Олег Кожухов вынул из сейфа обитую бархатом коробку, раскрыл ее и водрузил на стол конусообразную соболью шапку — чеканный венец одного из московских князей, покрытый серебристой парчовой тканью, украшенный алмазами и драгоценными камнями, окруженный по тулье невиданным по красоте жемчугом и ажурными золотыми запонами. Камней было такое множество, что блеск их переходил в сплошное сияние, а завершал венец осыпанный изумрудами и рубинами крест.
— Какое чудо! — произнесла Полина затаив дыхание.
— Ну и стоит соответственно, — несколько равнодушно отозвался Олег. Его мало волновала художественная ценность предмета. Шапка и шапка, только с бриллиантами.
— Ты ничего не понимаешь, — промурлыкала Полина, водружая венец на свою темную головку; он сполз ей на лоб и чуть накренился набок. — Похожа я на русскую царицу?
— Не очень. Менталитет не тот.
— Ну хотя бы на Марину Мнишек?
— Вот на нее — да. А ты знаешь, как она кончила? Печально. Так что снимай папаху.
— Как подумаешь, что эта драгоценность принадлежит нам, дрожь по телу идет, — сказала Полина, неохотно расставаясь с реликвией.
— Пока еще не нам, — уточнил Олег. — Я только один из совладельцев.
— Ничего, милый, — обняла его Полина, не спуская глаз с сияющего венца. — До воскресенья осталось всего лишь два дня. А там…
И она зажмурилась, не в силах больше выносить этот блеск, который и притягивал ее, и жег душу, словно живой огонь.
В кабинете главного врача спецбольницы кроме него самого находились также Кротов, Щукин и еще один человек — специалист по нейролингвистическому программированию и психотропному воздействию на подсознание. В Организации он был известен как мастер высочайшего класса, и звали его просто — Психоаналитик. Просматривая результаты генетических обследований, он обратился к главному врачу. Легкий акцент выдавал в нем иностранца.
— Вы применяли метод фенотипического компонентного разложения?
— Нет, но и так достаточно ясно, что все восемь человек психологически неустойчивы, восприимчивы к работе с аппаратурой на любом уровне. — Главный врач был еще молод, и ему постоянно казалось, что не все воспринимают его всерьез. — Что касается физического здоровья…
— Погодите, — оборвал его Щукин, а Психоаналитик отчего-то поморщился. — Смогут ли они освоить насыщенную и сложную программу за короткое время? Скажем, за неделю?
— Думаю, да, — ответил главный врач и посмотрел на Психоаналитика.
— Несомненно, — отозвался тот и взглянул на Кротова.
А Кротов молчал. Ему было скучно слушать медицинские термины, в которых он все равно ничего не понимал. Не понимал их и Щукин, координатор проекта «Мегаполис», делавший вид, что для него нет тайн даже в сложнейших вопросах психиатрии. Но общие, совокупные знания всех четверых, сидящих в небольшом кабинете, обрывались перед какой-то невидимой чертой, за которую им не было доступа, поскольку итоговая цель «Мегаполиса» была неизвестна и им.
— Физическое здоровье пациентов… — начал главный врач, но Щукин и теперь перебил его.
— Подготовительные обследования психики можно считать законченными? — спросил он.
— А что еще выжимать? — обиделся главный врач. — Анализы перед вами.
— Что вы хотели сказать насчет здоровья? — подал голос Кротов, внимательно глядя на него.
Тот ответил ему благодарным взглядом.
— За исключением некоторых естественных функциональных изменений в организме — в силу возрастных, наследственных особенностей — практически все здоровы, без признаков явно выраженной деструкции. Кроме одного. Анализы показали, что этот человек примерно месяц назад перенес безболевую форму инфаркта миокарда.
— Как это? — спросил Щукин.
— А так, — усмехнулся главный врач, которому предоставилась возможность отомстить координатору. — Неужели не ясно? Инфаркт был, а ярко выраженных болевых признаков — нет.
— И такое бывает? — усомнился Щукин.
— Сплошь и рядом, особенно в наше, не экологическое время.
— И что, у меня тоже может быть инфаркт, а я ничего не буду об этом знать?
— Вот именно. Образуется зона некроза, и вы погибнете от тампонады сердца. Или от острой сердечной недостаточности, — злорадно ответил главный врач.
— И как скоро? — волнуясь, спросил Щукин, словно все они собрались тут ради него и его несуществующего инфаркта.
