– В любом случае с этим придется разобраться, – ответил Найджел.
– Ладно, если это вам чем-то поможет и если вы не нашли никаких свидетелей, то я уступлю и скажу, что это я отлил отравленное молоко из стакана в кувшин.
– Так я и думал, – живо откликнулся Найджел. – Зачем?
– Ваше кипучее воображение само вам ответит.
– Потому что в тот момент вы потеряли голову. Вы подумали, что яд может быть еще одной попыткой обвинить вас, и решили создать путаницу, сделав вид, что отрава предназначалась не только одному Эндрю Ресторику. Еще – вы же явно сообразили тогда, что именно Эндрю отравил молоко.
Доктор Боган кинул на Найджела загадочный взгляд:
– Мои поздравления. Действительно, очень правдоподобно. Но я еще не сошел с ума. На самом же деле произошло то, что я, чисто под влиянием порыва, словно в наваждении, просто захотел посмотреть, как они будут себя вести. Это правда, но, если честно, я не надеюсь на ваше доверие.
– Если уж мы играем в открытую, – сказал Найджел, к крайнему удивлению проходящего мимо официанта, – то это вы убили Элизабет Ресторик?
– Если уж вокруг нет никаких свидетелей – ступай, человек, слушать не обязательно, – вернее, совершенно не заботясь об этом, могу смело сказать, что не я.
– Тогда – Эндрю?
Боган пожал плечами, напомнив о своих итальянских корнях:
– Кто знает? Пуританин. Страдающий. Озлобленный, хотя с виду лощеный и скучающий. Не исключено. Но почему вы меня спрашиваете?
– Мы пришли к выводу, что если убийца – не вы, то существует какой-то человек, который пытался обвинить вас. Нам кажется, что Эндрю очень подходит на роль этого сеятеля обличительных улик.
– Нет-нет, так не пойдет. Поосторожней, молодой человек. Если Эндрю – предполагаемый сеятель, которым он, осмелюсь сказать, может быть, это еще не значит, что он убийца. Вполне логично, что он просто пользуется этим убийством, дабы прибавить мне хлопот. Он ненавидит меня. Бесспорно. Он хотел бы, чтобы убийцей оказался я. Но если немного углубиться в его характер, его можно простить за наветы на меня.
– Говоря начистоту, вам с Эндрю не позавидуешь, – язвительно заметил Найджел, – даже невзирая на вашу великую неприязнь.
Доктор Боган подцепил ложкой кусок сахара, помочил его в кофе и с удовольствием захрустел. Его белые зубы были в отличном состоянии.
– Но, по-моему, вендетта тлеет только с одной стороны, – продолжал Найджел. – Я говорю о том, что его довольно буйные нападки в Мэнор вы оставляете без всякого внимания.
– Я очень хорошо знаком с безответственным поведением невротиков, – отвечал врач, снова становясь солидным медиком.
– Не сомневаюсь, – кивнул Найджел. – Но вы, разумеется, привыкли соблюдать предосторожности в таких случаях?
– Не совсем понимаю вас.
– Убийца Эндрю или нет, но он для вас – сильная опасность. Этого нельзя недооценивать. Он не унимается в своих усилиях повесить дело на вас – это дело или какие-то другие. Я в этом уверен.
– У меня кровь стынет в жилах, сэр.
– И по-моему, у него есть за душой еще что-то, о чем он не скажет, пока вся картина не прояснится. Во всяком случае, он частенько намекал нам на это.
– Благодарю за участие, Стрэнджвейс, но полиция должна оградить меня от несчастий.
Доктор Боган, благосклонно поблагодарив Найджела за ленч, поднялся, чтобы уйти. Нет, все прошло впустую, думал Найджел, наблюдая за сутулой фигурой доктора, пока тот пробирался к выходу, отражаясь в ресторанной плеяде зеркал. Больше всего его поразила не выдержка Богана во время разговора об убийстве, а его абсолютное спокойствие, с которым он принял намек Найджела на то, что полиция разбирается с его лечебной практикой. Только невинный человек или сверхискушенный негодяй могли удержаться от соблазна узнать побольше. Если блаунтовская дедукция хоть на что-то еще годится, они вышли на человека, использовавшего свою профессию как инструмент и прикрытие для самого мерзкого беззакония. Он и глазом не моргнул, узнав, что полиция занимается его делами. Найджел с ленивым сарказмом помахал рукой вслед удаляющемуся Богану.
Через несколько минут он вошел в телефонную будку. Набрал номер, рассеянно обозревая улицу и думая, как мало изменился Лондон в войну – пока.
– Алло. Я хочу поговорить с инспектором Блаунтом… Да, по делу Ресториков. Это Найджел Стрэнджвейс… О, привет, Блаунт. Это Стрэнджвейс. Я только что встречался за ленчем с доктором Боганом. Он сказал, что не совершал убийства… Да, ты это уже слышал и, не сомневайся, еще услышишь. Слушай, у меня идея…
Найджел невольно понизил голос. Когда он кончил, с другого конца провода доносился протестующий писк.
