— Дотуда как-нибудь доползу.
Пока я надевал туфли — единственное, кроме шляпы, что было снято с меня перед сном, — он сел на койку напротив и свернул самокрутку. Потом сказал:
— Я всегда думал, что если человек не может сидеть на лошади, то он вообще мало чего стоит. Теперь не знаю. Ездить ты совсем не можешь и никогда не сможешь. Сел поперек животного, а что дальше делать, прямо и не знаешь! Но все-таки, если человек дал лошадке обвалять себя в пыли три раза кряду, а потом сцепляется с человеком, который хочет спасти его от такой плохой привычки, — все-таки он не совсем пропащий.
Он закурил и разломил пополам спичку.
— У меня есть гнедая лошадь — могу уступить за сто долларов. С коровами работать она скучает, а так — лошадь как лошадь, и без норова.
Я полез в пояс с деньгами и отсчитал ему на колени пять двадцаток.
— Ты посмотри ее сперва, — запротестовал он.
— Ты ее видел, — сказал я, зевнув, и встал. — Где завтрак?
В хижине-столовой завтракали шесть человек. Троих я видел впервые. Ни Пири, ни Уилана, ни Вогеля не было. Милк-Ривер представил меня незнакомцам как ныряющего заместителя шерифа, и до конца трапезы еда, которую подавал на стол кривой повар-китаец, шла вперемежку с шутками о моих талантах по части верховой езды.
Меня это устраивало. У меня все болело и отнималось, но синяки я нажил не зря. Я завоевал кое-какое положение в этом пустынном коллективе и, может быть, нажил приятеля или двух.
Мы наблюдали за дымками наших сигарет на открытом воздухе, когда в лощине появился столб пыли и послышался стук копыт
С лошади соскочил Ред Уилан и, вывалившись из песчаного облака, прохрипел:
— Шнура убили!
Из шести глоток посыпались вопросы. Ред стоял, качаясь, и пытался ответить. Он был пьян в стельку!
— Его Нисбет застрелил. Мне утром сказали, когда проснулся. Его застрелили рано утром — перед домом Барделла. Я бросил играть часов в двенадцать и пошел к Гее. А утром мне сказали. Я пошел было за Нисбетом, но… — он виновато поглядел на свой пустой пояс, — Барделл отобрал у меня револьвер.
Он опять пошатнулся. Я схватил его, поддержал.
— Коней! — гаркнул у меня за спиной Пири. — Едем в город!
Я отпустил Уилана и обернулся.
— Едем в город, — повторил я, — но никаких глупостей, когда приедем. Это моя работа.
Пири посмотрел мне в глаза.
— Шнур был наш, — сказал он.
— А кто убил Шнура, тот мой, —сказал я.
Спор на этом закончился, но я не был уверен, что последнее слово осталось за мной.
Часом позже мы спешились перед «Бордер-паласом».
На двух составленных столах под одеялом лежало длинное узкое тело. Тут же собралась половина городского населения. За стойкой маячило отбивное лицо Чика Орра, суровое и внимательное. В углу сидел Жук Рейни, свертывал дрожащими пальцами сигарету, сыпал табак на пол. Рядом с ним безучастно сидел Марк Нисбет.
Я отвернул край одеяла и посмотрел на покойника. Во лбу у него, над правым глазом, было отверстие.
— Врач его осмотрел? — спросил я.
— Да, — отозвался Барделл. — Док Хейли осмотрел его, но помочь ничем не мог Он, наверно, умер еще до того, как упал.
— Можете вызвать Хейли?
— Почему же нет?
Барделл окликнул Жука Рейни:
— Сбегай через улицу и скажи доку Хейли, что с ним хочет говорить заместитель шерифа.
Рейни робко прошел между ковбоями, столпившимися в дверях, и скрылся. Я спросил:
— Барделл, что вы знаете об убийстве?
— Ничего, — решительно ответил он и стал рассказывать: — Мы с Нисбетом сидели в задней комнате, считали дневную выручку. Чик прибирался в баре. Все остальные уже ушли. Было около половины второго ночи.
Мы услышали выстрел — прямо перед домом; бросились туда, понятно. Чик был ближе всех, он и подбежал первым. Шнур лежал на улице, мертвый.
— Что было дальше?
— Ничего. Принесли его сюда. Аддерли, и док Хейли — он живет напротив, — и Вош, сосед мой, тоже услышали выстрел и вышли. Вот и все.
Я обернулся к Рейни.
— Барделл все сказал, как было.
— Не знаешь, кто его застрелил?
— Нет.
У входа я увидел седоусого Аддерли и стал допрашивать его. Он ничего не мог добавить. Он услышал выстрел, выскочил из постели, натянул брюки, обулся и, явившись на место, увидел Чика Орра на коленях возле тела. Он не заметил ничего такого, о чем не упомянул Барделл.
К тому времени когда я закончил с Аддерли, доктор Хейли еще не появился, и за Нисбета браться было рано. Остальные же, судя по всему, ничего не знали.
