Он показался мне человеком бывалым, медлительным, из тех, кто не поступает опрометчиво.
Я заглянул в составленный Хаджинуром список – там действительно значились две женские фамилии. Разыскать и допросить их в будущем не составляло труда.
– …Конвоиры им не препятствовали…
– Помните конвоиров?
– Нет. Освещение тусклое. Крохотная лампочка, даже углы не видать… Меня в Морской райсуд везли. Пока ехали, чуть не ослеп!
– «Воронок» из тюрьмы подъехал сразу к райсуду Морского?
– Нет. Сначала в Черемушинский, там оставили женщин. Потом в областной. Отвезли парня из бокса.
– Вы этого арестованного видели?
– Нет! Его раньше провели.
– А откуда знаете, за что он был арестован?
– Он крикнул статью: умышленное убийство…
– Ясно. Скажите – после того, как вы отъехали от тюрьмы, автозак останавливался?
– Останавливался. Вернее, притормозил…
– Что-то случилось?
– Да нет! Кто-то сел. Ему открыли снаружи…
Я так и представлял все это себе: в заранее обусловленном месте автозак остановился, кто-то сел, заговорил со смертником.
И все же в глубине души я надеялся, что ошибаюсь.
Парадокс! Лопались ложные авторитеты, садились на скамью подсудимых министры и секретари обкомов, члены ЦК, а я верил в маленьких людей, выполняющих несложную, но очень важную и необходимую для общества работу, требующую всего двух качеств – честности и уважения к закону. Я – прокурор! – как мальчишка верил, что в «воронок», в котором под усиленным конвоем везут убийцу, можно попасть только как в танк – подорвав либо полностью уничтожив экипаж…
– Вы слышали, как этот человек садился? – спросил я.
– Да. По-моему, на повороте от базара к улице Павлика Морозова. – В Семирханове говорил шофер-профессионал. – Там вираж на подъеме. И сразу идет спуск.
– Видели его?
– Нет. Он сел с конвоирами в предбаннике. Между нами была решетчатая дверь. Я слышал, как он говорил с тем парнем, из первого бокса.
– Какой у него голос? Что-нибудь можете сказать?
– Немолодой. Вот все, пожалуй. В основном он говорил. Парня я почти не слышал.
– А что именно? Помните?
На неподвижном мясистом лице появилась короткая усмешка, Семирханов покрутил головой.
– Ничего не слышал!
– Гезель! Я попрошу срочно отпечатать и отправить эти телеграммы…
«Председателю Президиума Верховного Совета СССР тов. Громыко А. А. Копия Генеральному прокурору СССР тов. Рекункову Т. В., гор. Москва, – писал я. – Прошу немедленно приостановить исполнение вошедшего в силу смертного приговора Восточнокаспийского областного суда Умару Кулиеву, осужденному по обвинению в умышленном поджоге здания рыбнадзора и убийстве инспектора рыбоохраны Саттара Аббасова, и возобновить дело по вновь открывшимся обстоятельствам. Прокурор Восточнокаспийской зоны прокуратуры Каспийского водного бассейна, имярек».
Еще две телеграммы, почти дословно дублировавшие текст, я послал в Астрахань, прокурору бассейна и прокурору Восточнокаспийской области Довиденко – «для сведения».
– Пожалуйста, Гезель. – Я передал ей черновики, подождав в приемной, пока она перенесла текст на телеграфные бланки, бросая время от времени поверх пишущей машинки преданные взгляды в мою сторону.
Гезель ушла, а мне вдруг стало стыдно: я ни разу не вспомнил о раненном из-за меня Мише Русакове!
Я позвонил в больницу – ответ меня успокоил: состояние Миши было удовлетворительным, хотя мне и сказали, что *5В пролежит в больнице несколько дней.
Со вторым участником уголовного дела – Бокассой – все тоже было ясно: его задержали и Бала, уезжая, направил карлика на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу.
Я набросал еще несколько бумаг.
Председателя Восточнокаспийского областного суда я просил «в связи с возникшей необходимостью выдать для допроса осужденного Кулиева У мара, значащегося за областным судом…».
Следующий документ я адресовал всесильному начальнику Восточнокаспийского областного УВД генералу Эминову.
«…В связи с возникшей необходимостью, – потребовал я, – срочно направьте в водную прокуратуру Восточнокаспийской зоны список лиц, конвоировавших из тюрьмы в областной суд на заключительное судебное заседание 5 января осужденного Кулиева, а также сообщите о возможности пребывания в авто-заке с подсудимыми посторонних лиц…»
Подумав, я предложил дежурному передать текст по телефону в областное управление. Период колебаний для меня сразу и полностью закончился, мне стало легко, как человеку, которому нечего терять.
