– Никогда ею не пользовалась.
– Утром я найду магазин. Монпарнас самое подходящее в этом отношении место. Блондины выглядят значительно приятнее, не так ли?
Она внимательно изучила его лицо.
– Пытаюсь представить, как ты будешь тогда выглядеть.
– Буду отличаться от предыдущего «я». Не очень сильно, но вполне достаточно.
– Возможно, ты прав. Надеюсь на бога, что это так. – Она поцеловала его в щеку, предваряя этим дальнейший разговор. – А теперь расскажи мне, что случилось? Куда ты ходил? Что ты узнал про тот случай… шесть месяцев назад?
– Оказалось, что не шесть месяцев, а поскольку это так, то у меня просто не было возможности совершить убийство.
Он рассказал ей все, опустив только ряд моментов: когда пришел к мысли, что больше не увидит ее. Она не поверила ему и тут же сказала об этом:
– Если бы дата не была так четко обозначена в твоей памяти, ты, вероятно, не пришел бы ко мне?
Борн качнул головой:
– Наверное, нет.
– Я знала это, я это чувствовала. В какое-то мгновение, когда я шла от кафе к музею, я почувствовала, что задыхаюсь. Ты веришь подобному предчувствию?
– Я не хотел этого.
– Я тоже, однако это произошло.
Они оба сидели: она на кровати, он рядом, в единственном кресле. Борн приподнялся и дотронулся до ее руки.
– Я еще не вполне уверен, что меня там не было… Я знал этого человека, я видел его лицо, и я был в Марселе за 48 часов до его убийства!
– Но ты же не убивал его!
– Но тогда почему я там был? Почему люди, с которыми я встречался, считают, что это сделал я? Боже мой, ведь это безумие! – Он вскочил с кресла, боль вновь возникла в его глазах. – Но потом я забыл. Я ненормальный, верно? Потому что я забыл… Годы, время.
Мари заговорила языком фактов, без всякого сочувствия в голосе:
– Ответы сами придут к тебе. От одного или другого источника, в конце концов, от тебя самого.
– Это невозможно. Восборн заявил, что произошла перестройка здания: все блоки сдвинулись, проходы перекрылись… появились другие окна… – Джейсон подошел к окну, оперся на подоконник и посмотрел вниз, на огни Монпарнаса. – Вид через эти окна другой, такого никогда не было. Где-то есть люди, которые знают меня и которых знаю я. В нескольких тысячах миль есть и другие люди, к которым я отношусь либо с любовью, либо с ненавистью… Боже мой, возможно, жена и дети – не знаю. Все мои попытки выяснить что-либо заканчиваются неудачей. Как будто я кручусь на ветру, поворачиваясь во все стороны, и не могу приземлиться. При каждой новой попытке меня опять отбрасывает прочь.
– В небо?
– Да.
– Ты прыгал с самолета?
Борн повернулся к Мари.
– Я никогда не говорил этого.
– Ты говорил об этом ночью, во сне. Ты был весь в испарине. Твое лицо горело, а я вытирала его полотенцем.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Я спрашивала, между прочим. Я спросила тебя, не был ли ты пилотом и не беспокоят ли тебя полеты, особенно по ночам.
– Не понимаю, о чем ты говоришь. Почему ты не попыталась привести меня в чувство?
– Я очень боялась. Ты был близок к истерике, а я не знаю, как поступать в подобных случаях. Я могу помочь тебе вспомнить что-нибудь, но я ничего не могу поделать с твоим подсознанием и не знаю, кто бы мог с этим справиться, кроме врача.
– Врача? Я провел с доктором почти шесть чертовых месяцев!
– Из того, что ты сообщил о нем, у меня сложилось иное мнение.
– Я не хочу этого! – воскликнул он, смущенный вспышкой своего гнева.
– Почему нет? – Мари поднялась с кровати. – Тебе необходима помощь, дорогой. Психиатр мог бы…
– Нет! – неожиданно заорал он, сопротивляясь вспышке гнева. – Я не хочу этого, я не могу…
– Но, пожалуйста, скажи мне, почему? – настойчиво осведомилась она, стоя перед ним.
– Я… я не могу этого сделать.
– Просто скажи мне, в чем дело, и мы закончим этот неприятный разговор.
