— Почему бы твоему замечательному человеку, если он так заинтересован в правосудии, самому со мной не пообщаться? — спросил Денис, чтобы дать Рыбалко выговориться. Ответ он знал заранее.
— Ты странный какой-то! Честное слово… Ты в этом городе уже четыре дня околачиваешься и до сих пор ничего не вкурил?! Здесь тебе не Москва. Там у вас в каждом районе свое отдельное царство со своей отдельной мафией, отдельной налоговкой, отдельными ментами, а у нас не так.
— А у вас, значит, единый организм в масштабах области, да? — вздохнул Денис. — Серпентарий единомышленников. Пока все хорошо было, организм себе работал, но стоило ему проглотить трудноперевариваемого героя вроде Олега Вовка — и все сломалось. Кишка засорилась.
Рыбалко аж взвился:
— Ни фига не сломалось! Ты целый полк таких героев, как Вовк, сюда пригони, и все равно ничего не сломается!
— Ну конечно! То-то твой Малинин пятки салом смазывает. Боится, что его крайним объявят и убийство на него повесят. Где ж твоя хваленая цельность и монолитность? Вместо того чтобы в едином порыве броситься бреши затыкать, пробитые Олегом, твои местные единомышленники вдруг начали потихоньку в разные стороны расползаться. Пока еще задом пятятся, чтобы лицо сохранить, но остаться отход товарищей прикрыть ни один не желает.
— Значит, про Малинина ты уже в курсе? — скривился Рыбалко. — Кто доложил?
— Источники.
— Ладно. Только ты на эти свои источники не очень-то рассчитывай. Думаешь, тебя не трогают, потому что испугались твоей московской крыши? Ни фига! Тебя, скорее всего, просто используют. Ни один «источник» в этом городе не станет с тобой разговаривать просто так, по собственному желанию. Если он тебе про меня и Малинина правду сказал, значит, для наживки, а все остальное, что от него услышал, лучше сразу забудь. — Рыбалко разлил по бокалам остатки коньяка и спрятал пустую бутылку под стол. — Хочешь, я тебе честно скажу, что я об этом твоем расследовании думаю? Я думаю, если Вовка на самом верху было решено убрать, то только там и знают, кто это сделал. Ты тут ходишь, что-то ищешь, с кем-то разговариваешь, даже что-то там находишь, узнаешь, но только ОНИ решают, что тебе можно найти и узнать. Если ТАМ решат, и улики у тебя будут, и мотивы, и возможности — полный набор для обвинения, только ты никогда не сможешь успокоиться, потому что не узнаешь: это все твои личные достижения, или тебя за ручку привели и твоими руками сфабриковали дело против стрелочника. Да, может, это, в натуре, несчастный случай! Но было решено, что неплохо бы кое-кого подставить — повод подходящий. Берут и Игорю намекают, что Олега, короче… Да, блин! Можно было и не намекать даже.
— По-моему, ты сам себе голову морочишь, — сказал Денис. — Такое навыдумывал! Коллективный сверхразум… Что, если начхал кто-то на твое всесильное политбюро? Просто начхал. Был у него зуб на Олега, и он Олега убил. Что тогда?
— Тогда я ему не завидую, хоть в это и не верю. И тебе заодно не завидую. Твоими руками, скорее всего, кого-нибудь показательно и прикончат, — Рыбалко покосился на опустевшие бокалы и полез в стол за новой бутылкой. — Так что или давай сотрудничать, и тогда, если что, чем смогу — помогу, или лучше уезжай домой.
— Домой я пока не собираюсь, — Денис решительно перевернул свой бокал вверх дном. Пока Рыбалко занимался сотрясением воздуха, его посетила одна замечательная идея: о пропавшем ноутбуке надо в режиме «строжайшей секретности» сообщить абсолютно всем заинтересованным сторонам и посмотреть, что будет.
Он порывисто закурил, изображая всем своим видом нравственные колебания, душевные метания и прочие чувства, которым надлежало его одолевать, и, наконец «решившись», выдал:
— Я последние два дня с ног сбился — искал ноутбук Олега. За час до смерти он у него был, а среди вещей на месте аварии вроде бы не было.
— Так, так, так! — расплылся в довольной ухмылке охранник, сам, похоже, не веря своему счастью. — Ну?
— Может, в этом ноутбуке ничего, кроме порнографических картинок, и нет, а может… Короче говоря, кто Олега убил, тот, по моему мнению, ноутбук и попер. И теперь, возможно, владеет такой информацией, которая очень многим не понравится.
— Слушай!.. — Рыбалко повертел в руках бутылку. Глаза его горели, было видно, что его распирает свежая идея, но он никак не может решить, как отнесется к ней Денис. — Вот что! Я совершенную туфту Малинину гнать не могу, но если все правдоподобно… Ты же сам можешь заблуждаться, так? Короче, по отдельной таксе… В общем, имей в виду!
