Додумать мысль Вика не успела — помешала суета, вызванная появлением милиции. Знакомые лица, те же, что и в прошлый раз, и снова возглавляет группу Талызин, только сейчас он на редкость мрачен.
— Я мыла пол, — не без гордости доложила старушка-уборщица, — гляжу — люк-то открыт. Ну, думаю, недоглядел кто-то, а так в наши времена нельзя. Я-то в тот день, как мужчина угробился, была выходная, но все про это знаю, а как же! Короче, хотела люк закрыть, гляжу — чего-то лежит, странное такое. Хотела у ней фонарик взять, — она кивнула в сторону Вики, — а фонарика-то нет.
— Вроде, я оставляла его на гвоздике, — неуверенно заметила Вика. — Но точно не помню.
Она не отличалась педантичностью и вечно бросала вещи, куда попало, а бедный Сашка с военной скрупулезностью перекладывал их на свои места. Вот и фонарик, иной раз крайне необходимый в работе студии, часто терялся, забредая в самые неожиданные углы.
— В общем, я спустилась чуток по лесенке, — продолжила бойкая старушка, — а там мертвяк. И кровищи-то, кровищи! Ну, я сразу ему позвонила, — она ткнула пальцем в Сосновцева, — он и приехал.
— А в милицию вы не позвонили? — уточнил Талызин.
— А чего это? — удивилась уборщица. — Он начальник, он и звонил. Мое дело маленькое.
— Я сразу позвонил, как только убедился, что это правда, — вставил Сосновцев. — И ничего там не трогал, только заглянул!
— А вы?
— И я не трогала. Что я, по-вашему, совсем из ума выжила? Я все понимаю.
— Попрошу вас обоих пока не уходить, — со вздохом произнес следователь. — Сейчас будет произведен осмотр места происшествия, а потом у вас возьмут показания.
На Вику он не обращал ни малейшего внимания, и она решила отплатить той же монетой. Если хочет делать вид, что ее здесь нет, она плакать не станет! Все равно без нее не разберутся!
Поэтому она, отступив к стенке, некоторое время молча и холодно смотрела, как наивные милиционеры пытаются включить в подполе свет, однако вскоре, не выдержав, объяснила:
— Бесполезно! В пятидесятые, когда это строилось, все, наверное, работало, а сейчас давно сгнило.
— Что сгнило? — заинтересовался один из гостей (кстати, не Талызин).
— Да проводка! Поэтому и нужен фонарик, только он куда-то делся. Но энергичный милиционер, не растерявшись, притащил удлинитель и мощную лампочку, ее опустили в люк, и работа закипела. Мерцали фотовспышки, слышались загадочные возгласы. Вика стояла и думала, что ей почему-то не верится в смерть Кирилла. Вроде и знает, что его мертвое тело лежит в подполе — Сосновцев вряд ли мог ошибиться, — а не верит. В то же время заглянуть и проверить совершенно не тянуло. Пока не увидишь суровую действительность собственными глазами, можно тешить себя иллюзиями.
Впрочем, долго тешиться не пришлось. Тело вынесли на свет божий, и Вика опрометью бросилась в туалет. Поскольку она не завтракала, рвало ее мучительно, желчью. По окончании процедуры неумолимое зеркало отразило позеленевшее, постаревшее лицо. Тут же возникла неуместная мысль, что показаться с подобным лицом мужчине — лучший способ навсегда вызвать у него отвращение. Стало стыдно — человек умер, а она волнуется по пустякам! Поэтому она твердыми шагами вернулась в коридор — и, как назло, Талызин ее наконец заметил! Раньше не замечал, а именно теперь подскочил и уставился. Все-таки что за неправильный человек!
— Вам бы сперва чего-нибудь поесть, — предложил он, и от сочувствия в невыразительном обычно голосе у Вики защемило сердце. — Буфет, вроде бы, уже открыт? Давайте пройдем туда.
— Поесть? — удивилась она. — Да что вы! Меня и так тошнит.
— Потому и тошнит. Я знаю, у меня большой опыт.
Игорь Витальевич твердой рукой повел ее в буфет, где заказал кофе и несколько пирожных.
— Сладкое успокаивает нервную систему, — сообщил он. — Ешьте!
Вика поела, и физическое недомогание действительно отступило, в голове прояснилось, однако лучше от этого не стало.
— Игорь Витальевич, — тихо пожаловалась она. — Я так плохо с ним себя вчера и позавчера вела, а теперь он умер. Но я ж не знала, понимаете? Если б я знала, я б ни за что про него вам не рассказала, честное слово! И еще Маринка… Представляю, как ей тоже будет стыдно. Вот подлые мы с нею, да?
— Это вопрос спорный, — неопределенно ответил Талызин. — Я вообще хотел бы подробнее побеседовать с вами сегодня вечерком, причем лучше с обеими сразу. Это можно устроить?
