— По виду зола самая обычная, — профессор пожал плечами, — да и запах ее подозрений не вызывает. С чего ты, Маша, решила, что я должен мчаться в свою химическую лабораторию и проводить анализ?
— Есть у меня одна мысль, — заявила мрачно насупившаяся Мура, — но проверить пока что возможности не было.
— И слава Богу, — воскликнула Елизавета Викентьевна. — Кота, конечно, жаль. Но жизнь Бричкина все-таки дороже. Ты собираешься что-то предпринимать?
— Пока нет, — ответила Мура, — я теперь снова думаю, что он благополучно идет по следу Бурбона.
— Кстати, — рассеянно заметила Елизавета Викентьевна, — сегодня в газетах сообщили, что новый папа Пий X собирается канонизировать Орлеанскую девственницу. И хотя Жанна и родилась во Франции, но она из итальянской семьи, фамилия ее родителей Гислери, а один из предков — папа Пий V.
— Твой псевдобурбон, Мурочка, скорее всего, что-то об этом пронюхал, вычитал где-нибудь и возомнил об ужасной тайне, — саркастически встрял профессор. — Но ни один сумасшедший не признает себя больным. Не правда ли, Клим Кириллович?
— Истинно так, — подтвердил хмурый доктор. — Впрочем, ситуация может вскоре измениться: готовится уголовно-правовая база для принудительного врачевания психически больных.
— Как вы себя чувствуете, Павел Миронович? — участливо спросила Елизавета Викентьевна.
— Скверно, — отозвался понурый Тернов, — только в вашей квартире и увидел себя в зеркале. Слава Богу, руки-ноги целы, но мне кажется, я повредил нос. — Он искривился.
— Что вы! — возразила хозяйка дома. — Мне так не кажется.
— Не беспокойтесь, Павел Миронович, и перестаньте теребить свой нос. С ним у вас все в порядке, — все так же хмуро поддержал хозяйку доктор Коровкин. — Кроме того, хирургия не стоит на месте. Есть новое направление — ринопластика. С помощью золотых стропилок можно и исправить форму носа, и восстановить.
Для столь строгого тона у Клима Кирилловича были все основания: по дороге к Муромцевым в карете Тернов, обвиняя себя в аресте Вирхова, доложил Муре и о безухом китайце, и о его таинственной Библии, и о его этнографических опусах, не принятых Вирховым во внимание. Впрочем, делясь с Марией Николаевной своими переживаниями, Тернов оживился, припомнил свой удачный визит к Гордеевым… А Клим Кириллович, еще раз убеждаясь, что Муре замуж выходить рано, вынужденно наблюдал за щебетом молодых людей, пустившихся в обсуждение английских начинаний графини Саниной.
— Лучше бы думали, как восстановить руки и ноги, — проворчал профессор. — После японской компании появятся толпы инвалидов.
— Да-а… — протянул Клим Кириллович, отвлекаясь от ранящих душу воспоминаний, — протезы для конечностей будут поактуальнее золотых стропилок… А вот Тарханов возлагает большие надежды на вас, профессор, — неожиданно произнес он, — то есть на химическую науку, на опыты с радием. Считает, что его усиленная энергия способна уничтожать на расстоянии целые армии…
— Об опытах Тарханова наслышан, — иронически отозвался профессор. — Биолог и физиолог он прекрасный, но пока что у него от радия только мыши дохнут. Пусть сначала мышиные армии в столице уничтожит.
Разговор катился куда-то в сторону, словно его участники тщательно избегали возвращаться к главной теме: аресту Вирхова. Кроме того, Клима Кирилловича тревожило отсутствие Брунгильды. Ему сказали, что девушка с утра уехала в консерваторию, но он не исключал, что она тайно встречается с будущим женихом, имевшим подозрительного денщика-японца. Как это вписывалось в разворачивающуюся вокруг шпионскую вакханалию, он не знал, но ощущал нарастающее беспокойство.
— Я совершенно растерян, — признался Тернов, продолжая осторожно поглаживать слегка распухший нос, — и никак не могу решить, что мне делать. То ли ждать возвращения Карла Иваныча, то ли брать руководство на себя? Может, мне надо попросить у прокурора разрешения на арест всех работников автомобильной мастерской? Или устроить засаду в Шахматном клубе?
— Павел Миронович, эти преступники весьма опасны, — высказал свои соображения доктор Коровкин, — они знают вас в лицо. И могут повторить попытку вашего устранения.
— Они, наверное, давно уже скрылись, — заметила Мура. На протяжении всей беседы она время от времени бросала косой взгляд на журнал со статьей китайца. Журнал передал ей Тернов, и теперь, раскрытый, он лежал около девушки на столике, по соседству с пунцовыми розами.