— В любой день. Завтра, послезавтра, через неделю, месяц. Если проживете полгода, то считайте, что критическая стадия миновала. Но это при условии, что врачи вовремя установят ваш инфаркт и положат вас в стационар на лечение. Так что один из восьмерых носит в груди бомбу с часовым механизмом, и время уже пущено. Я удивляюсь, почему он до сих пор жив.
— Кто это? — спросил Кротов.
Главный врач порылся в бумагах.
— У меня слабая память на фамилии, — извиняющимся тоном сказал он. — Вот. Сергей Днищев. Я настоятельно советую отправить его в больницу и попробовать для лечения коронаролитики. В дальнейшем, разумеется, санаторный режим и полный покой. Иначе этот человек… Днищев… может умереть в любой час.
— Свои советы держите при себе, — грубовато ответил Щукин. — У вас свои задачи, у нас — свои. У нас нет возможности возиться с каждым… симулянтом. Может быть, его еще и на Багамские острова отправить — отдохнуть?
— Вы правы, — согласился с ним Психоаналитик. — В конце концов физическое здоровье в нашей программе играет второстепенную роль.
— А я протестую, — с вызовом ответил главный врач; его лицо даже покрылось красными пятнами. — Речь идет о жизни человека.
— Нет. Все мы озабочены прежде всего результатами проекта, — сказал Психоаналитик. — Кроме того, смотрите на них не как на пациентов, а как на исполнителей, биороботов.
Главный врач, а за ним и остальные взглянули в сторону молчавшего Кротова, словно призывая его в третейские судьи. «Щукин прав, — подумал тот. — В конце концов ни хорошее, ни плохое здоровье никому из этих восьмерых в скором времени не понадобится». Но ему было жаль Днищева, к которому он почему-то испытывал все большую симпатию. И неожиданные результаты анализов искренне огорчили его. Но, привыкший оперировать иными нравственными категориями, чем главный врач, Кротов лишь сочувственно покачал головой.
— Давайте не будем спорить, — произнес он. — Даже при всем желании мы уже не можем выключить Днищева из игры. Поэтому будем исходить из правила: чему быть, того не миновать.
— Но надо хотя бы предупредить этого… Днищева и ограничить его подвижность, — не сдавался главный врач.
— В таком случае проще его сразу ликвидировать, — поставил свой «диагноз» Щукин. — Вот мы и избавимся от лишней карты в колоде.
«Мясник», — с неприязнью подумал Кротов о координаторе проекта. Посмотрев на главного врача, он беспомощно развел руками.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОХОТА ЗА ОХОТНИКОМ
Глава первая
ПИР СРЕДИ КРИВЫХ ЗЕРКАЛ
Две служительницы братства суетились возле Светы, пока она принимала благоухающую ванну в мраморной комнате. Обе были неказисты и уродливы: сутулые, какие-то скособоченные, с дряблыми, свисающими щеками, коротко подстриженные, похожие на бесполые существа. Но работу свою они делали исправно. Прицокивали, обмениваясь взглядами, восхищались фигурой Светы, ее нежной шелковистой кожей; когда раздевали девушку и погружали в теплую воду, сноровисто натирали тело необыкновенным мылом с тонким, душистым запахом. Перед тем Свете дали желтоватый напиток в хрустальном бокале, отдающий озоном, от которого закружилась голова, стало легко и весело. Глядя на старания уродин, хотелось рассмеяться им в лицо или выкинуть какой-нибудь фортель, например обрызгать их мыльной пеной, что она и сделала, ударив ладошкой по воде. Мокрые служительницы не обиделись, а развеселились вместе с нею.
— Счастливая ты! — напевно произнесла одна из них, утираясь. — Скоро приобщишься к таинству братства.
— Везунья, — добавила третья. — Но и мы были такими же… Ох, хор-рошо!
И она мечтательно закрыла глазки. Сколько ей было лет? Тридцать или пятьдесят — возраст какой-то неопределенный, не поддающийся исчислению, будто она навсегда застряла на некоем отрезке времени и уже не могла двигаться ни вперед, ни назад. То, что обе служительницы посмели сравнить себя с нею, еще больше рассмешило Свету. Какие глупые и похожи на африканских страусов! Она вытянула ножку, капризно проговорила:
— Потрите мне пемзой пяточки. У настоящей леди они должны быть розовые и возбуждать аппетит.
Те послушно бросились выполнять приказание, выхватывая друг у друга пемзу. Разума у них на двоих было как у десятилетнего ребенка.
