Марк потратил все силы на децибелы страха. Выдав последний мощный импульс, он шлепнулся и потерял сознание.
Генерал Бурмистров в сотый раз взглянул на часы. Оговоренное с агентом время давно прошло. После непродолжительного неприятного воя, от которого все солдатики в первом кольце оцепления сжались и пригнулись к земле, колония хранила гробовое молчание. Генерал с тяжелым сердцем отдал команду к штурму.
Военные выбили грузовиком ворота и беспрепятственно проникли на мятежную территорию. Бестолковый очаг сопротивления в здании администрации был быстро подавлен. На площадке перед столовой их ждал необъяснимый сюрприз. В центре на разбросанных бумагах валялся мегафон. Всё пространство перед ним было завалено беспомощными телами заключенных. Многие уже не подавали признаков жизни, остальные, как тяжело контуженные, вяло отходили от пережитого шока.
Потрясенные солдаты недоумевали. Ведь выстрелов или звуков смертельной схватки они не слышали.
Генерал ворвался на территорию зоны в числе первых. Он не стал ничего объяснять удивленному полковнику. Бурмистров бегло окинул взглядом жуткую картину, не увидел фигуры в плаще и крикнул Кротову:
— Я со своими людьми к заложникам. А вы разыщите моего специалиста! И глаз с него не спускать! Под конвой!
Но когда живых отсортировали от мертвых, выяснилось, что Марка Ривуна нет ни среди первых, ни среди вторых.
Темнота его никогда не смущала. Ведь слух намного лучше зрения. Он не зависит от освещения, сканирует пространство сразу во все стороны и проникает сквозь стены. Но на этот раз мрак сковывал и давил. Голова болела от усталости, истощенное тело слушалось плохо. Композитор очнулся, лежа на спине. Руки касались земляных стен узкого прохода. Ноги располагались чуть выше головы, сзади за макушкой тихо дышал человек. Другие звуки глухо отдавались где-то над головой. Нервная острота восприятия звуковых волн восстанавливалась медленно.
Марк попытался приподняться на локтях. Шею тут же стиснула веревочная петля.
— Не дергайся, касатик, придушу. И говорить ничего не надо, не нравится мне твое воркование, — зашептал невидимый человек.
Произнесенные слова, их отражение от стен, позволили Марку быстро определиться. Он вместе с вором Кумарем находился в наглухо закрытом подземном наклонном лазе. В двух метрах сверху на территории зоны хозяйничали военные.
— Если потребуется, я разрешу тебе покалякать, — пообещал Кумарь, ослабив петлю. — А пока послушай меня. Я сразу заподозрил, что ты не из прокурорских. Стать не та. Они все отожравшиеся, а ты заморенный. И камерой от тебя несет. Я этот дух за версту чую. От него даже баня не сразу спасает. Нужно с ласковой бабой недельку на перинах проваляться, вот тогда ты будешь пахнуть по-другому. Сидел? Ты только кивни или покачай головой.
Композитор решил не отпираться, кивнул. Вор подобрел.
— То-то. Кумарь не ошибается. А когда ты, касатик, речь стал толкать, что-то мне не по себе стало. Я в сторонку, за барак и к стеночке прислонился. Еле отдышался. Потом выглянул, все уж лежат. И ты тоже. Тут вояки поперли. Я смекнул, что в этих обстоятельствах, ты — мой охранный билет. Подхватил тебя, благо легкий, и сюда, в норку.
Кумарь задрал голову и разочарованно причмокнул.
— Н-да… Братва по моему приказу подкоп рыла, да грунт в этих краях жесткий, каменистый. Без кирки или лома нельзя. А их услышат. Кум у нас был сметливый. Так и осталась моя задумка в виде короткой норки. Но вот, видишь, пригодилась.
Вор по-дружески подтолкнул Марка.
— Присядь. А то голова затечет. Нам теперь вместе думать надо. — Кумарь дождался, пока Композитор сел, обхватив колени, и легонько дернул веревку. — Мы теперь одной веревочкой связаны. Одного тебя я не выпущу. Мне нужна свобода, а тебе жизнь. Как будем решать эту проблемку?
Чуткий слух постепенно вернулся к Марку. Он уже различал шумы над головой. Отдельные звуки его заинтересовали. Он сделал движение вверх и объяснил:
— Надо подползти к выходу. Там лучше слышно.
— Муху, бьющуюся о стекло? — хитро усмехнулся Кумарь. — Ну, давай, лопоухий. Только не балуй. Горлышко вмиг пережму. Или перышком пощекочу. И волына у меня имеется.
Марк подполз к замаскированному выходу, сдвинул плотно подогнанную доску. Вместе с зыбким лунным светом в подземелье протиснулись разрозненные звуки.
