Понемногу подходили люди - кто с кошелкой или корзиночкой, укрытой белой как снег тряпицей, кто с сеткой или мешком. Подошли сестры-близняшки Москаленко, одноклассницы Юрася. Они учились в сельхозинституте и после практики в совхозе возвращались в Херсон... "Вот бы с кем ему дружить, а не с Лизкой..." - пронеслось в голове Андрея.
- Пойдем отсюда? - предложил он. - Довезу тебя на мотоцикле. Иди вперед, я догоню - и поедем...
- Трудно ходить, Андрей. Нога еще болит...
Наконец, ревя мотором и грохоча всеми своими ревматическими суставами, к остановке подкатил автобус. Андрей помог Лизе войти через переднюю дверь.
- На год наготовила, - ставя сумку на пол и усаживаясь возле Лизы, попытался пошутить он.
- Бедный Юрась, - только и вздохнула она. - Не могу поверить, чтобы он убил человека.
- Все выяснится, Лизонька. И на волю выйдет. И не нужно будет тебе готовить ему такие сумки. - Андрей хотел было еще поиронизировать, но сдержался.
- А я и не готовила. Даниловне спасибо...
Эти слова принесли ему некоторое облегчение. Лицо посветлело, и он словно нечаянно подвинулся к Лизиной руке, а когда автобус качнуло, коснулся ее горячих пальцев. Он чувствовал ее тепло лишь какой-то миг. Она рывком отдернула руку. Андрей оторопел...
* * *
В узком коридоре следственного изолятора, который помещался в старом приземистом здании, Лиза вместе с Андреем встали в небольшую грустную очередь. Когда они наконец приблизились к окошку и Лиза поставила сумку на подоконник, оказалось, что сначала нужно получить от начальника изолятора разрешение на передачу.
Андрей направился было за разрешением, но Лиза остановила его, написала заявление и сама пошла к начальнику. Андрей остался ждать в коридоре. Через несколько минут она вышла из кабинета возмущенная.
- Ну и порядочки! Ты правду сказал: только от жены и близких родственников принимают. Какая разница? А если у человека нет родственников?! Иди сам...
Лиза говорила громко, обращая на себя внимание людей, которые стояли в коридоре и чутко прислушивались ко всему, что происходило вокруг.
- Да-а, здесь порядки свои, - тяжело вздохнула какая-то молодица из очереди.
...Когда они вышли из приемной следственного изолятора, Андрей предложил Лизе зайти к ней домой. Но она отказалась. После посещения изолятора Лиза словно обмякла, была угнетена.
Андрей настаивал: надо посмотреть, что там с квартирой. Все же долго отсутствовала. Всякое могло случиться: не ровен час, трубы лопнули или верхние жильцы залили, да мало ли что бывает... Лиза отрицательно покачала головой.
Тогда Андрей начал бормотать, что соскучился, хочет побыть с ней вдвоем, что должен серьезно поговорить о их будущей жизни. Этот высокий мужественный человек был сейчас не похож на себя. Лиза оставалась непреклонной.
В Лиманское возвращалась такой же грустной. В автобусе молчала, только один раз пожаловалась на головную боль.
Андрею вдруг стало по-настоящему жалко ее. И это острое чувство жалости сдерживало его недовольство тем, что пришлось поехать в Херсон, что Лиза не ответила на его чувства, хотя ради нее был готов на все. Теперь он уже не боялся нести ее сумку, из которой в изоляторе, даже когда сам написал заявление, не все разрешили передать.
В Лиманском Андрей подумал, что хоть здесь она пригласит зайти в хату. Но Лиза остановила его на пороге, взяла сумку и закрыла за собой дверь.
27
Утром Дмитрий Иванович не спеша спустился по крутому склону к хатке Даниловны. Решил посмотреть, как она живет. Сейчас это было самым удобным - не пойдет же он в гости, когда там одна Лиза.
Даниловна уже накормила поросят и возилась в доме. Небольшой коридорчик отделял маленькую кухню от двух комнаток, в дверных проемах которых висели просвечивающиеся марлевые занавески. Коваль удивился: если в гостинице Даниловна всячески старалась показать, что она женщина с изысканным вкусом, придерживается моды, то здесь у нее было все старенькое, такое, что теперь уже нигде - ни в селе, ни в городе - не увидишь. В первой комнате, которую, очевидно, занимала Лиза, - вытертый диван, застланный скатертью сундук и желтый в трещинах буфетик; в другой, где никто, собственно, не жил, потому что Даниловна и дневала, и ночевала в гостинице, было темновато от завешенных маленьких окошечек и стояли две железные кровати, заправленные, как понял Коваль, гостиничным бельем. На стенах в обеих комнатках - под вышитыми рушниками фотографии в рамках.
- Есть в хате душа живая? - громко спросил Коваль.
- Есть, есть, - подала голос Даниловна и выглянула в коридорчик. Глаза ее широко раскрылись, когда увидела Коваля.
