Пит, осторожно склонясь, опять попытался прикрыть ее простыней — она метнулась навстречу, послышалось клацанье зубов. Пит отскочил.
— Пора возвращаться. Пит, — объявил Уэлмо. — Ты же достал из машины дубинку, тюкни ее еще разочек.
Пит, нерешительно взвесив на руке дубинку, беспомощно оглянулся. Вздохнув, шериф приблизился к нему. Барбара отвернулась. Забрав дубинку, Уэлмо склонился и чуть ли не бережно, легонько стукнул Энджи за ухом. Закатив глаза, она распласталась на траве. Вдвоем они отвязали ее от дерева, завернули в простыню и, втащив в зарешеченный кузов, надежно привязали к скамье.
Через пять минут три машины направились к городу. Уэлмо вел машину Кимбера, Пит — полицейское авто, Барбара села за руль седана Пола.
Станиэл, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья возле Барбары.
— Я уже решил, что она меня прикончит.
— И я тоже... так думала, — прошептала она.
— Она пряталась под причалом, стащила меня за ноги.
— Ужас!
— Вы приехали сразу за нами?
— Не знаю, я ни о чем не думала. Кинулась в воду, добралась до вас и потащила к берегу.
— Как?
— Не представляю. Она старалась захватить нас, пришлось отбиваться. А потом подоспела лодка. Ужасно, она вовсе не была похожа на человеческое существо.
— Но все равно это человек. Не надо было бить ее по голове.
— Мы же не могли им помешать.
— Но мы и не пытались.
— Я во всяком случае и не хотела пытаться, — сурово объявила Барбара.
Доктор Руфус Нил ждал их в больнице. Сделав уколы успокоительного Энджи, приставив к ней сиделку, он осмотрел Станиэла, назначил лекарства и велел лежать в мотеле.
— Вечером я загляну к вам. Приходится опасаться воспаления легких или какой-нибудь инфекции, Станиэл. Присмотрите за ним, мисс Лоример. Нужен хороший уход, чтобы...
— Доктор! Доктор Нил! — Оглушительный, рокочущий голос миссис Пауэлл заполнил коридор. Ее могучая фигура возникла в дверях. — Что за бессмыслицу мне здесь рассказывают? Выдумывают что-то об Энджи. Где моя девочка? Кто посмел обидеть мою детку?
Доктор Нил очень медленно, очень любезно шагнул ей навстречу:
— Кто ее обижает? Из нас — никто, Мери. Это ты ее обидела когда-то очень, очень давно.
* * *
Доктор Нил заехал в мотель часов в девять. Выглядел очень усталым. Присев на постели Пола, он горестно покачал головой.
— Какой переполох! Какой мерзкий скандал! Весь город будет гудеть всю неделю. Несколько месяцев! Как бы то ни было, мне удалось заставить ее говорить спокойно. Не разумно — только спокойно. Все записали. Помощник шерифа заверил протокол, позвали еще кого-то, чтобы выяснить, выдержит ли Энджи процесс. Я-то думаю, что нет. Надеюсь, они и не захотят довести дело до суда.
— Что с ней будет? — спросила Барбара.
— Неспособность отвечать за свои действия — понятие очень широкое, можно включить в него массу вещей. Скорее всего, объявят это классическим примером чего-нибудь, как только придумают подходящее название. Но глупой ее не назовешь. Задумано было так, будто Сэм уехал с вами, мисс Лори-мер. И никто никогда не обнаружил бы ни тела Станиэла, ни его машины. Не было бы пяти убийств. Было бы пять наказаний — кара за грехи.
— Но вы ведь догадались бы, — возразил Пол.
— Может, я и догадался бы. Но тогда, возможно, она убила бы и меня. Если вы однажды решитесь на покарание грешников, придется, наверно, вычистить весь мир. Что? Избавилась от троих, пока удача не отвернулась. Уэлмо говорит, что стало бы четверо, если б вы не встряхнули ему мозги.
— Или пятеро, — заметила Барбара, нахмурясь. — Мне следует ее ненавидеть, а я не могу. Получается так, словно Луэлл убило молнией.
— Она явилась на свидание первая. Договорились о встрече, что-то потребовалось обсудить. Энджи оставила машину в стороне, надела акваланг и, спрятавшись под водой, поджидала, когда ваша сестра решит поплавать. А потом просто стащила ее на дно. Затем, забрав ключ от ее квартиры, вернулась к машине, проехала через лес и вернулась в контору. Уложилась в обеденный перерыв. Ночью забрала из ее квартиры те деньги. Вылезла через окно, когда родители заснули.
— А деньги где?
— Отвезла в лес и сожгла. Твердит — это были грязные, греховные деньги. Беднягу Джеса Гейбла стиснула до бесчувствия, потом сунула ему руку под ребра, сдавила сердце, затем сунула в машину и влезла обратно в свою комнату через окно. Сэма Кимбера стукнула по голове сумочкой, в которой была железная гиря, и утопила в его же ванне. Уверяет, что выполняла свое предназначение, определенное свыше. Нил опять тяжело вздохнул.
