Какой-то миг мне казалось: вот она, великолепная разгадка! Затем я вернулся на исходные позиции. Роналд должен был видеть, что Элвин не сразу воткнул чехольчик в петлицу. Стало быть, он знал, что тот может остаться жив, пока не нажмет резиновую грушу. Но даже не пытался удержать его. Мог, но не хотел предотвратить убийство жены.
Итак, бедная Вера была обречена на заклание?
Мой внутренний монолог прервала Дженни.
— Тебя ждет инспектор,— крикнула она.
Я почти не помнил предыдущего разговора с инспектором Райтом: он прибыл на другой день после смерти Веры, когда в мыслях у меня была полнейшая сумятица. Сегодня я мог разглядеть его лучше: худощавое, с заостренными чертами лицо, привычка подкреплять свои доводы жестами, как бы вылепляя эти жесты из пустоты, лихорадочный блеск в проницательных глазах.
Я пригласил его в свой кабинет.
— Вергилий,— сказал он, скользнув взглядом по текстам и комментариям, разложенным на моем письменном столе.— Veteris vestigiae flammae. Слова Дидоны. Дело, вы полагаете, именно в этом?
Вопрос был отнюдь не риторический.
— Но ведь Дидона покончила с собой,— возразил я.
— Да.
Сознаюсь, я был поражен подоплекой его слов.
— Роналд Пейстон имел доступ к яду, отсюда следует, по крайней мере теоретически, что и его жена тоже. Она могла совершить все это сама.— Райт быстро сложил руки на груди.— А может, она разгадала замысел убийцы и решила не противиться его осуществлению.
— Вы это серьезно?— Я невольно подумал о покорном, фаталистическом складе ума Веры. Райт оказывал на меня почти гипнотическое действие.
— Почему бы и нет,— сказал он.— Любовник ее бросил. Так зачем жить?
— Но покончить с собой на людях? Да еще таким демонстративно-вычурным способом?
— Дидона была мстительной женщиной. Она прокляла Энея, когда он оставил ее.
Я не сразу схватывал обрывистые фразы Райта.
— Вы полагаете, Вера сама сделала так, чтобы ее отравили, лишь бы вина легла на ее любовника? Нет, это совершенно надуманное предположение. Странное, противоестественное.
— Как и все, что здесь происходило.— Глаза Райта были как два огнемета.— Вы знали о ее связи с Эгбертом Картом?
— Да. От нее самой.
Райт вздернул брови в некоем подобии изумления. Я рассказал ему об истории с цыганенком.
— Все так,— произнес Райт.— Мне пришлось вытягивать это клещами из Элвина. Его брат, впрочем, не отрицал.
— Могу вас заверить,— сказал я,— Вера отнюдь не была мстительной женщиной. И не очень-то она горевала, когда Берти стал ухаживать за… оставил ее…
— Ухаживать? И на кого же он переключился?
Юлить перед инспектором Райтом не имело никакого смысла.
— На мою жену. И на мою дочь.
— Ну и ну! Предприимчивый молодой человек. И как его успехи? Извините, мы, инспекторы, народ циничный.
— Тут ему ничего не обломилось,— ответил я с излишней, может быть, твердостью. К моему удивлению, Райт не стал углубляться в эту тему.
— Что, если побудительный мотив не любовь, а деньги?— Он смотрел на меня живым, ободряющим взглядом, как школьный учитель на способного ученика.
— Деньги? Разве после Веры осталось какое-нибудь наследство?
— Да, небольшое. Она разделила его между племянником и племянницей в Индии.
— Значит, дело не в деньгах.
— Нет?
Я понял, что недотягиваю роль способного ученика.
— Что вы думаете об Элвине Карте?— продолжал Райт.
— Большой чудак,— медленно произнес я.— Пожалуй, злой. Очень популярный в деревне. Любопытный. Сплетник.
— Со странностями?
— Этого я за ним не замечал.
— В каких отношениях он был с миссис Пейстон?
— По-моему, в неплохих. Во всяком случае, в лучших, чем с ее мужем. Он так и не смирился с тем, что Роналд занял его место и стал сквайром.— Тут я упомянул об эпизодах с кукушкой и с председательством.— Но мы ведь говорили о деньгах.
— Карты, если не ошибаюсь, на мели?— предположил Райт.
— Судя по всему. Но убийство Веры не помогло бы…
— Пополнить оскудевшую казну? Нет, конечно. Но может быть, им удалось бы залатать дыры в бюджете.
Райт заткнул большим пальцем воображаемое отверстие. Я смотрел на него с недоумением.
— Кто же из них тратит деньги? Те, что есть?— спросил он.
— Наверно, Берти. Впрочем, долги делают они оба.
Инспектор Райт бросил на меня бесстрастный взгляд.
