кивнул Назир Ибн-Бекр. – Привыкли обманывать. – Он обратился к Вулфу: – Возможно, вам известно, что в этой стране, в основном в Вашингтоне и Нью-Йорке, вовсю орудуют арабские террористы, главным образом палестинцы.
– Да, говорят, что это так.
– Не просто говорят. Так и есть. Один из них как раз перед вами.
Он расстегнул верхнюю пуговицу пиджака, полез внутрь и вытащил небольшой коричневый конверт, затем достал из него сложенный лист бумаги и встал, чтобы протянуть его Вулфу. Поскольку террористы проходят по моей части, я поспешно вскочил и перехватил бумагу. Пока я разворачивал ее, он снова сел и сказал:
– Здесь имена пятерых людей, хотя я не уверен, что они подлинные. Но я их знаю только под этими именами. Мы встречаемся еженедельно по воскресеньям на одной квартире в Джексон-Хайтсе. Здесь есть адрес и номер телефона. В квартире живет Армад Кармат. Адресов остальных у меня нет. Как видите, мое имя здесь не фигурирует. Я написал их печатными буквами, потому что в нашей профессии это надежнее, чем оставлять запись, сделанную собственным почерком.
Я пробежал листок глазами и передал его Вулфу.
– Я вижу, у вас есть телевизор, – произнес Назир Ибн-Бекр. – Возможно, вы видели в мае программу КВС под названием «Нефть и Мекка»? Седьмого мая.
Вулф потряс головой:
– Я редко включаю этот прибор. Всякий раз я убеждаюсь, что не зря придерживаюсь столь низкого мнения о телевидении.
Моим мнением никто не интересовался, поэтому я скрыл, что посмотрел «Нефть и Мекку», когда был у Лили Роуэн.
– Программа шла целый час, – сказал террорист. – Частично она была посвящена добыче нефти в арабских странах, но, кроме этого, в ней содержались и определенные комментарии. Напрямик там сказано не было, что существование и процветание Израиля куда важнее для цивилизации и демократии, чем арабская нефть, но намеков было предостаточно. Вся программа была произраильской и антиарабской. Это было в среду. А в ближайшее воскресенье мы отправили в КВС письмо с требованием публичного извинения за клевету и ложь. В следующее воскресенье Армад заявил, что ответа на письмо мы не получили, но зато ему удалось выяснить, что ответственным за выпуск программы был вице-президент КВС по имени Эймори Браунинг. Это было в воскресенье, восемнадцатого мая. Мы решили, что следует воспользоваться этим случаем, чтобы объявить войну антиарабской пропаганде в этой стране.
Он посмотрел на меня, потом снова перевел взгляд на Вулфа.
– Должен объяснить, что я сам стал членом этой группы всего год назад, даже меньше, и еще не пользуюсь их доверием. Армад Кармат до сих пор не принял насчет меня окончательного решения. Вот почему я сказал, что не вполне уверен, есть ли у меня именно те сведения, которые вас интересуют. Я знаю, что у них было три бомбы. Я видел их собственными глазами. В апреле. А в то воскресенье,