Солдаты прочесывали зону. Шумели машины, в кузова шлепались трупы, раздавались отдельные команды. А вот и взволнованный голос генерала:
— Тимофей, Тима… Мать бы не пережила. Врач нужен?
— Я в порядке, батя.
— А это? Тебя били?
— Попинали немного, не обращай внимания.
— Изверги! Подонки!
— Чем вы их так?
Старший Бурмистров повертел головой, крикнул:
— Трифонов!
В общий шум вклинились торопливые шаги.
— Я здесь, товарищ генерал-майор.
— Нашли Композитора?
— Ищем. Проверили все помещения. Его нет. Но сквозь оцепление никто не прорывался. Должен быть на территории колонии.
— Допросите, выживших зеков. Они же его видели! — Генерал понизил голос и отвел капитана в сторону. — Вот, что, Трифонов, нам этот агент теперь без надобности. Вы меня поняли?
— Но он помог подавить бунт, товарищ генерал-майор. Заложники живы.
— Видите, что тут творится? Он слишком опасен. Сегодня он расправился с бандитами, а завтра явится в Кремль на заседание Политбюро! Что тогда?
— Прикажете снова арестовать, и в ту же камеру?
— Нет. Я не могу им управлять. А неуправляемый агент с такими способностями… Найти и уничтожить! Это приказ. Сейчас самый подходящий случай. Зеков будут хоронить без разбора. И его туда же. Всё ясно?
— Так точно, товарищ генерал-майор.
— Действуйте! И не вздумайте вступать с ним в переговоры.
Майор ушел. Генерал вновь обратился к сыну:
— Сейчас поедем, Тимофей. За нами пришлют машину. В штабе покушаешь, а утром в Москву. Как я рад, что всё обошлось.
Кумарь шепотом окликнул Марка:
— Что там?
Композитор не отвечал. Он осмысливал приказ генерала и не понимал, что происходит. Он сам вызвался идти в пекло и сделал максимум из возможного: заложники живы, бунт подавлен. А вместо награды — его хотят уничтожить. В маленькой черствой душе копошились позабытые чувства: тяжелое уныние перерастало в холодную злость. Хотелось взвыть, как он умеет, и расправиться с неблагодарным генералом. Но сил на подобную атаку уже не осталось.
Тонкие губы скривились в болезненную гримасу. Кумарь, сам того не подозревая, оказался прав. Назад Марку пути нет. Он теперь такой же беглец, как и вор-рецидивист. С одной лишь разницей. При обнаружении — его убьют первым.
— Что слышишь? — настойчивее толкнул Кумарь.
— Меня хотят убить.
— Ненужных свидетелей всегда убирают.
— Я не свидетель.
— А исполнителей — подавно. Выбираться нам надо, касатик, пока не рассвело. Сейчас они территорию зачистят, а потом собак пустят. От них не утаишься. Проходили. Ты вояк можешь напужать, как нас?
— Нет. Они выстрелят сразу.
— Силой мы не пробьемся, а ждать нельзя. Может, шишку какую-нибудь схватим, и вырвемся, прикрываясь заложником?
— Далеко не уйдем. У них снайперы.
— Тогда по-нашему. Ползком и украдкой. Я тут все закоулки знаю.
— Я тоже.
— Откуда? — удивился вор.
Композитор нехотя показал на уши. В течение пустой болтовни он продолжал вникать в малейшие шумы, приходившие извне. Вскоре он уже детально представлял всё, что происходило в лагере.
— Разбежимся по одному? — предложил Марк Кумарю.
— Не-е, я в такие игры не играю. Ты птица залетная, и заложить можешь. Если я пойду один, твое тело останется здесь.
— Тогда снимай веревку, — потребовал Марк. — Есть один вариант.
— Какой?
— Недосуг болтать. Следуй за мной, а там увидишь.
Вор, удивленный начальственным тоном напарника, растянул узел и снял петлю. В его торопливых движениях чувствовалась готовность повиноваться.
Марк дождался нужного момента, выбрался из тайника внутрь барака и сразу вышел наружу. Он открыто стоял между бараками.
— Ты что? — испуганно зашипел появившийся следом Кумарь, и прильнул спиной к стенке.
Композитор никак не отреагировал. Он весь превратился в слух. Движение каждого человека на территории лагеря достигало его чутких ушей и меняло визуальную картину. Он словно парил вверху и наблюдал за перемещениями военнослужащих. Причем для него не существовало крыш и навесов, он видел всех даже внутри зданий.
Оценив обстановку, Марк спокойно подошел к углу барака. Кумарь крался вдоль стены. Оба не понимали друг друга. «Зачем прятаться, если сюда никто не направляется», — думал Марк. «Я связался с психом», — был уверен вор.
