— Одолжи свои туфли а, Зой? — Катя с вожделением поглядела на ее вишневые замшевые лодочки.
Переведя взгляд на Катины, вопиюще новые, туфли, Зоя всплеснула руками.
— Все-таки ты малахольная, Катерина. Когда ты их успела купить?
— Сегодня. Ты же сама мне сказала…
— Меня с собой позвать не догадалась?
— Ты была занята. Не понимаю, когда я мерила мне было удобно в них… Зой, мне бы где-нибудь сесть.
— Тебе сколько лет? — вздохнула Зоя, укоризненно глядя на нее. — Ладно, пойдем.
Она провела ее в какую-то тесную подсобку, где стоял лишь стол и кресло, добравшись до которого, Катя тут же упала в него, и попыталась снять туфли.
— Не снимай! Иначе потом вообще их не наденешь.
— Я больше не могу. Дай мне свои на время.
— Терпи. У тебя какой размер? Тридцать шесть с половиной? А у меня тридцать пятый. Ничего, мы, как-нибудь, поставим тебя. Тебе главное устоять во время доклада, а после мы транспортируем тебя в отель. Господи, этому когда-нибудь придет конец! Только разберешься с одной проблемой, как тут же вылезает другая. На… это предали из полиции, — Зоя протянула ей папку с черновиками ее речи.
В подсобку чуть ли не ворвался Виктор в безупречном сером костюме с малиновой бабочкой под белоснежным воротничком рубашки. Его волосы были гладко зачесаны назад.
— Вы вообще собираетесь начинать? — безо всякого выражения поинтересовался он.
— Пойдем, — позвала Катю Зоя, направляясь к двери.
— Ты иди, — велел ей Виктор, и небрежно кивнув на Катю, добавил: — Мне надо с ней поговорить.
— Спятил? — запротестовала было Зоя.
— Всего минуту, — Виктор начал раздражаться. Было заметно, что он взвинчен.
— Хорошо, — не стала спорить Зоя, открывая дверь. — Думаю, я удержу аудиторию еще минут на пять. Потом люди начнут расходиться.
— Зоя… — сквозь зубы нетерпеливо процедил молодой человек, и она благоразумно вышла, выразительно взглянув на Катю.
Кате поведение Виктора очень не понравилось, она впервые видела его таким резким и злым. Он был не похож на себя.
— Значит так, — начал он, не гладя на нее. — Я не сторонник сплетен, но эти слухи мне не нравятся. Я хочу знать: у тебя с этим косоглазым, что-то действительно было?
— Ты о чем?
— Вот не надо строить из себя невинную овцу. Довольно делать из меня лоха, которого можно динамить до бесконечности. Скажи, ты сама отдалась этой желтокожей обезьяне или как? Он говорят поимел тебя силой еще в джунглях. Если это правда, то я все забуду. Так как?
— Что, как? — у Кати от страха пересохло во рту.
— Он тебя трахнул? А? Отвечай, твою мать! — заорал он.
Насмерть перепуганная Катя, зажмурилась вся сжавшись. Только сейчас она почувствовала, что от него несет спиртным.
— Кто… кто тебе такое сказал… — прошептала она.
— Меня! — он ткнул себя пальцем в грудь. — Не колеблет! Кто! Это! Сказал! Тебя тоже не должно. Понятно? Важно одно: это было?
Катя смотрела на него, понимая: не важно, что она скажет — он уже поверил в эту злую нелепую сплетню.
— Я пойду, — тяжело опираясь на подлокотники кресла, встала она.
— А я тебе разрешил? — зло поинтересовался он. — Пойдешь, когда я тебе велю…
— Это просто смешно…
— Еще как смешно! Обхохочешься… Для кого, интересно ты так вырядилась, а? — разъярился он еще больше, с силой схватив ее за руку. — Для него? Я видел, как он на тебя пялился… Собираетесь после тусовки трахаться, а заодно и над лопоухим Витенькой посмеяться? Ага?! Не выйдет… Смеяться буду я! — и он развернул ее к столу, прижав к нему и рывком задирая на ней платье.
Последовала короткая борьба. Катя, сумев развернуться к нему лупила его по лицу, а Виктор, стиснув зубы и теряя терпение, пытался перехватить ее руки и, сжав запястья, прижать их к столу. Вырываясь, Катя в молчаливом отчаяние призывала Зою: где она? Почему ее нет, когда давно прошли эта треклятая минута? Когда же она, разгневанная и возмущенная их задержкой, ворвется сюда? Виктор впился в ее рот жестоким поцелуем, втиснувшись между ее коленями и не давая сомкнуть их, разодрал на ней трусики, и теперь судорожно возился со своими брюками, расстегивая их.
