Ознакомительная версия.
– Но почему вы говорите об этом только сейчас, а в ходе предыдущего расследования даже не упомянули? Более того, отрицали, что вам известны причины необычного поведения Вершинина?
– Звонок Абрикосова не имел никакого отношения к убийству Вершинина, этот факт не помог бы следствию, а, наоборот бы, его запутал.
– А сейчас-то что изменилось? – допытывался «важняк».
– Сейчас, насколько мне известно, вы как раз занялись тем преступлением, о котором пытался предупредить Вершинина Абрикосов.
– Стоп, давайте уточним, о чем Абрикосов предупреждал?
– Абрикосов говорил о некоем автомобиле со взрывчаткой.
– Вы можете точно воспроизвести его слова?
– Нет. – Друбич удивленно посмотрел на Турецкого: за кого вы меня принимаете, господин столичный следователь?
Турецкий понял свою оплошность.
– То есть вы обо всем знаете только со слов Вершинина, так?
– Да.
– Хорошо, постарайтесь вспомнить как можно точнее, что именно говорил Вершинин.
– Пожалуйста, – с готовностью ответил Друбич, – только хочу вас сразу предупредить, чтобы потом не возникло недоразумений: Абрикосов просто феноменально разбирается в рыбалке, но человек он не слишком грамотный, и его речь наполовину состоит из междометий. Вы понимаете?
– Примерно представляю.
– Вадим Данилович был его сообщением крайне встревожен и по дороге от санатория до места гибели пребывал в состоянии нервного возбуждения. За это время он сказал всего несколько фраз, но что в его словах было пересказом разговора с Абрикосовым, а что его собственными домыслами и предположениями, я не знаю. Я пытался добиться от него деталей, но он ответил: «Приедем – разберемся». Он вообще не имел привычки гадать, не имея на руках достоверных фактов. Это вам тоже понятно?
– Да, продолжайте, пожалуйста.
– В свете всего сказанного юридическая ценность моих показаний равна нулю. Если быть точнее: пока вы не найдете Абрикосова, это, что называется, ноль без палочки.
– Андрей Викторович, – повысил голос Турецкий, раздраженный назидательным тоном Друбича, – огромное вам спасибо как коллеге за сочувствие нашим проблемам, но давайте каждый будет заниматься своим делом. Вы ответите на наши вопросы, а мы, опираясь на ваши показания, будем продолжать расследование. Я это к тому, чтобы между нами не было недопонимания, – добавил Турецкий, увидев, как у Друбича побелели губы и заходили ходуном желваки.
– Я вас понял, Александр Борисович, – произнес Друбич со значением после минуты молчания.
– Итак, что именно сказал вам Вершинин в санатории и по дороге на водохранилище?
– Сказал, что звонил Абрикосов. Ему стало известно: где-то в центре города будет оставлена машина, начиненная взрывчаткой. Где именно в центре: возле дома, где жил Вершинин, по пути следования к зданию администрации полпреда или в непосредственной близости от здания, в какое время, какая именно машина, хотя бы грузовая она или легковая, – Абрикосов не объяснил. Мол, не телефонный разговор. Я не уверен даже, что Абрикосов сказал «в центре». Скорее всего, это выглядело как-то так: «Там… около… ну возле вас… где начальство…»
– О чем вы еще разговаривали по дороге?
– Я спросил у Вадима Даниловича, насколько он доверяет словам Абрикосова. Дело в том, что я за время пребывания в должности начальника охраны Вершинина перебросился с Абрикосовым парой фраз, а Вадим Данилович вел с ним задушевные беседы. Он на водохранилище отдыхал, а я – работал.
– Понятно, и что ответил вам Вершинин?
– Как я уже говорил: «Приедем – разберемся».
– Кстати, а когда Вершинин выходил на лодке рыбачить, Абрикосов его сопровождал?
– Нет, он любил рыбачить один.
– И за время поездки вы с Вершининым больше словом не обмолвились?
Друбич ответил медленно, с расстановкой, как будто Турецкий был двухлетним ребенком и он пытался втолковать ему, где право, где лево:
– Нет. Вадим Данилович, как я уже говорил, был сильно взволнован и, как всегда в подобном состоянии, немногословен.
– Хорошо, спасибо, я понял. Значит, Вершинин не высказывал предположений, кто стоит за этой акцией?
– Нет.
– И откуда о ней мог узнать Абрикосов?
– Нет.
– Почему Вершинин избавился от охраны и водителя?
– Он этого не объяснил, но я могу предположить с очень высокой степенью уверенности. Вадим Данилович был человеком очень щепетильным и столь же осторожным. Он не был склонен доверять людям, иногда, на мой взгляд, во вред делу. Но без крайней нужды он никогда свое недоверие не выказывал.
– А что думаете вы лично: откуда Абрикосов мог узнать про заминированный автомобиль?
