«Только вот я не делала».
«Ясно. Дармиты все еще изводят тебя?»
«Да, утром приставали, но с тех пор от них ни слуху».
«Лучше держись от них как можно дальше. Слышала про нарциссы. Гадость. Имхо[45], сочинение прекрасное. Понимаю, почему мисс Кендрик хотела напечатать его в журнале».
«Спасибо. Хотя мне самой оно кажется не ахти, но ты же знаешь, каково это, когда мисс К. зацикливается на чем-то. Ты у нее в группе?»
«Иногда. Когда как. Расскажи побольше о гадалке. Она рассказала что-то о бойфрендах?»
«Не особо, просто описала одного парня, который мне нравится, очень точно».
«Да что ты! И кто это?»
«Ты его не знаешь».
«Может, знаю».
«Даже если так, это неважно, я его не интересую».
«Почему ты так решила?»
«Просто знаю. Честно говоря, сейчас дела мои хреновые. Все наперекосяк».
«Жаль это слышать. Могу чем-то помочь?»
«Не думаю, но спасибо, что спросила. У тебя есть парень?»
«Нет, мне тоже нравится кое-кто, но он встречается с другой».
«Он из нашей школы?»
«Нет, уже в колледже учится».
Сердце Пейдж затрепетало. Это не мог быть Оливер. Что за глупая мысль.
«Как его зовут?»
«Брэд».
Пейдж выдохнула.
«Ты с ним говорила когда-нибудь?»
«Не-а. Я смотрю на него, а он словно бы сквозь меня».
Пейдж улыбнулась.
«Жаль слышать. Знакомое чувство».
«Я слышала, как он сказал про меня «только вот лицом не вышла»».
«В смысле?»
«Типа, фигура красивая, а лицо – нет».
У Пейдж сердце екнуло от жалости.
«Это ужасно. Вот козел. Наверное, ты очень расстроилась?»
«Ну так… Ничего, переживу. Разве мы с тобой два унылых г…? Быть того не может!»
Пейдж именно так себя и чувствовала. Она помедлила, но лишь мгновение.
«Папа только что ушел из семьи».
Уставившись на эти слова, Пейдж и сама не верила, что это правда и что она рассказывает о случившемся незнакомому человеку.
«Господи! Это ужасно! Неудивительно, что тебе плохо. Между нами, я бы не отказалась, чтобы мой куда-нибудь свинтил, но думаю, когда это случается, то чувства совсем иные».
«Определенно. Я не могу это осознать. Только сегодня вечером выяснилось, что у него роман».
«Ого! А как твоя мама восприняла это?»
«Плохо, мне кажется. Мы еще с ней толком не поговорили».
«Наверное, это скоро кончится, и он снова вернется домой».
«Я тоже надеюсь на это. Если нет, то я больше с ним никогда не буду разговаривать».
«Понимаю».
«Но в любом случае он мне не родной отец, а отчим».
Пейдж сказала это ему и в лицо, как наказание, понимая, что больно его ранит. Тут в дверь постучали, она быстро напечатала «Прости, мне пора» и отсоединилась.
– Кто там?
– Это я, – раздался голос матери. – Можно войти?
Пейдж отчаянно хотелось ответить «нет», но она понимала, как это расстроит маму, поэтому пробурчала:
– Ну да.
Дженна открыла дверь, на ходу сказав двойняшкам:
– А теперь слушайтесь бабушку… Да, мы съездим и посмотрим завтра на барашков… Почистите зубки, я зайду через минутку.
– Ма-а-а-а-ам! – завопил через площадку Джош.
– Джош, я здесь, что случилось?
– У меня паук в комнате! Где папа? Он должен прийти и убить его!
– Я разберусь через…
– Нет! Ты не сможешь. Когда вернется папа?
– Я знаю, что делать с пауками, – сообщила бабушка, маршируя в сторону его спальни. – Пошли, покажешь!
Закатив глаза, Дженна закрыла дверь в комнату Пейдж и попыталась выдавить из себя улыбку, а потом нежно спросила:
– Ты в порядке?
– Не особо, – ответила Пейдж.
Дженна присела рядом с дочерью на кровать, обняла и положила голову на ее голову.
– Мне жаль, что это случилось, – прошептала она. – Я бы все отдала…
– Я его ненавижу.
Дженна тихо вздохнула.
– Я знаю, что ты сейчас думаешь именно так…
– А ты нет?
– Ясное дело, я злюсь и расстроена… Но, по правде говоря, я не знаю, что чувствую.
– Как ты узнала?
– Как и ты, догадалась. Я не хотела верить, а потом он сам во всем признался…
– Когда?
– Вчера вечером.