– Не помешаю, Игорь Николаевич? – Мой секретарь Гезель вернулась с телеграфа. – Сейчас такое было! У приемщицы во-от такие глаза: «Срочно. Правительственная»… А когда дочитала до конца, где вы просите приостановить исполнение приговора, у нее будто схватки начались… – Гезель использовала сравнение из близкой ей сферы. – Передо мной как раз сдавала почту начальник канцелярии облпрокуратуры. Только я отошла, они начали шептаться!..
– Ничего, – успокоил я. – Прокурор области узнает о телеграмме раньше, чем ее получит…
Мы еще не кончили говорить, как мне позвонил Довиденко.
– Срочно приезжай, надо поговорить! – не здороваясь, сквозь зубы сказал он.
– Слушаюсь. Завтра вечером буду. Пока.
Он сбавил гонор:
– Подожди. Надо посоветоваться. Машина есть? А то я пришлю свою.
Мне не пришлось ждать его в приемной. Молодой помощник Довиденко кивнул мне на дверь, и я сразу вошел в кабинет. Несколько незнакомых работников сидели за приставным столом. Ждали меня – потому что, едва я появился, все молча удалились.
– Напоминает великий исход, – я кивнул на дверь.
– Скорее – приход великого инквизитора. – Довиденко убрал в стол какие-то бумаги, мне показалось, я заметил среди них телеграфный бланк.
– Ты знакомился с уголовным делом по убийству Сат-
тара Аббасова и поджогу рыбинспекции? – жестко спросил меня
Довиденко.
– Дело-то в Москве!
– А с заключением Прокуратуры и Верховного суда для Отдела помилования Президиума Верховного Совета?
Я и понятия не имел о том, что они составляют такие заключения. О чем? О законности вынесенных приговоров? Или рекомендуют Президиуму – кого помиловать, кого нет?
– Я думал – решение о помиловании – прерогатива Президиума Верховного Совета…
– Он «думал»… – презрительно сказал Довиденко.
Он набрал какой-то номер, тот оказался занят, Довиденко нетерпеливо принялся крутить диск.
– Ну, что вы там разболтались… – крикнул он наконец раскатисто-зло кому-то, кто снял трубку. – Зайди вместе с Фурманом. И захвати наблюдательное по Умару Кулиеву… – Довиденко снова развернулся ко мне. – Ты видел его заявление из тюрьмы? Тоже нет! А не мешало бы!
И прежде чем кто-то из прокуроров вместе с Фурманом доставил наблюдательное дело, Довиденко постарался устроить мне жесткий прессинг по всему полю.
– Умар Кулиев как сознался в первый день, когда его милиция допросила, кстати, твоя – водная, так до последнего дня ни слова не изменил! Кто и где только его не допрашивал! Он и на место выезжал и тоже подтвердил! Два суда было! Потом дополнительное следствие. И всюду – одно и то же! Почитай его ходатайство о помиловании… – Довиденко был вне себя. Моя телеграмма Генеральному произвела на него впечатление взорвавшейся бомбы, разрушительные последствия которой пока еще не были до конца известны. – Там нигде и слова нет о невиновности. Только – «Каюсь. Виноват. Простите…».
В приемной послышались голоса, но прежде чем Фурман и его коллега вошли, в кабинете появился моложавый тонкий брюнет в костюме из блестящей ткани и белоснежной тончайшей сорочке – начальник областного управления генерал Эминов. Он поздоровался с Довиденко, который шустро поднялся ему навстречу.
На меня Эминов даже не взглянул.
– Я уже приказал, чтобы ему подготовили бумагу. Разъяснили. Если у него самого котелок не варит… – Лицо начальника УВД было недоумевающе-брезгливым. – Кто из посторонних мог попасть в автозак? Ты слышал такое? Согласно уставу караульной службы во время транспортировки подследственных и осужденных внутри автозака могут находиться только, – Эминов поднял палец, – лица, содержащиеся под стражей, и конвой. Он думает, это рейсовый автобус в Красноводск… Довиденко развел руками:
– Я тоже говорю.
– Митрохин приедет – надо выносить вопрос на бюро. Сколько можно…
С высоты сфер, в которых Эми нов вращался, я казался ему крохотным существом, величиной с насекомое.
– Кончать надо с этим делом. Я сегодня же буду звонить министру…
– Да, да… Эминов прав, – поддакнул Довиденко, обернувшись. – Есть правила конвоирования арестованных в автозаке. Я не слышал, чтобы их нарушали. Это – святая святых МВД. Особенно когда конвоируют смертника!..