Борн долго смотрел на Мари, потом отвернулся и вновь уставился в окно. Руки его опирались о подоконник.
– Потому что я боюсь. Кто-то солгал, и я благодарен за это больше, чем я могу выразить. Но предположим, что лжи больше не будет, предположим, что все остальное правда. Что мне тогда делать?
– А разве ты не говорил, что хочешь найти выход?
– Не таким путем. – Он выпрямился, все еще глядя на огни города. – Постарайся понять меня… Я должен узнать вполне определенные вещи… достаточные, чтобы принять решение… но, возможно, не все вещи.
– Ты хочешь получить доказательства, это ты хотел сказать?
– Я хочу иметь четкие указания, в каком направлении мне двигаться.
– Ты хочешь «двигаться» только один? А что же будет с нами?
– Ты знаешь, что получается в результате движения по указателям?
– Тогда давай искать их вместе! – воскликнула Мари.
– Будь осторожна. Ты можешь не справиться с тем, что обнаружится в результате этих поисков.
– Но я хочу быть рядом с тобой, и я имею в виду только это. – Она подошла к нему поближе. – Послушай… Сейчас в Онтарио почти пять часов, и я еще смогу застать Петера в кабинете. Он сможет начать поиски «Тредстоун»… и даст нам чье-нибудь имя, с кем мы сможем связаться в посольстве, кто сможет нам помочь, если это будет необходимо.
– Ты хочешь сказать Петеру, что ты в Париже?
– Он так или иначе узнает это от оператора, но звонок не будет прослежен до нашего отеля.
– После твоего звонка нам нужно будет поужинать, после чего мы прогуляемся на улицу Маделен. Я хочу там на кое-что взглянуть.
– Что ты сможешь увидеть там ночью?
– Телефонную будку. Я надеюсь, что рядом с банком имеется телефонная будка.
Она действительно находилась там. На противоположной стороне улицы, наискосок от входа в банк.
Высокий блондин в очках c черепаховой оправой проверил свои часы, щурясь в лучах полуденного солнца на улице Маделен. Тротуары были заполнены людьми, а проезжая часть, как и на большинстве парижских улиц, насыщена потоком автомобилей. Он вошел в телефонную будку и запутал провод, на котором болталась телефонная трубка. Это должно было показать следующему желающему, что телефон не работает, и уменьшало шанс, что будка будет занята. И это сработало… Он снова взглянул на часы: отсчет времени начался. Мари уже находилась внутри банка. Она могла позвонить в самое ближайшее время. Вынув несколько монет из кармана и положив их на полку, он стал наблюдать через стекло кабины за дверью банка. Облака на время закрыли солнце, и он мог видеть в стекле свое отражение. Он остался доволен тем, что увидел, вспоминая удивленное выражение парикмахера на Монпарнасе, когда тот перекрашивал ему волосы. Облака уплыли вдаль, солнце вернулось, и он тоже вернулся к действительности. Тут же затрезвонил телефон.
– Это ты? – спросила Мари.
– Да, я, – ответил Борн.
– Сделай вид, что ты хочешь узнать имя чиновника и место расположения банка. И немного загруби свой французский. Измени произношение ряда слов, чтобы чувствовалось, что ты американец. Скажи им, что у тебя нет телефона в Париже. Затем делай все, как договорились. Я перезвоню через пять минут.
– Часы пущены.
– Что?
– Я имею в виду, что пора начинать.
– Хорошо… часы пущены. Удачи тебе!
– Благодарю, – Джейсон нажал на рычаг, затем освободил его и набрал номер.
– Банк де Вали. Добрый вечер.
– Мне необходима консультация, – произнес Борн, продолжая дальнейший разговор так, как посоветовала ему Мари. – Недавно я перевел значительную сумму из Швейцарии по специальной курьерской связи. Я хочу знать, все ли уже получено.
– Этим занимается отдел международных связей. Я соединяю вас с ним.
Щелчок, и вновь женский голос:
– Международная служба.
Джейсон повторил свой вопрос.
– Могу ли я узнать ваше имя?
– Я предпочитаю поговорить непосредственно с ответственным лицом, прежде чем назвать его.
На линии возникла пауза.