— Сейчас вернусь, — сказал я и, пробравшись между ковбоями, вышел на улицу.
Вош наконец-то занялся уборкой в столовой.
— Вот это дело, — одобрил я. — Давно пора.
Стоя на прилавке, он протирал потолок и при моем появлении слез на пол. Стены и пол были уже относительно чистые.
— По-моему, и так не грязно было. — Он улыбнулся, показав голые десны. — Но когда приходит поесть шериф и морщит нос в твоем заведении, что прикажешь делать? Убираться.
— Об убийстве что-нибудь знаешь?
— Как же, знаю. Лежу в постели, слышу — выстрел. Вскочил, схватил ружье и к двери. На улице — Шнур Вогель, а возле, на коленях, Чик Орр. Я высунулся. В дверях напротив стоит мистер Барделл с этим Нисбетом.
Мистер Барделл говорит: «Как он?» А Чик ему: «Да уже мертвый».
А этот Нисбет ничего не говорит, повернулся и ушел обратно в дом. Потом приходят доктор и мистер Аддерли; тут и я вышел. Доктор посмотрел, говорит: мертвый, — и мы отнесли его к мистеру Барделлу.
Вот и все, что мог рассказать Вош. Я вернулся в «Бордер-палас». Доктор Хейли, суетливый человечек, был уже там.
Он сказал, что проснулся от выстрела, и ничего не добавил к предыдущим рассказам. Пуля была калибра 9,65 мм. Смерть наступила мгновенно. И все.
Я сел на угол бильярдного стола перед Нисбетом, За спиной у меня шаркали ноги, и я ощущал напряжение публики.
— Ну а вы что можете сказать мне, Нисбет?
— Едва ли что-нибудь полезное, — ответил он, медленно и осторожно подбирая слова. — Вы были здесь днем и видели нас за картами — Шнура, Уилана, Кифа и меня. Ну, так игра и шла. Он выиграл много денег — ему казалось, что много, — пока мы играли в покер. Но Киф ушел, еще не было двенадцати, а Уилан чуть позже. Играть больше никто не сел, вдвоем в покер скучновато. Мы перешли на хайкард. Вогель просадил все до последнего цента. Он ушел примерно в час ночи — а через полчаса его убили.
— Вы с Вогелем не ссорились?
Картежник посмотрел мне в глаза и снова потупился.
— Сами же знаете. Вы слышали, как он меня шпынял. Так оно и дальше шло — разве что к концу погрубее.
— И вы ему позволили грубить?
— Именно так. Я зарабатываю картами, а не драками.
— Значит, за столом свары не было?
— Я этого не сказал. Была свара. Когда я его ободрал, он полез за револьвером.
— А вы?
— Я вынул раньше… отобрал у него револьвер… разрядил… отдал обратно… велел выметаться.
— И больше не видели его живого?
— Больше не видел.
Я подошел к Нисбету, протянул руку
— Покажите ваш револьвер.
Он быстро вынул его из-за пазухи и подал мне, держа за ствол. «Смит-Вессон», 9,65 мм, в барабане все шесть патронов.
— Не потеряйте, — сказал я, отдавая ему револьвер. — Он мне может понадобиться.
Возглас Пири заставил меня обернуться. Поворачиваясь, я опустил руки в карманы, к своим игрушкам.
Правую руку Пири держал у горла — в непосредственной близости к револьверу, спрятанному под жилетом. Рассыпавшись позади него, ковбои изготовились так же.
— У заместителя шерифа дела, может, так делаются, — орал Пири, — а у меня по-другому! Это он убил Шнура! При Шнуре было много денег. Этот гаденыш стрелял ему в спину, даже револьвер не дал вытащить — и забрал свои грязные деньги обратно. Если ты думаешь, что мы потерпим…
— Может, у кого-нибудь есть улики, о которых я не слышал?— перебил я. — У меня их недостаточно, чтобы обвинить Нисбета.
— К черту улики! Факты есть факты, и ты знаешь, что этот…
— Тогда постарайся усвоить первый факт: этим делом распоряжаюсь я, и распоряжаюсь так, как мне надо. Есть возражения?
— Много! — В руке у него появился видавший виды 11,43 мм. И у остальных в руках такие же предметы.
Я встал между револьвером Пири и Нисбетом, стыдясь того, какими жалкими хлопками ответят мои карманные пистолетики на грохот этой батареи.
— Я предлагаю…—Милк-Ривер отошел от своих товарищей и, опершись локтями на стойку, стоял к ним лицом с револьверами в обеих руках, — тем, кто желает повоевать с нашим ныряющим заместителем, пусть станут в очередь. По одному за раз — так я считаю. А когда лезут скопом, мне не нравится. — Говорил он, как всегда, медленно, и в голосе слышалось мурлыканье.
Лицо у Пири стало малиновым.
— А мне не нравится, — заорал он парню, — когда трусливый щенок продает тех, с кем работает!