— Могу подвести итог всей истории. Она была вынуждена бороться с чем-то внутри себя и вымещала все зло на людях.
— Как она себя чувствует сейчас?
— Спокойная, расслабленная. Не знает, что ее ждет, да это ее и не волнует. У этой девушки милый, приятный характер.
— Все ее любят, — продолжал Станиэл. — Все любят Энджи.
— Приехали уже репортеры из Майами и Джэксонвилла, — сообщил Нил.
— Мне пришлось сказать администратору, чтобы не соединяли с нашим номером, — сказала Барбара. — Не знаю, что говорить. А что я могу сказать? Позвонила маме и тете, рассказала все. Они хотят знать — почему? Никакого “потому” не существует. Вроде авиакатастрофы, или перевернулась машина. Жизнь порой бывает непредсказуемой, не знаешь, когда и где тебя застигнет. Что поделаешь.
Голос ее оборвался.
— Дать вам какие-нибудь таблетки? — забеспокоился Нил. Содрогнувшись, она взяла себя в руки, выпрямилась.
— Нет, спасибо. Со мной все в порядке. Нил вскочил.
— Ладно. Номер мой у вас есть. Если поднимется температура или станет трудно дышать, позвоните. Что? Вот и хорошо.
* * *
В полночном сне Станиэл снова задыхался в желтой глубине; вокруг него неустанно кружит оранжево-коричневая девушка, нагая, без акваланга, с развевающимися волосами. Лицо у нее бесстрастное, отрешенное, она скользит, как угорь, помогая себе резкими движениями сильных ног, из раскрытого рта вырываются воздушные пузырьки.
Он проснулся от собственного выкрика. На абажур небольшой лампы в углу комнаты было наброшено полотенце. Барбара поднялась с кресла и, приблизившись, положила ему на лоб ладонь.
— С вами все в порядке? — спросила она шепотом.
— Просто приснилось что-то.
— Как дышится?
Он дважды глубоко вздохнул.
— Нормально. Вам не стоит здесь оставаться.
— Лучше еще посижу, мне не трудно. Спите, Пол.
Она вернулась в кресло.
— Я все думаю об одной смешной вещи. Очень странной.
— О чем?
— Когда я уже решил, что пришел конец, охватила меня такая... злость... Хотел крикнуть ей: “Не теперь! Не сейчас, когда я такой...”
— Какой, Пол?
— Обманщик. Потому что занимаюсь не тем, на что я способен. Возможно, многие люди думают так же. Мне казалось, что стану заниматься прежним ремеслом. Занимаюсь. Но это такая же ситуация, как если моряк по призванию наймется капитаном частной яхты. На следующей неделе, возможно, мне придется расследовать тяжбу из-за автоаварии и выяснить, носит жалобщик гипсовый ошейник потому, что хочет выжать деньги, или он в самом деле ранен. Не знаю, мне просто показалось ужасно несправедливым — умереть, не сделав то, чего хочется.
— Значит, нужно менять работу.
— Наверное... пожалуй.
— Благодаря Энджи?
— Что ж, можно сказать и так.
— Попытайтесь заснуть, Пол.
Когда он опять проснулся, в комнату сочился рассвет. Барбара стояла у окна.
— Барбара?
Резко повернувшись, она подошла к нему. Когда пробовала ладонью лоб, он обхватил руку и мягко притянул к себе, заставив сесть на постель.
— И еще кое о чем я подумал. Теряя силы, подумал о вас. И сразу пришел в себя и решился на последнюю попытку.
— Да?
— Вот тогда я понял, что вы — моя судьба. Но кто знает, что чувствуете вы...
* * *
Ее рука долго покоилась в мужской ладони. Потом она, вздохнув и наклонясь, мягко коснулась его губ. Он гладил ее по спине, а она, дрожа и крепче прижимаясь к его груди, все глубже погружалась в сладкий поцелуй. Затем, прильнув щекой к его лицу и опять вздрогнув, сказала:
— Теперь тебе ясно, что чувствую я.
— Барбара, родная, это не просто... Она прикрыла его рот ладонью:
— Не хочу никаких обязательств. Не хочу ни о чем думать. Во всяком случае не сейчас.
Снова поцеловав его, она громко, торжествующе засмеялась:
— Посмотри-ка, что я выловила из воды. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Никакой лихорадки.
— Это немедленно нужно исправить, — шепнула Барбара. В сероватом рассвете он видел, как она встала и, немного отвернувшись, начала раздеваться — спокойно, без подчеркнутой стыдливости или вызова. В серебристом свете выражение лица было задумчивым, с налетом печали, губы изогнуты в нежной улыбке. Обернувшись, сделала нерешительный шаг, а потом сразу кинулась в его раскрытые объятья — великолепная, изумительная, благороднейшая женщина, ожидающая от него сейчас и навеки только безоглядной и добровольной преданности.