– Нет и нет, – говорил Блаунт. – Нет, нет и нет! Наверное, я не смогу. Будут неприятности. Они с меня шкуру спустят.
– Другого выхода нет. Тебе придется его подстегнуть, что бы ни случилось. Никаких других…
– Нет, – долдонил Блаунт. – Так не положено. Знать ничего не желаю!
– Ладно, а что, если попробую я?
– Тебе придется взять на себя всю ответственность. Я ничего об этом не знаю, ты меня понимаешь?
– О'кей. Если что случится, я доложу. У тебя слежка во всех местах? Прекрасно. Сними ее оттуда, где он живет. Я сам им займусь.
– Уж будь добр, – мрачно ответил Блаунт. – Пока.
Найджел поспешил домой, чтобы разработать дальнейшую стратегию и сделать еще несколько звонков.
И события будто сами стали ложиться под колеса этому замыслу: разве что результаты возникли слишком быстро – те, что он вряд ли ожидал и развитие которых не мог обуздать. На следующее утро приехавший к Найджелу на квартиру Эндрю Ресторик, получивший просьбу немедленно быть, увидел Найджела и Джорджию в мертвящем оцепенении.
– Блаунт арестовал Вилла Дайкса, – безжизненно вымолвил Найджел.
Лицо Эндрю застыло.
– Дайкса? Что же тогда, ради всех святых, он изображал здесь той ночью? Я-то думал, что Дайке вне подозрений.
– Понятия не имею. Блаунт – это адский бульдог. Никогда не знаешь, что творится у него в голове.
– Это просто вы не знаете…
– Я не могу поверить, что Дайке – убийца. Просто не могу. Но полиция никогда не арестовывает, если у нее не хватает оснований. Должно быть, Блаунт придерживает какие-то улики, о которых мы не знаем.
Эндрю неуверенно провел пальцем по лежащей рядом с ним книге:
– Слушайте. Он не в себе. Я бы оплатил любые расходы… на адвокатов, понимаете? Можно мне попасть к нему и?..
– Он уже вызвал своего, чтобы подготовиться к защите. Но не сомневаюсь, он был бы вам благодарен за финансовую поддержку. Я дам ему знать.
Найджелу надо было любой ценой отговорить Эндрю от визитов к Виллу Дайксу, потому что романист, нисколько не томясь тюремной тоской, в тот момент спокойно царапал свой новый роман в соседней комнате этой квартиры.
– Что ж, если я могу еще что-то сделать, – сказал Эндрю. – Вам пришлось начать прорабатывать версию Дайкса?
– Конечно.
Эндрю на мгновение смешался.
– У меня есть идея. Если вы могли бы поехать на выходные в Истерхем, я заставлю Шарлотту позвать Эвнис и доктора Богана. Я уверен, там должна быть какая-то зацепка, которую пропустила полиция. Мы могли бы поехать и вместе, правда… Дайкса там не будет. Пока…
Голос его с явной нерешительностью упал – то был контраст с всегдашней решительностью его поведения, но у Найджела тут же зародились свои соображения. Как раз кстати было бы услать их всех из Лондона, чтобы не опасаться, что им откроется правда о Вилле Дайксе. Более того, одно время он был убежден, что Эндрю знает больше, чем Найджел старался убедить себя, и проект Эндрю – собрать всех подозреваемых в Мэнор – был таков, словно он рассчитывал получить окончательные eclaircessement [29].
В тот же вечер Эндрю позвонил ему и сказал, что организовал собрание. Найджел и без того собирался быть в это время в Мэнор. Джорджия отказалась, сославшись на занятость: действительно, кто, кроме нее, останется и присмотрит за Биллом Дайксом? Блаунт тоже считал, что за ним лучше присмотреть: люди в простых одеждах обязывают смотреть за домом. Вдобавок Блаунт известил полицмейстера Филипса о приеме в Истерхем, чтобы местная полиция приняла меры к наблюдению. Это все, что он мог сделать, пока сыщики не прочешут биографию Богана вдоль и поперек и пока на свет не выйдут дальнейшие улики, связанные с убийством.
В пятницу вечером все собрались в Мэнор. Эндрю приехал на день раньше. Доктор Боган, задержавшийся в городе, прибыл после обеда. Сонливость, царящая в обществе в тот вечер, свела на нет обсуждение дела. Если бы Эндрю решил взорвать мину, ему пришлось бы ждать до следующего утра.
А на следующее утро мина исправно взорвалась – и взрыв этот наделал намного больше разрушений, чем рассчитывал Найджел. Его разбудил стук в дверь, который зазвучал в унисон, хотя и причиняя меньший ущерб, с кузнечным грохотом в его собственной голове. Тем, который всегда был отцом и матерью любых головных болей.