— Ну, конечно. Я позову ее вечером к себе. Да она и так примчится, как только я ей все расскажу!
— Вот и славно. А пока всего пара вопросов. Этот люк, его часто открывают?
— Да практически никогда. Наверное, раньше, лет пятьдесят назад, здесь давались спектакли со всякими спецэффектами, и для этого использовался люк. Призраки там какие-нибудь возникали из-под земли или ведьмы в «Макбете». Там по подполу можно пройти прямо на сцену, понимаете?
— Я видел. Но кругом паутина и грязь. Вы когда-нибудь ходили по этому подполу?
— Ну, пару раз ходила, в самом начале. Думала, авось как-нибудь всю эту механику использую. А потом поняла, что в таком виде пользоваться опасно, а на ремонт денег нет. Да и не нужны мне были никакие призраки! В этом подполе даже уборщица не убирает, потому что никто туда не ходит.
Следователь уточнил:
— Но ведь это тот самый люк, куда чуть не упал Евгений Борисович? Значит, его иногда открывают?
— Да сама удивляюсь, кому это понадобилось, — пожала плечами Вика. — Его не так-то просто открыть, там рычаг заедает. И закрыть не так просто тоже. Но, с другой стороны, почему бы кому-нибудь не открыть, просто так, из интереса? Это ведь не возбраняется.
— Но в тот день никто не признался, что открывал?
— Никто. Но никто особо и не спрашивал. Перед премьерой было полно других забот.
— Еще вопрос, — вздохнул Талызин и вытащил из сумки пластиковый пакет. — Вам знакома эта вещь?
— Ну, конечно. Это мой фонарик. По крайней мере, мой точно такой же. А вы где его нашли?
Собеседник промолчал, и Вика сообразила:
— В подполе, да? Интересно, что же Кирилл там искал? А без фонарика там кромешная тьма, это точно. Вы думаете, он оступился и упал? Там внизу металлическая плита, а высота большая.
— Я видел, — мрачно повторил следователь. — Поезжайте-ка пока домой, а часам к семи я к вам приеду. Возможно, к тому времени хоть что-то прояснится. В любом случае, что случилось, то случилось.
И он снова вздохнул.
Дома Вика первым делом позвонила Марине, которая, слава богу, оказалась на месте.
— Не изображай из себя страуса, — нервно посоветовала та, выслушав подробный отчет о происшедшем. — Это второе убийство, а никакой не несчастный случай. Сейчас я убегаю на работу, а вечером обязательно приду. Жди!
Маринины слова окончательно испортили Вике настроение, злобная совесть накинулась с новой силой. Вот они все подозревали бедного Кирилла в убийстве, а на самом деле убили-то как раз его! Мало того, что он явно ни в чем не виноват, так еще Вика умудрилась испортить ему последние дни жизни своим вмешательством. В конце концов, какое было ее собачье дело, есть ли у Кирилла дочери или нет? Так нет, приперлась к человеку, вывела из равновесия…
Чувства распирали, им требовался выход, и Вика решила сделать генеральную уборку. Она не часто приводила квартиру в порядок, но в данном случае вложила в это занятие всю свою энергию, и результат был разителен. Например, она сдвинула с места холодильник и обнаружила за ним кучу грязи, а также давно исчезнувший любимый ножик — жаль, что не недавно потерявшийся блокнот с телефонами и адресами. Она вымыла батареи, отдраила кастрюли. Время летело незаметно, и раздавшийся телефонный звонок прозвучал громом среди ясного неба. Наверное, это Талызин передумал приезжать?
Звонила Тамара Петровна. Голос ее прерывался и дрожал, срываясь на высоких нотах.
— Виктория Павловна! Со мною сегодня разговаривал следователь. По поводу смерти Кирилла.
— Да, — вздохнула Вика, — это ужасно. Только не понимаю, чего ради он стал вас тревожить. Вы ведь ничего не можете знать!
— Я так ему и ответила, — с нажимом констатировала собеседница. — Я ничего не знаю и знать не могу. По-моему, он поверил. Но я звоню предупредить, Виктория Павловна. Я ухожу из студии.
— В каком смысле? — не поняла Вика.
— В самом прямом. Я поняла, что ни возраст, ни здоровье не позволяют мне и дальше продолжать заниматься театром. Придется искать себе менее обременительное хобби. Логичное объяснение, не так ли?
— Но… но как же вы без студии? Да вы зачахнете, честное слово! И мы без вас зачахнем. На вас ведь держится все, вы у нас — ангел-хранитель, Тамарочка Петровна! Как же вы можете нас покинуть?
— Теперь — могу, — холодно ответила та. — Раньше колебалась, а теперь… Вы не волнуйтесь, никто не удивится. У меня давление, сердце. Короче, причин масса. Это все, что я хотела сказать.
