— Я же тебе говорю, — нетерпеливо отозвался Праути, — послушай, у меня мало времени, через двадцать минут я должен вернуться в морг. Так что болтать мне некогда. Но полагаю, что после первого отчета о вскрытии, полученного во вторник, мне нужно тебе объяснить.
— Да уж, я об этом давно догадался, — буркнул старик.
Терри Ринг подошел к доктору Праути и крепко пожал ему руку.
— Матросы уже на берегу!
Затем он приблизился к Эве и с усмешкой снова подвел ее к дивану.
— Садитесь, детка. Сейчас вам покажут шоу. Смотрите внимательно.
Растерянная Эва опустилась на диван. Мысли теснились в ее голове, и она смутно догадывалась, что эта пробудившаяся активность связана с мощными выбросами адреналина. Однако все казалось бессмысленным. Она постаралась сосредоточиться. Половинка ножниц… Отпечатки пальцев…
— Это моя вина, — признался Праути. — Я был занят и поручил вскрытие, ну, не важно кому. А это совсем неопытный молодой человек. И, кроме того, я полагал, что процедура окажется сугубо рутинной. Ведь никаких сомнений по поводу причины смерти не было.
Эллери подбежал к нему, схватил Праути за лацкан пиджака.
— Да не тяните вы так, Праути, а не то я вас задушу! Если Карен Лейт убита не этой половинкой ножниц, то чем же еще?
— Другой половинкой. И если вы дадите мне возможность…
Эллери стукнул кулаком по отцовскому письменному столу.
— Только не говорите мне, что рана ножницами должна была скрыть первую, меньшую рану, то есть замаскировать ее!
Заросшая черной щетиной и нуждающаяся в основательном бритье челюсть патологоанатома отвисла от изумления.
— Господи! Я и представить себе не мог… Праути, вам удастся это доказать? Вы уже определили яд?
— Яд? — недоуменно переспросил доктор Праути.
— Ну да. Я только вчера догадался. Долго обдумывал все дело, можно сказать, поворачивал его под разными углами. И в конце концов заподозрил Кинумэ. — Эллери заметно оживился. — Я вспомнил слова Карен Лейт о том, что старая японка родом с островов Лу-Чу. Тут же сверился с «Британской энциклопедией», случайно обнаружив, что большая часть этих островов, и особенно местность Амами-Ошима, буквально кишит ядовитыми змеями хабу и животные там погибают от их укусов.
— Как вы сказали — «ха…»? — со смехом переспросил Праути.
— Надеюсь, что это тримересурус и я правильно произнес латинское название. У них нет колец, гладкая голова, длина от полутора до двух метров, а их укусы приводят к мгновенной смерти. — Эллери тяжело вздохнул. — И что же, Праути, у нее на шее, под раной, оказались следы змеиных зубов?
Праути вынул изо рта сигару.
— Кью, что случилось с твоим сыном? Он что, свихнулся?
Эллери перестал улыбаться.
— Вы имеете в виду, что никакого змеиного укуса не было?
— Нет, не было!
— А я полагал… — жалко промямлил Квин-младший.
— И откуда вы взяли, будто ножевое ранение замаскировало другую, небольшую рану?
— Но когда я спросил вас…
Праути лишь махнул на него рукой.
— Знаешь, Кью, позвони сначала в психушку, пусть они заберут твоего сына, а потом покажи мне ту половинку ножниц.
Инспектор достал из ящика сверток с половинкой ножниц. Праути распаковал его.
— Хм!.. Выходит, я был прав.
Он швырнул на стол половинку ножниц и вынул из кармана маленькую коробочку. В ней на слое ваты поблескивало крохотное треугольное стальное лезвие.
— Я сам извлек его из горла умершей сегодня днем. Мой ассистент во вторник ухитрился его не заметить. — Он передал коробочку инспектору, и все столпились у стола.
— Кончик лезвия ножниц, — медленно проговорил старик. — Он сломался от удара. А кончик этого лезвия, — он поглядел на половинку ножниц на своем столе, — по-прежнему цел и на месте.
— Такой же кончик, как и у той половинки, не правда ли? — пробормотал Терри.
— А что ты думаешь, Эл?
— Тут и вопросов нет. Этот кусочек — отлетевший кончик второй, пропавшей половинки ножниц.
— В таком случае ты прав, Сэм, — мрачно констатировал инспектор. — Значит, Карен Лейт убили не той половинкой ножниц, что сейчас у меня.
— О'кей, детка!
Терри подбежал к Эве.
— Сегодня ночью вы будете спать в своей постели.
— А вы нашли вторую половинку? — осведомился Праути, двинувшись к двери.
— Нет!
