ЗАПОЗДАВШИЙ ПРОЛОГ
Второй раз после случая с фрау Шмидт я допустил грубую ошибку. Но если первую нам удалось исправить, то на этот раз рассчитывать было не на что. Первый раз я дал возможность Вульфу уйти, и он привел нас к Мурильо, второй раз он должен был привести к третьему ингредиенту, но этого не случилось. Подвал дома, где он договорился ждать журналиста, оказался пустым. Вульф исчез. Вернулся ли он обратно и увидел все, что происходило у дота, или каким-то иным путем узнал о провале — оставалось неизвестным. С ним пропала надежда найти третий ингредиент. Но зато наш старый знакомый оказался куда разговорчивее всех остальных. Очная ставка с ним потрясла их всех, и особенно Штейнбоков. Нам удалось воспроизвести пролог всех событий, действие которых развернулось почти полтора месяца назад по ту сторону демаркационной линии, разделяющей советские и американские войска.
…В первых числах мая по засыпанным щебнем улицам Лейпцига медленно двигался защитного цвета джип. Пробившись сквозь каменный хаос, он выполз на шоссе и остановился у подъезда скромного двухэтажного особняка, каким-то чудом не пострадавшего от бомбардировок.
Два человека — один в штатском костюме, другой в мундире старшего офицера войск СС — в сопровождении гигантского роста сержанта прошли мимо стоявшего у дверей часового и вошли в дом.
— Бессмыслица, — пробормотал один из них, оглядев вестибюль. — Вы понимаете что-нибудь, Пельцер?
— Заткнись! — вдруг рявкнул позади сержант. — Заткни свою глотку, или я расшибу ваши паршивые головы друг о друга! Понятно?
Поднявшись на второй этаж, сержант кивнул головой на одну из полуоткрытых дверей и уселся в кресло, закурив сигарету.
Дверь распахнулась, и смуглый человек в безукоризненно сшитом костюме сделал рукой приглашающий жест.
— Прошу, господа.
В просторном кабинете, открывшемся за дверями, находился еще один человек. Забросив ногу за ногу, он почти лежал в глубоком темном кресле, квадратная тяжелая голова его чуть возвышалась над кожаной спинкой.
— Мистер Коллинз, — представил его смуглый и повернулся к вошедшим. — Оберштурмбанфюреры фон Ранк и фон Пельцер.
Коллинз кивнул головой и сделал гримасу, которая должна была означать улыбку.
— Бывшие, не так ли, вы забыли внести эту существенную деталь, мистер Квесада. Но это неважно. Садитесь, господа. Сигареты или сигары на ваш выбор рядом, на столе.
Он подождал, пока они усядутся в стоявшие напротив него кресла.
— Мистер Квесада, объясните господам причину их нахождения в этом кабинете.
Квесада наклонил голову, сделал артистический жест рукой.
— Господа, мы деловые люди и поэтому приступим прямо к делу. Господин Ранк, начнем с вас. Вы извините, если придется коснуться предмета, немного неприятного для вас. Но что делать, война еще не окончена, а где, как не на войне, больше всего встречаются неприятности? Речь будет идти о событиях двенадцатилетней давности. Поверьте, нам тоже очень неприятно касаться этого вопроса…
Коллинз сделал нетерпеливый жест.
— Одним словом, — заторопился Квесада.
— Одним словом, мистер Ранк, — Коллинз разжал свои тяжелые челюсти, — нам нужна находящаяся у вас копия с картины Дюрера.
Ранк чуть заметно вздрогнул.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите…
— Не лгите, — голос Коллинза звучал холодно. — Не лгите и не заставляйте нас вспоминать обстоятельства, при которых вы ее получили.
Ранк одно мгновение колебался, потом покачал головой.
— Здесь произошла какая-то ошибка. Никакой картины у меня нет.
Лицо Коллинза стало каменным.
— Мистер Ранк, не считайте нас за дураков, мы прекрасно понимаем, что заставляет вас говорить «нет». Обвинительный акт против штурмбанфюрера фон Ранка уже почти готов, и внесение в него еще одного обстоятельства, которое бы он подтвердил, признавшись, что картина в его руках, значительно усилило бы тяжесть обвинения. Не так ли?
Ранк молчал.
— Кому принадлежал этот дом? Вы, надеюсь, не забыли? Я могу напомнить: профессору Эриху Абендроту, погибшему при весьма неясных обстоятельствах в концентрационном лагере, комендантом которого был…
— Хорошо, картина у меня, — поспешно произнес Ранк. — Вернее, была у меня.
— Что значит была? Бросьте изворачиваться, это вам не поможет.
— Я говорю правду. Мне пришлось спрятать ее недалеко от своего имения по ту сторону Эльбы.
Коллинз чуть приподнялся в кресле.