— Если бы одного из этих джентльменов вздернули или упрятали за решетку, другой мог бы жить повольготнее.
— Я об этом не задумывался. По-моему, это совершенно фантастическое предпо…
— Может, даже спастись от разорения.— Райт помолчал.— Это вполне достаточный мотив, мистер Уотерсон. Допустим, у него был зуб на миссис Пейстон. Двух птиц одним камнем?— Райт сделал вид, как будто стреляет из рогатки.— Вы уверены, что ни тот, ни другой Карт не питали к ней личной вражды?
— Однажды она призналась мне, что отвергла домогательства Элвина.
— Она была очень откровенна с вами.
— Да. И я испытывал к ней самые нежные чувства.
— Ваша жена знала?
— Да. Бог мой, неужели вы думаете, что?…
— Еще до убийства?
— Я рассказал ей потом.
— Но она, должно быть, подозревала еще раньше.
— Спросите у нее самой.
— Я уже спрашивал. Но она очень неохотно отвечает. Чего она опасается, мистер Уотерсон?
— Опасается? Она? Наверно, у нее взвинчены нервы после всех этих милых шуток. Не так давно у нее был срыв. А тут еще эта ужасная смерть миссис Пейстон. У нее на глазах.
— Тогда-то она и писала анонимные письма?
— Откуда это вам, черт побери, известно?— удивился я.
— При расследовании таких дел, как это, мы проверяем всех.
Сердце у меня защемило, я ничего не мог ответить.
— Не тревожилась ли она из-за этих анонимок: не на ней ли самой лежит вина?
— Тревожилась, но недолго. К счастью, мне удалось успокоить ее. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к убийству.
Инспектор Райт сосредоточенно смотрел на меня.
— Дело-то не простое. Если не любовь и деньги, то что же? Уж не молчание ли мотив убийства, мистер Уотерсон?
— Молчание?
— Не знала ли миссис Пейстон чего-то такого, что могло бы погубить убийцу?— Он сделал долгую паузу.— Она очень вам доверяла. Тут я надеюсь на вашу помощь.
— Она не стала бы никого шантажировать — в этом я уверен.
— Верю вам на слово. По крайней мере, пока. Но предположим, она узнала, кто автор анонимок.
Ужасное подозрение вползло в мое сердце. Уж не указывает ли Райт на Дженни? Я постарался ответить как можно тверже:
— Моя жена не писала анонимок, которые здесь рассылались. Она не могла знать об этой затее с опрыскиванием духами. И не имела доступа к синильной кислоте. Ваше дело — установить, откуда она похищена…
— И не задавать неуместных вопросов?— По лицу Райта скользнула наэлектризованная улыбка.— Но это может затянуть следствие. А тем временем убийца может найти себе новую жертву. Так-то вот. Есть ли у вас еще какие-нибудь соображения, мистер Уотерсон?
— Да, два. Сегодня утром Роналд Пейстон признался мне: он подозревал, что жена изменяет ему с Берти Картом. И на вашем месте я бы тщательнейшим образом обдумал связь между розыгрышами и убийством.
— Попытаюсь, сэр. Здесь я рассчитываю на помощь Чарли Максвелла, хорошо осведомленного о местных делах.
— Могу ли я поговорить с Элвином Картом — или он под домашним арестом?
— Никому еще не предъявлено обвинение.— Инспектор пронизал меня рентгеновскими лучами своего взгляда. У меня было такое ощущение, будто он читает самые сокровенные мои мысли.— Будьте осторожны, мистер Уотерсон. Убийцы — люди опасные.
В этом предупреждении, пожалуй, не было надобности. И все же по пути в «Пайдал» я невольно задумался над тем, как обманчиво бывает личное впечатление. Сотни людей были очевидцами убийства. Каждый из них мог описать виденное по-разному, но спроси у них, кто убийца, они без колебания назовут его имя. Все зрители, кроме меня, следили за судорожными метаниями жертвы, и только я один видел остолбенение и ужас на лице Элвина; я присягнул бы, что в этом выражении не было никакой фальши, вот почему я не верил, что убийца — Элвин.
Он полулежал в плетеном шезлонге в саду; глаза — мертвенно-тусклые, обычно румяные щеки — землистого цвета, с красными прожилками. Полное тело расплылось в бесформенную тушу.
— Спасибо, что навестили, дружище.— Он вяло пожал мою руку.— Все сторонятся меня, как неприкасаемого.
— Надеюсь, вам лучше.
— К сожалению, я еще поживу. Во всяком случае, до виселицы.
— Не отчаивайтесь.
— Несчастная женщина!— Его глаза увлажнились.— Никак не могу осознать, что произошло. Я чувствую свою вину. Да ведь я и впрямь, черт возьми, виноват!
