— Ну это вообще наглость! — широко раздув ноздри, возопила девица, готовая броситься на Беккера-старшего. — Ни к чему я не причастна! Я знать не знала, что здесь такое намечается!
— Может, ты сюда на чай с пирожными шла? — саркастично спросил Валерий Павлович.
— На ко-офе, — ядовито процедила она в ответ.
— Гражданочка, — прервал перебранку Брысько, — успокойтесь, сейчас мы все проясним, — он окинул взглядом нас и важно сказал:
— Будем вести дознание соответственно всем существующим правилам.
Затем он достал из потертой засаленной папки лист бумаги и, глянув на девицу, деловито спросил:
— Ваша фамилия, имя, отчество.
— Вы, может, меня еще и кверху ногами подвесите? — зло бросила она в лицо оперу.
— Могем и так, — иронично ответил он ей, потом, обратившись к Беккеру, сказал:
— Развяжите задержанную, никуда она от нас не денется.
Валерий Павлович что-то стал бубнить себе под нос, а Виталька, поднявшись со стула с недовольным видом, стал развязывать девицу, испытывая чувство неловкости от вида ее полурасстегнутой блузки.
— Как вы любезны — процедила она, освобожденная от уз, потирая затекшие руки.
— Ну-с? — вновь обратился к ней Брысько вопросительно.
— Баранки гну-с, — огрызнулась она в ответ.
— Гражданочка, вы начинаете будить во мне зверя! — покачивая головой, но пока еще спокойным тоном сообщил с легкой угрозой Брысько.
— Репрынцина Елена Владимировна, — издевательски вежливо ответила девица, приняв позу прилежной ученицы.
— Так как же все-таки дело было, Елена Владимировна? — делая соответствующую запись, спросил Брысько.
Тут Беккер-старший не сдержался — начав расхаживать по комнате, он официально представился и стал торопливо излагать суть произошедшего, не давая никому вставить ни слова.
— Вот так-так… — задумался Брысько, когда тот закончил, а потом обратился к девице и спросил:
— Кем же вам доводится рыжий господин, с которым вы сюда явились?
— Хм, кем… — развязно ответила девица. — Клиентом!
— Ке-ем? — удивленно переспросил Брысько.
— Кли-ен-том, — отчетливо продиктовала задержанная.
— В смысле? — хлопая глазами, спросил Валерий Павлович.
— Ты «ночная бабочка», что ли? — расхохотавшись, заключил опер.
— Она самая, — нисколько не смущаясь, заявила девица.
— Это что-то новенькое! — саркастично воскликнул Валерий Павлович. — «Ночные бабочки» киллерами подрабатывают!
— Да никакой я не киллер! — вспыхнула путана, перейдя на крик. — Ко мне обратились с просьбой, с какой обычно обращаются. Сказали, что какой-то старый пень…
— Гражданочка! — укоризненно, но улыбаясь в усы, предупреждающе окликнул проститутку Брысько.
Беккер-старший побагровел, опустив глаза.
— А что, если мне так и сказали? — настаивала на своем задержанная. — Мол, старый пень желает расслабиться на работе. Но чтобы ничего не заподозрила его супруга, которая там же работает, надо явиться под видом новой секретарши и предложить подписать документ.
— И вы согласились? — спросил Виталька, который в этот момент, казалось, готов был сквозь землю провалиться.
— А почему нет? — глядя прямо ему в глаза, ответила девица. — Я всегда так деньги зарабатываю — своим телом.
— Ну это мы сейчас выясним, — кашлянув, сказал Брысько.
— Пожалуйста, — уверенно и смело ответила путана. — Наша фирма называется «У Виолы», она официально зарегистрирована.
— Вот до чего дожили! — возмущенно воскликнул Беккер-старший с видом настоящего праведника.
— Успокойтесь, — произнес Брысько, — лицензия наверняка дана на деятельность несколько иного рода. — Затем он потянулся к телефону и, обращаясь к девице, сказал:
— Думаю, Елена, ты и в нашей картотеке числишься.
— Хм, — только и ответила она.
На некоторое время все замерли в ожидании. Брысько, угукнув в ответ на то, что ему сообщили спустя несколько минут, положил трубку и, снова обратившись к путане, спросил:
— Этот рыжий ваш постоянный клиент?
Вы знали его до этого?
— Откуда? — девица развела руками.
— И как же мы его искать теперь будем? — задумался Брысько.
— По приметам! — воскликнул Виталька. — Ведь мы его видели!
— Неплохая идея, — пробормотал Брысько, вновь делая какие-то записи. — Ну и как же он выглядел? — спросил он, окинув нас взглядом.