— По ту сторону Эльбы? Вы идиот, Ранк. Неужели вам не известно, что там уже красные.
— Известно. И именно поэтому я не успел…
— Но с какой целью вы это сделали?
Ранк снова заколебался.
— Эта копия настолько хороша, что, воспользовавшись исчезновением подлинника, можно было бы продать ее за таковой. Я не предполагал, что красные могут прийти так быстро, думал, что это будете вы и…
— И рассчитывали оставить в дураках кого-нибудь вроде меня, — уже раздраженно произнес Коллинз. — Ко всем вашим качествам нужно прибавить еще одно — вы, оказывается, в душе мелкий жулик, господин Ранк. Но выслушайте теперь меня внимательно. Мне не будет ни малейшего дела ни до всех этих ваших качеств, ни до вашего прошлого, если картина окажется в моих руках.
Ранк сделал попытку встать.
— Но, мистер Коллинз, я нахожусь под арестом и…
— Сидите, — Коллинз наклонил голову, — разговор еще не окончен. Об этом поговорим потом. — Он перевел тяжелый взгляд на сидевшего все это время молча Пельцера. — Помощником начальника лагеря, в котором погиб Абендрот, числился некий Пельцер. Вы, конечно, не будете утверждать, что это был ваш однофамилец? При разделе имущества погибшего дело, кажется, обошлось без ссоры, и две серебряные вазы восточной работы с гравировкой перешли в руки этого самого человека. Где эти вазы, Пельцер?
— Мистер Коллинз, клянусь, у меня их нет.
— Знаю. Где же они?
— Я их продал.
— Кому?
— Антиквару в Кельне, месяцев шесть назад.
— По Рудольфштрассе?
— Да. Старинный дом с двумя башенками, похожими на колокольни.
— Вы сказали правду, Пельцер. Я просто хотел проверить вашу правдивость. В Нейштадте есть некий кондитер — Мюллер. Он живет по Шиллерштрассе, 10. К вашему счастью, антиквар имел обыкновение записывать адреса своих клиентов. Так вот, Пельцер, вы завладеете этими вазами и доставите их мне. Господин Ранк и господин Пельцер, даю вам на это дело ровно месяц. Если вы выполните это требование, дело против вас будет прекращено, вы получите паспорта любой южноамериканской республики, по вашему выбору, и, — он поднял палец, — и по три тысячи долларов наличными.
Ранк и Пельцер переглянулись.
— Но, мистер Коллинз, — нерешительно произнес Ранк, — для двух человек эта задача почти не под силу.
— Сколько же вам нужно?
— Ну хотя бы человек шесть-семь.
— У вас есть подходящие люди?
— Мы могли бы найти, только многие из них скрываются и…
— Понимаю. Им, как и вам, нужно получить отпущение грехов. Я выдам вам его на восемь человек по вашему выбору, включая и вас. Для финансирования их я добавляю еще лишние пять тысяч. Какие будут возражения?
— Никаких, — Ранк и Пельцер снова переглянулись. — Только, — первый посмотрел на дверь, — мне кажется, мы еще находимся под арестом…
— Пусть это вас не беспокоит. Мистер Квесада, соедините меня с генералом Клеменсом.
Квесада, неподвижно стоявший около письменного стола, схватился за трубку и протянул ее Коллинзу.
— Хелло! Генерал Клеменс? Генерал, здесь сейчас передо мной сидят два наци, которые мне нужны. Пельцер и Ранк. Знаю, но это не имеет значения. Они нужны мне и моей фирме. Да-да, той самой фирме, в которой, как мне известно, вы намереваетесь служить после окончания войны. Двумя больше, двумя меньше? Вот именно, генерал, я тоже так думаю. Кроме того, мне понадобится с вашей стороны несколько небольших услуг в том же духе. Благодарю.
Коллинз кивнул головой Квесаде:
— Попросите сюда сержанта.
Сержант вошел и, остановившись на середине кабинета, подозрительно посмотрел на развалившихся в креслах обоих арестованных.
— Сержант, эти двое останутся здесь.
Лицо сержанта стало сразу враждебным.
— Я отвечаю за этих людей, сэр, и они уйдут со мной.
— Вы знаете голос генерала Клеменса?
— Это мой начальник, сэр.
— Тогда возьмите трубку.
Эбонитовая трубка почти целиком пропала в огромной ручище сержанта.
— Да, сэр. Знаю, сэр. Оставить и уходить? Но… Слушаюсь, сэр.
Он положил трубку и обвел присутствующих сумрачным взглядом.
— Имейте в виду, сэр. Мне сказали, что эти парни в каком-то лагере отправили на тот свет несколько тысяч людей. Там были дети и женщины. Я думаю, вы не дадите им улизнуть…