– Для протокола – ничего.
– Ладно, давайте выйдем покурим. Вы полагаете, кабинет прослушивается? – спросил Турецкий, когда они вышли в коридор.
– Не мне судить. Вызовите специалистов – проверят. Пусть каждый занимается своим делом, – ответил Друбич надменно.
– А судьи кто?! – хмыкнул Турецкий. – Так как там насчет источников, Андрей Викторович?
– Вам известно, что помимо Вадима Даниловича Абрикосов был знаком и с Бутыгиным?
– Нет, – оживился Турецкий, – а Бутыгин и Вершинин когда-нибудь рыбачили вместе?
– Вместе никогда. Но с Абрикосовым – оба.
– Они недолюбливали друг друга?
– Угадали. Особой нежности между ними не наблюдалось.
– Вы не пытались выяснить, встречался Абрикосов с Бутыгиным накануне событий?
Друбич отрицательно качнул головой.
– Почему?
– У меня не было такой возможности. Вы меня понимаете, Александр Борисович?
– А мог он встречаться с кем-нибудь из окружения Бутыгина или, скажем, с его сыном. Кстати, они были знакомы?
– Не знаю, Александр Борисович. Найдете Абрикосова – выясните. Не найдете… – Друбич высокомерно усмехнулся. Он хотел еще что-то добавить, но, видимо, им овладела новая мысль: снова побелели губы, заходили желваки и зрачки съехались в точки, как будто он взглянул на солнце. – Или вы его разыскали и теперь устраиваете мне тесты на преданность покойному Вадиму Даниловичу?!
– Не кипятитесь, Андрей Викторович, – успокоил его Турецкий, – Абрикосова ищем, хотя шансы на успех, по-моему, минимальны. А про вашу преданность покойному Вадиму Даниловичу я наслышан. Поэтому надеюсь, на два главных вопроса вы ответите без обиняков: собирался ли Вершинин с какой-то целью устроить ложное покушения на самого себя? И кому выгодно распространять подобные слухи? Если хотите, чтобы память о Вадиме Даниловиче осталась незапятнанной, вы просто обязаны мне ответить.
– Вы представления не имеете, Александр Борисович, во что ввязываетесь сами и втягиваете других! Я вам подсказал относительно безопасный путь: найти Абрикосова. Если вы такой камикадзе, поговорите с Бутыгиным.
– Лия Георгиевна, – накинулся Турецкий на Циклаури, вернувшись в кабинет. – Вы информировали Друбича о ходе расследования?! Он в курсе, что мы ищем лодочника, но безрезультатно?!
Она гордо вскинула подбородок и тоже перешла на повышенные тона:
– А в чем, собственно, дело?
– А ни в чем! Вы имеете, вообще, представление о тайне следствия, кто вам позволил докладывать о нашей работе каждому встречному-поперечному?
– Ничего я ему не докладывала, – обиделась Лия. – Да, мы поговорили, когда я приглашала его на допрос, возможно, и об Абрикосове речь шла, не помню, но что он до сих пор не найден… да за кого вы меня принимаете!
– Ладно, простите, сорвался, – буркнул «важняк», сообразив, что именно он сам только что попался в ловушку и разболтал то, что не следовало.
…Турецкий проторчал в прокуратуре до девяти часов, ожидая звонка от Меркулова или даже от генерального лично: при сложившихся обстоятельствах могло произойти что угодно. Сидя в Златогорске, не предугадаешь, какие ветры возобладают в столице. Здание опустело в начале шестого – традиции задерживаться на работе допоздна здесь не существовало. Уже и ночные уборщицы разошлись. Наконец, рассудив, что в Москве давно за полночь и враждующие стороны, по-видимому, решили отложить боевые действия до рассвета, Турецкий отправился в гостиницу.
Телефон в номере разрывался. Он бросился к нему с порога, не скинув ботинки:
– Турецкий! Слушаю!
Но это оказались не Меркулов и не генеральный. Звонила Лемехова:
– Что случилось, Александр Борисович?
– Ничего, – успокоившись, ответил Турецкий, – то есть случилось, конечно! Вы ящик смотрите?
– А! Вот вы о чем. Значит, вы заняты?
– Нет-нет! – поспешил заверить ее Турецкий. – В данный момент совершенно свободен. – Он хотел сказать – до утра, но подумал, что это будет уже чересчур. – Простите, я через пять минут перезвоню.
Он спустился в пустой холл и набрал номер ее мобильного, после всего, что сегодня случилось, его телефон могли поставить на прослушку – запросто.
– Еще раз приношу извинения за испорченный обед, Александр Борисович, по службе хоть не было осложнений? Ваша Лия не вышла из повиновения? Как вы с ней вообще работаете, это же ужас?!
Ознакомительная версия.