Катя, задыхаясь, мотала головой, пытаясь освободиться от его поцелуя, когда он вдруг как-то неожиданно и резко отстранился от нее и, Катя, наконец, глубоко вдохнула, глотая воздух. Оттолкнув его от себя и, с трудом сведя колени, он отдернула вниз подол платья. Еще не понимая, что произошло, она с отвращением смотрела, как он, повернувшись к ней спиной, суетливо приводит себя в порядок. Как будто у него хватило ума вовремя остановиться и не совершить непоправимого? Надежда на это исчезла, когда он повернулся к ней перекошенным от ненависти лицом.
— Пришел за своей сучкой? — по-русски процедил он, осклабившись, приглаживая растрепавшиеся волосы. Катя, морщась от боли в ногах, повернулась к дверям.
Показывая всем своим невозмутимым видом, что происходящее его не касается, Вонг застыв у порога, смотрел поверх их голов. Катя отвернулась, тяжело опираясь о стол: ей, что, нужно вынести еще и это унижение?
— Ладно, — кашлянул Виктор, прочищая горло и обернулся к Кате: — Наш с тобой разговор еще не окончен.
Направляясь к двери, он мимоходом толкнул Вонга плечом. Таец не обратил на это внимания, продолжая стоять с неподвижным лицом и отсутствующим взглядом. Дверь за Виктором с силой захлопнулась, заставив Катю вздрогнуть. Теперь присутствие Вонга выводило ее из себя. Не глядя на него, Катя сделала шаг к двери и натолкнулась на тайца, преградившего ей дорогу.
— Это микрофон, — перед ее глазами появилась его широкая ладонь с лежащей на ней плоской пластинкой. — Прикрепите его, пожалуйста, за лиф платья.
Катя взяла пластинку, стараясь не касаться его ладони и принялась неловко прилаживать его к краю лифа, но микрофончик, выскользнув из дрожащих пальцев, упал на пол. Вонг наклонился, подбирая его, а Катю словно окатило ледяной водой: микрофончик лежал рядом с кружевным комком — все, что осталось от ее трусиков. Она закрыла глаза мечтая умереть сию же минуту, не сходя с этого места. Вонг подобрал микрофончик и, выпрямившись, показал глазами на ее грудь:
— Вы позволите?
Все же ей хватило здравого смысла понять его правильно. Отвернувшись и смотря в сторону, она предоставила ему возможность прицепить микрофончик. Но едва он случайно коснулся ее, как она, вздрогнув, резко отшатнулась. Чужое прикосновение было просто невыносимо, вызывая жгучее отвращение и гадливость. Вонг тут же убрал руки и отступил. Подавляя истерическое рыдание, Катя, провела по лбу дрожащими пальцами и собираясь с духом, молча кивнула. Быстро прикрепив микрофончик за широкую бретель платья Вонг, вынув из кармана салфетку, протянул ей.
— У вас щека в помаде, — сказал он.
Катя взяла салфетку, прижав ее к лицу.
— Хотите воды?
Она помотала головой, яростно вытирая щеку, стараясь не расплакаться. Все труды Пат пошли насмарку. Она растеряла все шпильки, волосы, туго свернутые в роскошный «банан», распались, упав на спину и плечи, душной волной. К тому же Катю донимала мелкая истерическая дрожь с которой она ничего не могла поделать.
Ну, нет! Она проведет эту выставку, будь она неладна, и девушка решительно двинулась к двери. Боль в стертой ступне и пятке, скованных в узенькие лодочки ногах, тут же дала о себе знать, приведя ее в чувство и помогая окончательно справиться с собой. С болью было даже лучше!
— Ваша папка, — напомнил ей вслед Вонг.
Да пропади она пропадом, эта папка! Катя вышла из подсобки, чувствуя как в ней поднимается гнев.
В зале стоял гул голосов. Кате показалось, что публики прибавилось. Она отыскала взглядом Зою, которая вместе с г-ном N. стояла возле двух столов со стеклянными кубами витрин, под которыми были разложены черепки древних гончарных изделий.
Стены зала были увешаны ее рисунками воссоздающие древние стоянки и быт монгольских племен вперемежку с фотографиями современной Москвы и Петербурга — наверняка Зоина идея.
Сама Зоя хоть и увидела ее, но отойти не могла, занимая небольшое общество, столпившееся у витрины, с интересом разглядывавших живописно разложенные экспонаты, обсуждая искусные рисунки, реконструирующие их первоначальный вид.
Зоя как могла, отвечала на их вопросы, которыми ее засыпали. Увидев, подходящую Катю, г-н N. оживился и, взяв ее под руку, представил публике. К ним от витрин подошли те, кто только что с интересом разглядывали экспонаты, остальные оставались у фуршетного стола, не прерывая светской беседы. Большинство переходили от одной компании к другой, приветствуя давних приятелей и завязывая новые знакомства. Им было не до академической лекции неизвестного ученого из далекой России о какой-то битой первобытной утвари. Трое официантов обносили гостей коктейлями. Блеск! Светский раут, какой-то!