- Ой, боже ж мой! - вскрикнула она. - У меня и не убрано!
- Да ничего, порядок, - успокоил он. - Шел мимо, думаю, дай загляну к Марине Даниловне, как она тут.
- Если бы я знала раньше!.. - Даниловна зачем-то начала снимать передник. - Садитесь отдохните, у меня не жарко. Какая бы жара на улице ни была, а здесь одно наслаждение...
- Пока на улице тоже приятно. - Он понял, что Даниловна явно растерялась, говоря в такое мягкое утро о жаре.
- Мою хату дачники любят, - продолжала хозяйка. - Земляк здешний, из Херсона родом, известный генерал, каждое лето приезжает с женой, и только ко мне. Поживет день-другой в гостинице - и сюда. Чем же вас угостить? снова забеспокоилась она. - Такой гость...
- Да ничего не нужно, - остановил ее Коваль. - Посижу немного и дальше пойду.
Он взглянул в окно. По дороге, которая отделяла эти несколько хат от пляжа, шла с мешком травы Нюрка.
Даниловна проследила за взглядом Коваля.
- Кроликам понесла, квартирантка где-то уже накосила. Валька ей все делает... - завистливо сказала Даниловна.
Тем временем сторожиха завернула на соседний двор.
- Ее хата? - спросил Коваль, показывая на выделявшийся среди невысоких мазанок большой дом под черепицей с просторным для этой прибрежной полоски подворьем.
- А чья же! - буркнула Даниловна. - Купила... За хатой у нее еще парники есть. С деньгами и дурак устроится...
- Откуда у нее деньги!.. - нарочно возразил Коваль. - Сколько там сторож получает!..
- Она еще и на базаре убирает. А там приварок большой.
- Какие здесь базары, Марина Даниловна!.. - снова засомневался Коваль.
- Не скажите, Дмитрий Иванович. Живут у нас учителя и служащие, у которых нет участков, есть приезжие, а больше всего дачников. Пойдите посмотрите. Там всего полно: арбузы, дыни... И молоко, и сыр, и цыплята... Э, нет, базар у нас хороший!
Коваль слушал и думал, как бы завести разговор об ондатрах, но так, чтобы у Даниловны не возникло подозрения, какие именно шкурки его интересуют. В то же время не переставал поглядывать в окошко.
Вот Нюрка скрылась в сараюшке, через минуту-другую вышла оттуда с пустым мешком и принялась по дороге сворачивать его. Прошла снова мимо хаты Даниловны, направляясь к колхозной кладовой, куда с фелюг сдавали ночной улов. Там уже стояли несколько женщин.
Вскоре Коваль увидел, что сторожиха возвращается с тем же мешком, но уже не пустым и, судя по всему, довольно увесистым.
- Вот видите, - не выдержала Даниловна. - Уже рыбы набрала! Теперь будет на базаре продавать. Этой нахалке все можно, никто не задержит... А попробуй мне это сделать, так все село будет гудеть!
Она обиженно замолчала. Ее неприязнь к сторожихе рыбинспекции была настолько откровенной, что позволяла Ковалю надеяться все разузнать о соседке, которую она знает лучше других, потому что когда-то дружила с ней.
- Марина Даниловна, у меня к вам просьба, хочу посоветоваться. Вот придет зима, а у меня приличной шапки нет. Слышал, что в ваших краях можно шкурки купить. Говорят, хлопцы бьют здесь ондатру и продают шкурки.
- Ну, это не просто, - задумалась Даниловна. - Нужно найти человека, который продает. Браконьеры не сразу торгуют. Пока вычинят, растянут, время проходит. Своих постоянных клиентов имеют. Посторонним не очень продают.
- Вот-вот, - подхватил Коваль. - Вы же не посторонняя. Вас здесь все знают. А я понятия не имею, у кого спросить. Вам и скажут, и продадут. Не купите ли для меня?
- Не знаю, не знаю, - задумалась Даниловна. - Разве что... Так ведь дорогие они, Дмитрий Иванович, кусаются... Вы думаете, эти шкуродеры дешево их отдают? Не только с ондатры - и с человека шкуру дерут.
- Сколько приблизительно? - поинтересовался Коваль.
- Да по-разному... Рублей сто или сто двадцать, если на шапку. Вам их, наверно, штук шесть или семь пойдет.
- Да не меньше. Заплачу, сколько скажут. Сто двадцать так сто двадцать. И больше не пожалеешь, если нужно и взять негде.
- Такой солидный человек, - покачала головой Даниловна, - и не можете у себя в Киеве купить?
- Выходит, что нет. Больно голова нестандартная. Остается только пошить...
- Сейчас не сезон. Их ловят и бьют под зиму, когда подшерсток вырастает. Но кое-кто и с лета промышляет, быстренько жир гипсом снимет, подсушит, подержит немного в квасцах или уксусе - и готово. Если из таких шкурок пошить шапку, то она потом в руках трещит, как будто ее из бумаги сделали.
