– Объясните, почему.
Минни заколебалась, но не мучительно, скорее в неуверенности.
– Думаю… хотела побыстрее дать что-нибудь мистеру Леттеру. Подумала, что осмотрю пузырек после его ухода. Я оставила его на передней части полки.
– Почему вы хотели его осмотреть?
– Подумала… мне показалось… – Она не договорила.
– Продолжайте.
Минни жалобно посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Я не могу быть уверена.
– То есть у вас создалось какое-то впечатление, но вы не были уверены, что оно верное. Так?
Она немного успокоилась и ответила:
– Да.
– Может быть, расскажете об этом впечатлении. В чем оно заключалось?
– Я подумала, что таблеток в пузырьке стало меньше.
Лэм вытянул губы так, будто собирался свистнуть.
– Стало меньше? Как вы могли определить?
– Я потом посмотрела – и засомневалась. После смерти отца я не касалась этих таблеток. На тех пузырьках, где хранились опасные лекарства, он писал количество таблеток на приклеенной ко дну полоске бумаги. Всякий раз, беря оттуда таблетку, он зачеркивал старое число и писал новое, поэтому всегда знал, сколько таблеток оставалось в пузырьке. Я хотела сосчитать таблетки, убедиться, что они не тронуты, но когда взглянула на полоску бумаги, она была так испачкана, что не прочесть.
– Что вы сделали с пузырьком после этого?
– Поставила обратно в картонную коробку.
– Заперли аптечку и убрали ключи?
– Да.
Лэм подался вперед.
– Мисс Мерсер, мог мистер Леттер взять оттуда несколько таблеток так, чтобы вы не видели?
Минни отшатнулась так, словно он ее ударил. И ответила: «Нет!» не только голосом, но и всем телом.
– Нет, нет! О, нет! – А затем: – У него возможности не было. Джимми пошел к аптечке, я за ним. Я видела, как он вынул из аптечки руку с зажатым в ней пузырьком. Нет, не было ни малейшей возможности.
Лэм отпустил ее.
Когда за Минни закрылась дверь, он сказал:
– Интересно, сама она это придумала, или ей подсказал мистер Джимми Леттер.
Мисс Сильвер покашляла.
– Очевидно, вы имеете в виду намек мисс Месер, что во вторник вечером, когда она и мистер Леттер брали пузырек, там недоставало нескольких таблеток.
Лэм издал отрывистый смешок.
– Вы можете назвать это намеком, я могу назвать попыткой обмануть нас. Не уверен, что назову так, но мог бы. С какой стороны ни посмотреть, это разумно. Мне хотелось бы знать, кто тут проявил ум. При взгляде на них не подумаешь, что мистер Леттер или мисс Мерсер способны подставиться сами или подставить других. Конечно же, сразу бросается в глаза – она на все готова, чтобы отвести от него подозрение. Я бы хотел только, чтобы еще кое-что так же бросалось в глаза. Но если мисс Мерсер ненамного умнее, чем кажется, то не придумала бы ход с исчезновением таблеток. Это умно, и она умно это подала – не переигрывала. Знаете, мне с самого начала казалось, что тут руководит всем кто-то мозговитый. Если мисс Мерсер не придумала это сама, я бы хотел знать, кто.
Мисс Сильвер укоризненно покашляла.
– А не хотите рассмотреть возможность того, что она говорила правду, старший инспектор?
У Джулии состоялся краткий, раздражающий разговор с миссис Мэнипл. Если она ожидала найти кухарку унылой, то ошиблась. Возвратившись в свои владения, Мэнни обнаружила там «эту Глэдис Марш», сидевшую на кухонном столе и, по ее собственному выражению, «привела в чувство». При всей своей наглости Глэдис встретила достойную противницу. Правда, ушла она с дерзкими словами, но очень поспешно. Безмолвная, дрожащая Полли была отправлена чистить овощи в судомойню, и дверь в кухню захлопнулась с громким стуком.
Джулию миссис Мэнипл встретила с таким величественным видом, что та почувствовала себя пятилетней.
– Мэнни, что произошло?
– Готовлю торт, мисс Джулия.
– Мэнни! Я о том, что было в кабинете. Расскажи, пожалуйста.
Миссис Мэнипл смотрела поверх ее головы.
– Рассказывать, как я понимаю, нечего. Я вошла и вышла. Сообщила полицейским то, что вы требовали, а что это даст им или кому-то еще, не знаю. Но рассказала все – нельзя сказать, будто что-то скрыла. А толстый полицейский, тот заявил, чтобы я никуда не отлучалась на тот случай, если понадоблюсь. Я могла бы ответить, что мне это не трудно, я уже больше пятидесяти лет здесь, если не считать выхода в церковь по воскресеньям, в деревню, да изредка в Крэмптон, но не захотела унижаться. Я вышла оттуда, и если обед будет испорчен, вина не моя. А теперь, мисс Джулия, позвольте мне остаться в моей кухне одной.