Вчера вечером, когда Пейдж сидела тут, мечтала об Оливере и жалела себя, ее родители расставались. Пейдж не хотелось думать об этом, но как тут не думать.
– Он серьезно? – хрипло спросила она. – Правда собрался жить с этой бабой?
Дженна сглотнула.
– Думаю, да. Туда он… уехал сегодня. – Она заплакала, и Пейдж обняла ее.
– Все будет хорошо, мамочка, честно-честно, – пообещала она, сама начав плакать. – Мы это переживем. Мы сможем без него, если придется.
Не зная, что тут сказать, Дженна погладила Пейдж по волосам, пытаясь отогнать от себя мысли, чем там занят Джек.
– Ты рассказала Шарлотте, что папа ушел? – через некоторое время спросила Дженна.
Пейдж напряглась.
– Да, – призналась она. – Она моя лучшая подруга… как ты узнала?
– Ее мать только что звонила и спрашивала, не может ли она чем-то помочь.
Пейдж посмотрела на маму виноватым и беспомощным взглядом. Люси Гриффитс была милой и доброй, но все знали, что по совместительству она одна из самых больших сплетниц во всем Гауэре.
– Прости, – прошептала Пейдж. – Я не думала…
– Ничего. Я понимаю, что тебе нужно было поговорить с подругой, а правда все равно рано или поздно выплыла бы наружу, просто я не ожидала, что это произойдет так скоро.
* * *
Прошло три ужасных дня после ухода Джека, а ночи были даже хуже. Случались моменты, когда Дженне казалось, что она сходит с ума. Разве может быть какая-то боль, даже физическая, такой сильной? В итоге это ощущение, собственные мысли, причинявшие ей мучения, не говоря уж о поведении Джека, превратили жизнь в такую пытку, что временами Дженне хотелось умереть, лишь бы это прекратилось.
Она каким-то образом заставила себя пережить выходные, во многом благодаря матери и Бене, а вчера даже собрала Джоша и двойняшек в школу, приготовила им завтраки, отвезла их и общалась так, чтобы они не заподозрили ничего дурного. Они считали, что папа просто уехал на несколько дней к бабушке Мур, и Джек согласился с таким вариантом, понимая, что Дженна пока не готова к тому, как они воспримут уход отца. Это правда, она была не готова, хотя не могла отрицать, что отчасти тянет, давая Джеку время передумать.
Пока что не было никаких признаков, что Джек передумает, они практически не общались, но Бена не уставала повторять, что еще слишком рано.
– Понять, сможет ли он там остаться, можно будет, когда он осознает, как сильно по всем вам скучает.
Сложно было представить, что он скучает по ним. Куда проще получалось вообразить Джека с Мартой: вот он запускает руку в ее кудряшки, с обожанием смотрит в глаза, занимается любовью в любое время суток. При одной только мысли о Марте Дженна приходила в ярость в тех случаях, когда не начинала чувствовать себя некрасивой и никому не нужной. Если бы это было не так, разве бы он ушел? Каждый раз, глядя в зеркало, Дженна видела перед собой пустое место, женщину, которая потеряла смысл жизни, цель и понимание мира. Она так привыкла быть женой Джека, его любовницей, другом, именно так себя и идентифицировала даже сейчас, и не хотела ничего менять. Сейчас Дженна нуждалась в нем даже сильнее, чем могла себе представить, и эмоционально, и физически, во всех возможных смыслах слова. Только сейчас она начала понимать, что принимала его присутствие как данность и искренне верила, что он всегда будет рядом.
Как он мог крутить роман так долго, а она даже ничего не заподозрила? Это казалось невозможным, и тем не менее это, видимо, так.
Наверное, между ними сразу пробежала искра, возникло взаимное притяжение, любовь с первого взгляда с такой сильной химией, что оба просто не в силах были сопротивляться. Дженне было интересно, кто сделал первый шаг, когда это произошло, каким виноватым и при этом счастливым чувствовал себя Джек после и как отчаянно жаждал продолжения. А что в это время делала сама Дженна? Ничего, просто жила, воспитывала детей и, развесив уши, слушала всю его ложь. Дженна вспомнила о длинных жарких днях, которые они провели прошлым летом у его брата, занимаясь серфингом, выходя в море под парусом, строя замки из песка, изучая литорали[46], устраивая пикники. Джек участвовал во всем этом, участвовал во всех их приключениях, хвалил детей, смеялся, вытирал им слезы, все улаживал. Как часто он уединялся, чтобы тайком поговорить с Мартой по телефону? А сколько раз исчезал, чтобы улучить момент и побыть с ней? Дженна понятия не имела и не хотела спрашивать.
