Все было знакомо до боли. Как тогда, еще в юности, когда он чудом не сел в колонию. Хотя потом, спустя несколько лет, Клименко все-таки угодил за решетку. Вот так все и было. Следователь с понятыми, оперативники, обыск на квартире. Только тогда на нем висело всего лишь участие в разбойных нападениях. Был он там на второстепенных ролях. А сейчас!..
— Клименко Павел Александрович! — прозвучал твердый голос следователя. — Вы арестованы по подозрению в убийстве гражданина Российской Федерации генерал-майора в отставке Владимира Марковича Рыбникова, а также в организации убийства пяти человек путем инсценировки дорожно-транспортного происшествия. Трех офицеров российских правоохранительных органов, майора милиции начальника Пинского уголовного розыска, а также водителя микроавтобуса. Вы признаете себя виновным в перечисленных преступлениях?
Губы у Клименко пересохли. Он попытался сказать, что ничего подобного не признает, но из его горла вырывались только хриплые стоны. Дикая безысходность навалилась на него всей своей тяжестью. Он ведь чувствовал, догадывался, ожидал чего-то такого. Ведь не зря Ломакин боялся столько лет! Но он теперь уже далеко, а Клименко остался один на один с этими ментами.
Пусть когда-то он и был уголовником, но теперь стал бизнесменом. Как быстро человек привыкает к хорошему и как больно отдирать его от себя с кожей, с мясом! А ведь он еще не знал всего, что готовы были предъявить ему следственные органы.
Клименко привезли из изолятора, проводили в наручниках по коридорам Следственного управления и ввели в кабинет Чурикова. Рядом со столом следователя стоял мужчина в возрасте с седеющими висками и широкими плечами. Судя по осанке — мент в высоком звании, а может, вообще из той конторы, которая когда-то называлась КГБ. Лицо очень уж самоуверенное. Точно, из конторы. Только этого не хватало!..
— Садитесь, Клименко, — велел следователь, но сам не стал устраиваться за своим рабочим столом, опустился прямо на приставной столик и поджал ногу. — Сегодня мы начинаем официальные допросы, но, прежде чем приступим к заполнению обязательных форм, хотелось бы поговорить с вами чисто по-человечески. Меня вы уже знаете. Я ваш следователь, капитан юстиции Чуриков Олег Николаевич. А вот этот человек специально приехал из Москвы, чтобы разобраться в одном очень большом и весьма грязном деле. Это Гуров Лев Иванович, полковник российской полиции, сотрудник Главного управления уголовного розыска. Видите, как далеко о вас знают. Аж на самом верху российской полиции. Поговорим?
— О чем? — едва выдавил из себя Клименко, опять борясь с предательской сухостью в горле, от которой у него получались не слова, а какое-то воронье карканье.
— О вашей жизни, — проговорил полковник и подошел поближе к Клименко. — Совершенно неудавшейся, никчемной и дурной. Вы ведь ничего сами делать не умеете, ни черта в жизни добиться не смогли. Разве что ввязались в преступную группу и начали нападать в темноте на прохожих. Самое ваше большое достижение — ходка в колонию. Вот это вы сделали сами. Или я что-то упустил?
— У меня фирма, я занимаюсь бизнесом…
— Брось, Паша! — Гуров поморщился. — Не надо. Тебя сначала купили как настоящую шлюху, потом подставили. А в промежутке между этими делами из тебя взрастили куклу, которая сродни надувной резиновой бабе. Потом тебя использовали точно так же, как и ее. Сколько ты имел от Ломакина, первого мужа своей матери? В среднем восемьдесят тысяч российских рублей в месяц, да? Хорошо и это, потому что сам ты зарабатывать так толком и не научился. Тебя содержали, потом поимели и бросили. Фактически сдали в милицию.
— Я не понимаю! Чего вы от меня хотите, что за загадки? — Фраза получилась слишком длинной для пересохшего горла Клименко, и он затрясся в спазмах сухого кашля.
Гуров спокойно подошел к холодильнику, достал бутылку воды, наполнил пластиковый стаканчик и протянул Клименко. Тот с жадностью схватил его и стал пить, разливая воду по подбородку и груди. Руки у него тряслись, как у паралитика.
«Это хорошо! Я крепко зацепил его за нервное окончание, — подумал Гуров. — Пусть потрясется, повибрирует. В таком состоянии он не сможет придумать себе легенду. Еще полчаса, и конец ему. Слабак!»
Лев Иванович присел на стул рядом с Клименко, наклонился к нему и сказал:
— Так вот, Паша, мы получили разрешение на эксгумацию тела твоего отца.
