– Кто это был? – спросил Версавел.
– Робокоп 36 или 37. Хоть убей, Гвидо. Я их больше не различаю.
– Ребята на КПП всего лишь исполняют свой долг, – запротестовал Барт. – Раньше здесь все свободно входили и выходили. Самое время что-нибудь с этим сделать.
Он имел в виду новую охрану, которую главный комиссар Де-Ки установил у входа. Каждый посетитель должен был предъявить на КПП удостоверение личности, а у персонала были пропуска с встроенной магнитной полосой, которыми они могли открывать дверь из пуленепробиваемого стекла.
– Тогда они могли бы это, по крайней мере, делать хорошо, – издевался Ван-Ин.
Многие знали, что пуленепробиваемое стекло было вставлено неправильно. Достаточно было стукнуть по нему молотком, чтобы оно разлетелось на тысячи осколков. В довершение всего дверь между КПП и холлом была из прессованного картона. Крупный ребенок легко мог ее выломать. Если бы у него не получилось, то он мог бы предварительно взять с оружейного склада полицейскую винтовку, потому что склад находился рядом с КПП и за пределами охраняемой зоны.
Барт проглотил критику молча. Его руки дрожали над клавиатурой. В его мозге активно готовился гормональный коктейль, который, как по волшебству, превращал его кровь в бурлящую горную реку.
– Вилльям Артс был замечен в Италии, – процедил Барт. – Но это, кажется, никого не интересует.
– М-м-м, – фыркнул Ван-Ин. – Должен признать, что у нашего друга хороший вкус, но Ханнелоре во что бы то ни стало хочет в Португалию. Извини, Барт.
Версавел посмотрел на него с недоверием. Наступит день, когда Ван-Ин зайдет слишком далеко, и терпение Барта лопнет, как слишком сильно надутый шарик.
– Пойдем, Гвидо. Наш Пуаро занят. Сначала мы заедем ко мне домой за моим пропуском.
Версавел не заставил повторять ему это дважды. Еще до того, как Барт пришел в себя от второго сюрприза, оба мужчины, ухмыляясь, шли по коридору.
Ван-Ин припарковал «фольксваген-гольф» на площади Бюрг – эта привилегия предоставляется только полиции и горстке «аппаратчиков». Он развязал галстук и бросил эту удавку на заднее сиденье.
– Де-Ки ждет меня в одиннадцать часов в своем кабинете, – сказал он беспечно. – Но сначала я хочу обсудить с тобой кое-что с глазу на глаз.
– Значит, ты тоже не доверяешь этому типу.
Версавел перебрал пальцами по невидимой клавиатуре.
– Барт – тупица, а тупицы, как правило, злопамятные. Меня не удивит, если каждый вечер наш главный инспектор отчитывается старику о том, что мы делаем, а я это страшно не люблю.
Они пробирались сквозь неподвижное море народу, который, как стадо тупых коров, блокировал проход Блинде-Эзелстрат.
– Я полагаю, мы ищем спокойную террасу, – гадал Версавел.
– Нужда закона не знает, мой друг. С тех пор как дома «Дювель» не получишь, я вынужден ходить налево.
– Площадь Хёйденветтерсплейн?
– Слишком много болтовни, Гвидо. «Л'Эстамине» кажется мне в этот час более подходящим.
Ван-Ин протискивался через свору истеричных испанцев. Кажущийся порядочным отец семейства, который как раз снимал свою жизнь на видео, обозвал его тухлой рыбой. Ван-Ин и ухом не повел. Ведь он умышленно прошел через поле обстрела случайного оператора.
Парк королевы Астрид иногда презрительно называют зелеными легкими Брюгге – прозвище, которое он вряд ли заслуживает, потому что, кроме десятка больных деревьев, покрытого тиной пруда и пары акров жесткого газона, парку больше предложить нечего. Обо всем этом Ван-Ин думал, пока шел вдоль внесенного в список охраняемых памятников фасада «Пандрейчье». Старое здание тюрьмы пять лет назад снесли, и после нескончаемых препирательств пустошь превратилась в унылую парковку. Импровизированное вмешательство не принесло парку ничего хорошего. Отцы города могли бы с таким же успехом взять и поставить на Бург-сквер электростанцию. Однако у этой дисгармонии природы и коммерции было и преимущество: туристы шарахались от этого места, как от прокаженного.
На крытой террасе «Л'Эстамине» было приятно тепло. Пятнадцать инвалидов почти с таким же количеством сопровождающих оккупировали львиную долю столов. Страдающий от судорог молодой человек поприветствовал его широкой ухмылкой. Его лицо было в шоколадном соусе, и он явно получал от этого наслаждение.