— Ну ладно, вы уж на меня не злитесь. — Праути почесал подбородок. — Хм… доктор Макклур, мне перед вами неудобно. Не хочется, чтобы вы думали, будто подобные ошибки у нас в порядке вещей. Знаете, он просто неопытен. Как говорят, молодо-зелено.
Доктор Макклур рассеянно махнул рукой.
— Кстати, — полюбопытствовал Эллери, — что вы еще обнаружили, Праути? Я не видел вашего отчета.
— Да, ничего особенного. Коронарный тромбоз. Вы об этом знали, доктор? Вы ведь были ее врачом?
— Подозревал, — пробормотал доктор Макклур.
— Коронарный тромбоз? — повторил Эллери. — А я полагал, что этот вид сердечного заболевания встречается лишь у мужчин.
— У мужчин он чаще, — пояснил доктор Праути. — Но страдают им и женщины. У Карен Лейт был довольно запущенный тромбоз. Вот почему она так быстро умерла.
— Быстро? Да она мучилась по меньшей мере пятнадцать минут.
— Обычно при ранении горла живут по нескольку часов. Истекают кровью, а на это нужно время. Но со слабым сердцем, как правило, умирают в считанные минуты.
— А еще что?
— Ничего интересного. Анемия, вялость кишечника. Пожалуй, все. Теперь, не доверяя помощнику, я сам тщательно проверил результаты вскрытия. Ну, мне пора. До свидания, доктор! — И Праути ушел.
— Я никогда не говорил Карен о тромбозе, — вздохнул доктор Макклур. — Ее это только расстроило бы, а болезнь была не слишком серьезной. При ее образе жизни — без особых волнений и напряжения, окруженная заботой — она могла бы прожить еще много лет.
— Мне показалось, что она склонна к ипохондрии.
— Она никогда не обращалась к другим врачам. Короче, была идеальной пациенткой, — мрачно заметил доктор. — Советовалась со мной и следовала всем моим указаниям вплоть до мелочей. По-моему, у нее была четкая цель и ей хотелось жить, — с горечью заключил он.
— Кстати, как она представляла себе семейную жизнь? Мне это любопытно, потому что я не в силах понять, как она рассчитывала сохранить этот обман с Эстер?
— Карен мечтала о «современном браке». Отдельные квартиры, отдельные карьеры. Менять фамилию она не собиралась, ну и так далее. Я считал это капризом, феминистским вывертом в стиле Люси Стонер. Но теперь, — доктор Макклур нахмурился, — теперь я понимаю, зачем ей это было нужно. Так ей удалось бы продолжать свой обман. — Он не выдержал и внезапно взорвался: — Черт побери, как хитры женщины и как они могут одурачить мужчин!
«Или мужчины женщин», — подумала Эва и спокойно обратилась к доктору Скотту:
— По-моему, Дик, тебе пора на работу. Ведь на сегодня опасность миновала, не так ли, инспектор?
Старик взял ордер на арест, сложил его пополам и разорвал.
— Извините, пожалуйста, — произнес он. Но голос у него был сердитый, и никакого сожаления в нем не слышалось.
— Тогда, я думаю… — с трудом проговорил доктор Скотт, — я думаю, Эва, мне сейчас надо пойти. Я позвоню тебе вечером.
— Хорошо, — откликнулась она.
Когда он наклонился и снова поцеловал ее, Эва отвернулась. Он выпрямился, глуповато улыбнулся, и уголки его губ побелели. А потом удалился, не проронив больше ни слова.
— Вы тоже можете идти, — сообщил Эве инспектор. — Или нет, подождите минуточку. Мисс Макклур, вам, случайно, не попадалась на глаза в понедельник эта вторая половинка ножниц?
— Нет, инспектор. — Казалось, Эва пропустила его слова мимо ушей. Кольцо с бриллиантом в два карата начало жечь ее безымянный палец.
— А вам, мистер Ринг?
— Мне? — удивился Терри. — Нет, я тоже не видел.
— Она не могла лежать в одном из твоих карманов, когда я отпустил тебя в тот понедельник? — тоскливо осведомился инспектор. — А мне урок на будущее, никогда не… — Он не закончил фразу.
— Пошли, Эва! — с улыбкой проговорил Терри, взяв ее под руку. — Если мы сейчас отсюда не уберемся, эта старая точилка предъявит вам обвинение, будто вы содрали с него шкуру.
— Ой, как я проголодался! — воскликнул Терри Ринг, когда они остановились на тротуаре Сентр-стрит перед зданием полицейского управления. Настроение у него было приподнятое. — Пошли обедать. Я отведу вас всех к Фангу. Этот китаец отлично готовит яичный рулет.
— Я пойду куда угодно, — отозвалась Эва. Она глубоко вздохнула загазованный воздух, словно только сейчас поняла, какое это счастье — свободно дышать, даже в центре Нью-Йорка.