Клименко дернулся так, что чуть не свалился со стула. Он смотрел на полковника с нескрываемым страхом. Сыщику стало понятно, что клиент этого не ожидал.
— Да, Паша, на убийства нет срока давности. Естественно, экспертиза подтвердила, что повреждение шейных позвонков в виде перелома кручением никак не вяжется с инфарктом миокарда. Где сердце, а где шея?.. А вот где твое сердце, Паша? — грохотал в комнате голос Гурова.
Лицо Клименко побледнело, а подбородок непроизвольно задрожал.
— Где твое сердце, Паша? Это же твой отец, кровь и плоть. Как ты мог, как у тебя рука поднялась? Не мне выносить приговор тебе и твоим помощникам, в том числе и Лукину, который знал об убийстве. Пусть это делает тот, кому положено, — судья. Ведь ты сначала прибежал тогда именно к Лукину. Ломакин прикрыл тебя большими деньгами, хорошими взятками. С этим мы тоже разберемся, но потом. Сейчас нас больше интересует твоя подготовка к преступлению. Как ты организовал убийство?..
— Нет! — закричал вдруг Клименко. — Нет, нет! Все суки! Все вокруг меня продали. — Он поднял лицо и ясным горячим взором уставился на Гурова, потом на следователя.
Клименко жадно облизывал губы, которые его не слушались.
— Я всех сдам! Я про всех расскажу! Я не хочу один оказаться там. Он думает, что унесет ноги в свою Европу. А вот хрен ему по всей морде!
Гуров поднялся и снова налил Клименко воды. Чуриков включил магнитофон и поправил микрофон на столике. Иногда так работать удобнее. Особенно когда обвиняемый начинает взахлеб во всем каяться.
Крайне желательно зафиксировать его признания, выдаваемые в бешеном темпе, не заставлять его ждать, пока ты шлепаешь пальцами по клавишам. У раскаявшегося грешника от таких пауз и кураж может пропасть. А так пусть выговаривается. Ему только наводящими вопросами помогать надо. Потом придется сутки сидеть и перепечатывать все в форме протокола допроса. Затем новый вызов и допрос, после которого клиент ставит подписи.
Когда допрос закончился и конвойные уже выводил Клименко из кабинета, Гуров остановил их.
— Скажи, Паша, а когда ты в последний раз видел своего сводного брата? — осведомился он.
— Кого? — На измученном, мокром от пота лице Клименко появилось непонимание.
— У твоей матери Ольги Юнгеровой был сын от первого брака. Его звали Альберт.
— Сын Ломакина? Не знаю. Я сел, а когда вышел, Ломакин мне велел в Минске окопаться. А потом мать умерла.
— Значит, не знаешь?
— Что-то не в курсе. Может, Ломакин к себе его забрал?
Клименко увели. Гуров вернулся к столу и некоторое время смотрел, как Чуриков сворачивал провода микрофона и устраивался переписывать показания с магнитофона.
— Наверное, я здесь уже ничем помочь не могу, — сказал Гуров. — Это вам разгребать по территориальной принадлежности. А нам надо возвращаться в Москву. Теперь все дела там. Цепочка снова потянулась назад.
— Как Станислав Васильевич?
— Под усиленной охраной отправили домой. Пусть долечивается.
— А что мне теперь делать с Михаилом вашим?
— Брать его не за что. Он в преступлениях не замешан. У вас на него все равно ничего нет и не будет. В Москве мы с ним поговорим, конечно, но он все равно ничего не скажет. Его заказчик сам не в курсе дела. Они ведь, как мне кажется, сами хотели эти деньги попилить, а один всех перехитрил и успел первым.
— Штандартенфюрер тоже был превосходным таксидермистом, но Кристобаль Хозиевич успел первым, — задумчиво и со вкусом произнес Чуриков.
— Что? — не понял Гуров. — Какой штандартенфюрер?
— Не обращайте внимания, Лев Иванович. Это из Стругацких. «Понедельник начинается в субботу». Книга моего детства. Просто вы сказали с подходящей интонацией, что один из них успел первым.
Гуров шел по коридору управления, хмурился и молча кивал в ответ на приветствия коллег. Кое-кто из совсем уж близких, с кем имелись почти дружеские отношения, останавливался и поздравлял полковника. Еще бы! За такой короткий период раскрыть преступление в другой стране, взять исполнителей, добиться, чтобы они начали активно давать показания. Даже заказчика выявить! А тут еще приходили люди из Национального бюро Интерпола, чтобы лично поблагодарить Льва Ивановича и почтить память погибших товарищей. Из Следственного комитета тоже.
— Ну, заходи, герой, — громогласно прозвучал голос Орлова.