Некоторое время спустя Джулия встретила возвращавшегося из сада Джимми.
– Они снова хотят видеть меня, – произнес он.
– Полицейские?
Джимми кивнул.
Джулия перепугалась. Не могут же они арестовать его – или могут? В этом кошмарном мире межевых знаков нет. Он окружает их, из него нет выхода. Любая тропа может исчезнуть под ногами, любой мост может рухнуть, любое слово или поступок могут привести к беде. И они все время находятся под надзором.
Джимми уныло сказал безнадежным тоном:
– Не знаю, зачем я им понадобился – они уже расспросили меня обо всем.
И прошел мимо Джулии, волоча ноги.
Может быть, потому, что при Мэнни Джулия почувствовала себя маленькой девочкой, она выбежала из дома. Если полицейские собираются арестовать Джимми, она не может при этом присутствовать, не может этого видеть. Нужно найти Энтони. Ее порыв был бездумным, интуитивным.
Когда этот импульс прошел, Джулия его устыдилась. Движимая им, она дошла почти до розария. Остановилась и огляделась. Утро было прекрасное, ранняя дымка рассеялась, свежий воздух полнился ароматом цветов и предвестием тепла. На небе не виднелось ни облачка. Джулия заметила, что Энтони идет к ней, и стала его ждать. Даже в окружении этого кошмара Энтони был реальным.
Он подошел к ней, взял ее под руку и спросил:
– Что стряслось?
– Не знаю… мне страшно. Они снова вызвали Джимми. Я подумала… – Голос ее оборвался. Джулия конвульсивно сжала руку Энтони. – Как думаешь… они… арестуют его?
Он совершенно спокойно ответил:
– Сейчас – сомневаюсь. Но даже если и арестуют, это еще не конец света. Не смотри так. Думаю, они только хотят задать ему еще несколько вопросов. Это треклятое завещание…
– Они допрашивали его целую вечность, как только появились сегодня утром.
Энтони принялся разгуливать с ней взад-вперед. По обе стороны дорожки росли большие кусты мускусной розы в полном цветении ранней осени, с розовыми бутонами, кремовыми цветами и райским ароматом. Они казались нереальными. Однако Энтони был реальным.
Они прогуливались взад-вперед и разговаривали. Джулия рассказала ему о Мэнни, и он заметил:
– Не думаю, что от этого будет какой-то прок.
Его слова напугали Джулию, потому что она строила на этом планы, потому что она и Энтони заставили Мэнни пойти и признаться. Если от этого не будет никакого проку, зачем они это делали? Джулия растерялась, у нее даже закружилась голова. Звучавшие слова были лишены всякого смысла.
Когда она взяла себя в руки, Энтони раздраженно говорил:
– Ему нужно открыть глаза. Это завещание становится серьезной угрозой. Когда он выйдет, я поговорю с ним. Тебе следует поддержать меня. До сих пор все мы вздыхали «бедный старый Джимми» и ходили на цыпочках вокруг него. Это нужно прекратить. Джимми находится в чертовски опасном положении. Чем скорее он это поймет и начнет защищаться, тем лучше.
– Что он может сделать?
– Он может не говорить, стоит только открыть рот, что Лоис не совершала самоубийства.
Джулия повернулась и взглянула на Энтони.
– Имеет значение то, что он говорит?
– Еще бы! Мы все вели себя глупо. Нужно было всячески поддерживать версию о самоубийстве. Раз полицейские отпустили Мэнни, значит, они не воспринимают ее признание всерьез. Почему? Мне кажется, тут две причины. Первая – она никак не могла бы заставить Лоис взять отравленную чашку и не пошла бы на риск, что ее возьмет Джимми. Вторая – они считают Джимми отравителем. Нужно объяснить ему, в каком положении он находится. Он должен открыть глаза и не обвинять себя в смерти Лоис. Сейчас он так замечательно изображает всем своим видом виновность и раскаяние, что не будь это Джимми, я мог бы сам в это поверить. Послушай, Джулия, может, морфий был не в кофе? Ела Лоис за обедом что-нибудь – хоть что-то, – чего не ели остальные?
Джулия покачала головой:
– Полиция исследовала все, что мы ели и пили. Морфий мог находиться только в кофе – это единственное, чего не пили все мы.
Они дошли до газона. Джимми Леттер шел навстречу им по траве. Он выглядел больным и совершенно отчаявшимся. Подойдя к ним, сказал, запинаясь:
– Не знаю, зачем они хотели видеть меня. Все это бессмысленно.
Энтони выпустил руку Джулии. Отступив назад, он, казалось, грозно возвысился над ней и Джимми – рослый, суровый, с хмуро сведенными бровями.