— Что же делать? Что же делать? — запричитал Тернов.
Его муки сомнений прервал звук дверного звонка.
— О, вероятно, Брунгильда! — обрадованно воскликнула Елизавета Викентьевна.
— А возможно, Бричкин! — выразила робкую надежду Мура.
Но в дверях гостиной появился гость совершенно неожиданный.
Отстранив властной рукой смущенную Глашу, собиравшуюся доложить о визитере, на пороге возник стройный мичман.
С выражением глубочайшего изумления на лице профессор поднялся с кресла навстречу посетителю.
— Прошу прощения, — сказал визитер излишне нервно, — имею честь лицезреть профессора Муромцева, Николая Николаевича?
— Да, — растерялся профессор.
— Будучи знаком с вашей дочерью, — мичман отвесил почтительный поклон в сторону Марии Николаевны, — счел своим долгом предупредить вас о предстоящем несчастье.
— Боже! — всплеснула руками Елизавета Викентьевна. — Что вы такое говорите? Какое еще несчастье?
— Мамочка, не волнуйся, — Мура бросилась к матери, — это господин Таволжанский, Павел Игнатьевич. Давай его выслушаем. Он вчера спас Зиночку Безсонову. И Клим Кириллович подтвердит.
— Да-да, — доктор хмуро протянул руку молодому человеку, — подтверждаю. Рекомендую вам, профессор, Павла Игнатьевича как достойнейшего человека.
— Прошу садиться, господин Таволжанский, — настороженный профессор жестом указал гостю на стул, — мы вас слушаем.
— Не знаю, имею ли я право говорить о ваших семейных делах в этом обществе?
Мичман подозрительно уставился на доктора Коровкина и Тернова.
— Не тяните, голубчик, — буркнул профессор, — здесь все свои.
Только тогда гость уселся, умудряясь и сидя сохранять военную осанку: спина его была выпрямлена и не касалась спинки стула, руки покойно легли на согнутые под прямым углом колени. Он, наконец, заговорил:
— Вчерашней ночью я осуществлял наблюдение за одним подозрительным азиатом. Но потерял его из виду.
— Да-да, — кивнул доктор, — бдительность никому не мешает.
— Сегодня я свое наблюдение продолжил, — заявил странный визитер. — Утром эта подозрительная персона изволила вместе с хозяином посетить автомобильную мастерскую. — Рассказчик сделал многозначительную паузу и пристально вгляделся в съежившегося Тернова. — Я не ошибаюсь, сударь? — спросил он у кандидата. — Вы там тоже были?
— Совершенно верно, — подтвердил Тернов.
— Я рад, что вижу вас живым, — отрезал мичман, — ибо кое-что слышал. Автомобильные механики говорили, что вы очень кстати навестили мастерскую: автомобиль одним ударом уничтожит и сынка, и его батюшку.
— Они хотели убить моего отца? — У кандидата отвисла нижняя челюсть.
— Вероятно, — лаконично отрапортовал мичман. — Но видимо и вам, и вашему батюшке повезло. Чему я чрезвычайно рад. Впрочем, целью моего наблюдения был азиат, и я ничем не мог вам помочь.
— О взрыве автомобиля, господин Таволжанский, мы и так уже осведомлены, — недовольно заметил профессор, косясь на свою помертвелую супругу, — так что вы напрасно утруждались. При чем здесь семейное дело?
— Не торопитесь, господин Муромцев, — мичман нисколько не смутился. — По этому поводу я к вам и пришел. Поскольку испытываю уважение к Марии Николаевне и считаю своим долгом ее предупредить.
— А при чем здесь Мария Николаевна? — встревожился Клим Кириллович.
— Сама она ни при чем, — ответил Таволжан-ский. — Но ее сестра…
— Откуда вы знаете ее сестру?
— Я ее не знаю, — признался доктору мичман. — Но Муромцевых с именем Брунгильда не так-то много в столице.
— О Боже! — Елизавета Викентьевна с трудом разжала онемевшие губы. — Что с моей девочкой? Где она?
— Пока еще не знаю, — недовольно отозвался мичман, — но вы не даете рассказать мне все по порядку.
— Мы вас слушаем, — хором воскликнули собравшиеся.
— Так вот, Мария Николаевна, проследил я за моим азиатом. И как вы думаете, куда он направился? В церковь Тихвинской Божьей матери. Я не стал искушать судьбу — сам на рожон не полез, но заплатил ключнику, чтобы тот подслушал и проследил.
— И что? — Мура округлила глаза.
— Дорогая Мария Николаевна, — Таволжанский понизил голос, — вынужден вас огорчить. Ваша сестра намерена сегодня вечером, после окончания службы, тайно обвенчаться с генералом Фанфалькиным.