Не премину уж, хмыкнул про себя Денис. Теперь надо как-то уведомить о ноутбуке губернатора, Рахаева, Пасечника, на всякий случай еще раз ментов (вдруг Малинин с коллегами не поделится). А потом понаблюдать, как они перегрызутся. А они просто обязаны перегрызться — каждый решит, что компромат в ноутбуке именно на него. А провозглашенной Рыбалко монолитности нет и быть не может. Чушь все это. Когда на таких друзей-товарищей надвигается реальная задница, каждый уносит ноги самостоятельно.
9 июня, воскресенье, 9.45
Покончив с бесперспективным опросом жильцов, Николай вернулся на стоянку и закурил, положив локти на крышу машины, стряхивая пепел прямо в ложбинку для стока воды.
Место для того, чтобы испортить мотоцикл, подходило идеально.
Обшарпанная многоподъездная девятиэтажка, в которой жила Жанна, стояла на уступе, на краю микрорайона Широкий. С ее тыльной стороны сразу начинался крутой спуск, внизу, в полусотне метров, достраивался новый фешенебельный дом, расширявшийся на манер средневековой сторожевой башни кверху, с пентхаусом, остекленным по всему периметру, и солярием на крыше — источник социальной напряженности, окрестил его Николай, увидев впервые эту картину. Подъезды девятиэтажки, каждый с высоким крыльцом и мусорными баками рядом с ним, упирались в отвесный глинистый склон, прорезанный шаткими металлическими лестницами. Двор находился на уровне третьего этажа.
Проехать на стоянку можно было только вдоль фасада, а не просматривалась она практически ниоткуда: ни снизу со стройки, ни сверху со двора — для этого нужно было подойти к самому краю обрыва, — ни из окон: она примыкала к глухой торцевой стене. Но больше оставить мотоцикл было негде, разве что прислонить к мусорнику: проезд перед домом был таким узким, что пара легковушек не разминется, одной придется въезжать на бордюр.
Ниже стоянки на небольшом, но ровном пятачке несколько разновозрастных пацанов и даже девчонок гоняли в футбол. Ворота у них располагались не друг напротив друга, а по диагонали, на одних висел ковер, но детвору все это не смущало. За воротами, завешенными ковром, сидел на корточках рыжий веснушчатый мальчишка лет шести-семи и, не обращая внимания на играющих, жег факел из одноразового стаканчика.
Николай вспомнил, как Денис описывал сына Олега.
— Виктор? — спросил он серьезно, подойдя к пацаненку. — Виктор Вовк?
— Отвали, — ответил тот, не поднимая глаз. — Мне мама не разрешает разговаривать с незнакомыми.
— А папа разрешает? — спросил Николай так же серьезно.
— А папа у меня разбился на мотоцикле. Потому что всегда гонял, как шестнадцатилетний обалдуй.
— А откуда ты знаешь, как он гонял? Он тебя катал?
— Не-а! Сто тысяч миллионов лет не катал! Он от нас с мамой ушел. К черной.
— К негритянке, что ли? — изобразил Николай крайнее удивление, и удостоился за это полного презрения взгляда.
— Негры только в Африке водятся!
В этот момент в мальчишку попали мячом. Не говоря ни слова, он подскочил и выбил его за ограду.
— Неси обратно! — тут же заорал старший из пацанов, но Вовк-младший вернулся на место и в ответ показал ему спину.
Когда он поднимался, чтобы выбить мяч, Николай рассмотрел, чем ребенок занимается: на муравейнике лежал жук с оторванными лапками и крылышками, а муравьев, пытавшихся наброситься на чужака, он поливал каплями горящей пластмассы.
— Неси, говорю! — повторил пацан, подойдя к ним вплотную. Присутствие взрослого его нисколько не смущало. — Бегом! — Он попытался пнуть Витю ногой, но Николай, опередив нахала, сам влепил ему звонкий сочный щелбан. — Пусть за мячом дует! — выкрикнул пацан. потирая ушибленный лоб.
— Сейчас у меня кое-кто кое-куда сбегает, — пообещал Николай.
— Малой, твоя очередь! — скомандовал пацан, нехотя отступив.
— Я в прошлый раз бегал! — возмутился худенький белобрысый мальчишка, Витин ровесник. Но, получив подзатыльник, накуксился и, всхлипывая, стал протискиваться сквозь дырку в заборе.
— Ты помнишь, когда папа последний раз в гости приходил? — вернулся Николай к прерванному разговору.
— Когда показывали «Черепашки-ниндзя против мухи». — Витя достал из кармана спичечный коробок, насадил на палку новый стаканчик и, косясь на Николая, поджег. — Мне мама разрешает, — сказал он на всякий случай. — Раньше папа меня катал, а потом перестал. Когда он приходил в гости, я сидел на мотоцикле и рулил: др-р-р-р! Др-у-у-у!