Ван-Ин выбрал столик в углу террасы. Версавел подошел и сел рядом с ним. Как и Ван-Ину, ему было интересно понаблюдать за инвалидами.
– Я хотел с тобой поговорить о причастности Памелы Андерсон, – сразу выложил все начистоту Ван-Ин.
В гетеросексуальной среде Версавел чувствовал себя не в своей тарелке. Это было заметно по его вопросительному взгляду.
– Силиконовые сиськи, Гвидо.
Йохан, хозяин «Л'Эстамине», протирал стол влажной тряпкой. В отличие от Версавела он чертовски хорошо знал, кто такая Памела Андерсон. Для него силиконовые сиськи проблемой не были.
– Два «Дювеля»? – спросил он.
– «Перрье» и «Дювель», – сказал Ван-Ин, когда Версавел отмахнулся.
Йохан профессионально удалился. У него не было привычки подслушивать разговоры клиентов.
– От этих протезов никакого толку, Гвидо. Откуда они – узнать невозможно. Они лишь служат доказательством того, что Герберт был транссексуалом, и это бросает новый свет на дело. До вчерашнего дня мы полагали, что Герберт – мужчина. Его связь с оргиями в Love была неясной. Зато как женщина он отлично вписывается в предательскую цепь, которую создали Вандале и его компания. Шлюх убивают сплошь и рядом.
Версавел кивнул. Love выступал как бордель для избранной элиты, которая, как предполагалось, была гетеросексуальной. Убитому мужчине в этой схеме места не было. В который раз он вынужден был признать, что интуиция Ван-Ина – дело нешуточное. Комиссар с самого начала шел по правильному следу. Убийство Герберта было напрямую связано с вечеринками в Love.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Ван-Ин. Он жадно поднес к губам «Дювель», только что принесенный Йоханом.
– О том, что на одной из тех вечеринок все пошло не так, – кротко ответил Версавел.
– «Четверку» тебе и садись ближе к учителю, – усмехнулся Ван-Ин.
Одна из умственно отсталых девочек ответила на эту усмешку дергающейся гримасой. Рядом с ней сидел молодой человек с выпачканном в шоколадном соусе лицом. Сопровождающая вытерла ему рот. Ему это не понравилось. Он, топая ногами, требовал второе мороженое. Оплаченная любовь к ближнему все же была отличным решением. Тем не менее Ван-Ина восхищало терпение, с которым социальные работники обращались с ребятами. Если бы он был верующим, он бы сейчас произнес молитву и попросил у Бога подарить им здорового ребенка.
– Я поверить не могу, что в восьмидесятых годах в Бельгии проводилось много операций по смене пола, – сказал Версавел.
– По-моему, есть лишь пара учреждений, где подобное вмешательство возможно. Пусть Барт обзвонит университетские больницы, и завтра мы будем знать, кем был Герберт.
– Барт уже позвонил всем специалистам во Фландрии, – сообщил Ван-Ин. – Кроме того…
– Ты его терпеть не можешь.
– Как ты догадался? Если Барт установит личность Герберта, он немедленно позвонит прессе и сообщит, что совершил прорыв в расследовании.
– Попроси Карине.
Ван-Ин помотал головой:
– Карине надо прояснить другое дело.
Он проинформировал Версавела об операции под прикрытием.
– Общественный центр социального благополучия пообещал оказать содействие. Если кому-нибудь из «Помощи» потребуется информация о Карине Неелс, от социальной работницы по телефону они услышат выдуманную историю. Согласно досье общественного центра, Карине получает минимальные выплаты. Ее бросил муж, из-за чего она осталась без денег. Если за три месяца она не выплатит долги, ее выставят из квартиры.
Версавел не мог поверить своим ушам.
– Де-Ки в курсе?
Группа инвалидов приготовилась уходить. По крайней мере, они могли прибегнуть к надежной защите хорошо функционирующего учреждения – то, в чем обычный человек не должен нуждаться. Ван-Ин поднял руку, когда поглощающий мороженое молодой человек одарил его слюнявой улыбкой.
– Господь милосердный! Разве ты не говорил, что Де-Ки хочет поговорить со мной в одиннадцать часов?
– Да, – ответил Версавел. – У тебя еще всего каких-то десять минут. Вызвать такси?
Ван-Ин в спешке допил свой бокал.
– Я дойду пешком, Гвидо.
Он поспешил к двери.
– А я заплачу, – ухмыльнулся Версавел.
Ван-Ин обернулся.
– Не волнуйся, Питер. Университетские больницы я потом возьму на себя.
– Спасибо, Гвидо.
Звяканье ключей остановило его на лету.
– Машина стоит на Бюрге, – снова ухмыльнулся Версавел.