— Рыжий такой, кудрявый… — Беккер-младший задумался. — Высокий, худой.
Я поймала себя на мысли, что тоже ничего не могу добавить к сказанному Виталькой. Волосы были настолько яркими, привлекающими внимание, что сосредоточили на себе все наше внимание, затмив все остальное во внешности. Поэтому теперь мы ничего, кроме них, и не могли описать.
— Боюсь, что он не такой уж и рыжий, — заметил опер, кивнув на парик, который по-прежнему находился в руках у Витальки и о котором мы все почему-то забыли. — Это его?
— Да, — разочарованно ответил Виталька, — по-видимому. Во всяком случае, у него была такая же прическа.
— Усы! — воскликнул Валерий Павлович. — У него были усы!
— Рыжие? — спросил Брысько.
— Нет, черненькие.
— М-да… — опер задумался. — Боюсь, усы того же происхождения, что и волосы. — Потом, как-то приободрившись, он заключил:
— Ну что ж, будем работать, будем работать.
В этот момент послышался визг шин.
Мы, обратив взоры в окно, увидели затормозивший у входа в здание милицейский «уазик». Двери его одновременно открылись, и из машины выпрыгнули несколько человек, кто в форме, кто в штатском.
В следующую минуту в кабинет заглянул запыхавшийся Бык. Отыскав глазами своего сослуживца, он сказал ему:
— Петро, наши прибыли!
— Знаю, — ответил капитан и двинулся к выходу.
Сделав два шага, он обернулся и сказал приказным тоном:
— Оставайтесь здесь.
Потом, посмотрев на путану и вытянув указательный палец вперед, обратился к ней:
— А ты — идем со мной:
— Гражданин начальник! — заявила она с какой-то пошлой, дурацкой интонацией всем известную банальную фразу. — Я вам уже все сказала!
— И-де-м! — по складам повторил Брысько, и только тогда путана со вздохом возмущения последовала за ним.
Мы вновь остались втроем и некоторое время молчали. Молчание висело в комнате почти ощутимое на ощупь — тяжелое и неприятное. Возможно, причиной тому было еще и чувство совсем рядом бродящей смерти. Ведь мертвый охранник все еще находился в здании, и от сознания этого становилось жутко.
— Похоже, я заказан… — пробормотал через какое-то время Беккер-старший.
— Отец, тебе не кажется, что первое нападение и сегодняшнее между собой связаны? — обратился к нему Виталька.
— Я не знаю, что и думать, — беспомощно ответил тот. — У меня голова идет кругом.
— Грабители были первые незваные гости или псевдограбители, — вступила я в разговор, — но у вас явно есть недоброжелатель, очень жаждущий вашей смерти и готовый добиваться достижения своей гнусной цели всеми способами и силами.
— Недоброжелателей у меня немало, но чтобы среди них был такой. Этого я, конечно, не предполагал, — вздохнув, произнес Валерий Павлович.
Меня сказанное им немного возмутило.
Он говорил так, будто напрочь забыл то, что недавно открылось о Вьюнце. А ведь у его совсем еще недавно закадычного друга был вполне обоснованный мотив для недоброжелательства. Особенно теперь, когда компаньоны не пришли к консенсусу в вопросе раздела предприятия.
Я хотела высказать свое мнение и вновь поднять вопрос об Олеге Станиславовиче, но в комнату вошел высокий, довольно симпатичный мужчина в несколько мятом сером костюме с черной папкой под мышкой. Лицо его было озабоченным. Но три глубокие продольные и две вертикальные между бровями морщинки на лбу говорили о том, что озабоченность — след не сиюминутного происшествия, а систематически происходящих событий.
Незнакомец кашлянул в кулак и сухо представился:
— Старший следователь Матвиенко.
Мы все невольно кивнули в ответ, как бы говоря: «Очень приятно», хотя каждый из нас в отдельности понимал, что, в сущности, приятного в предстоящем общении будет мало, так как вся сложившаяся ситуация отвратительна.
Следователь начал задавать вопросы, такие же, на которые мы отвечали до этого, и нужно было повторно рассказывать то же самое. Я к этому относилась спокойно, так как не впервые сталкивалась с работой правоохранительных органов и знала, что, может быть, свои слова придется повторить еще неоднократно. Беккер же явно нервничал, считая все расспросы пустой тратой его драгоценного времени, а записи, которые делал следователь, и вовсе раздражали его, так как то же самое уже записывал Брысько.
— Буквоеды! — процедил он себе под нос, а Матвиенко сделал вид, что ничего не услышал, и молча продолжал записывать наши показания.
