Ознакомительная версия.
– Мальчика из института не отчислили, в армию он не пошел? – поинтересовался Гречин.
– Нет, конечно.
– Понятно, пусть народ его защищает.
– Да ну тебя!
Шведова посмотрела на часы.
– Надо ехать.
Хотела его поцеловать, даже потянулась губами, но потом сама отшатнулась.
– Что-то я размечталась… – сказала Люба и засмеялась.
Гречин посмотрел вслед выезжающей из двора машине и подумал, что, если бы они чаще встречались, многое из того, что случилось с Любой, не произошло бы. Вполне вероятно, она от душевного одиночества, оттого, что рядом нет никого, с кем можно хотя бы поговорить, стала такой… нет, не циничной, а обреченной так думать и поступать. Будь рядом с ней любой нормальный мужчина, который готов не на словах, а на деле заботиться и защищать ее, Люба поняла бы, что жизнь совсем другая, чем ей представляется из прокурорского кресла. Потом Алексей опять вспомнил Марину и подумал, что ничего не понимает в этой жизни.
Майор бросил взгляд на горящие окна своей квартиры, шагнул к крыльцу и остановился. Зачем идти туда, где пустота, где недавние мысли о счастливой жизни разбежались, как мыши по темным норам? Да только идти больше некуда. Если только к Наташе. Но он был у нее накануне по воле случая – не напрашивался, дождь помог. Все же не следует быть надоедливым.
Гречин колебался. Но колебался недолго. И все-таки позвонил Наташе. Причем в тот момент стоял уже возле ее подъезда.
Девушка как будто даже обрадовалась. Сказала, мол, не рассчитывала, что он вспомнит о ней, а уж тем более зайдет, но на всякий случай напекла пирожков с яблоками.
Странно, не рассчитывала, а пирогов напекла… Хотя почему странно? Наташа ведь обещала отблагодарить его за помощь.
И все же ему было немного неудобно. Алексей вспомнил, как только что спешил сюда. Спешил так, как редко когда торопился после работы домой, где его ждала Марина. Пирогов, правда, та не пекла, но все же.
Мысли путались, он почему-то волновался. Теперь было даже немного радостно отчего-то. Алексей не мог понять отчего. Может, потому, что жив? Ведь сегодня в него стреляли. До смерти было всего пять сантиметров, но злодейка прошмыгнула мимо, и только сейчас он понял, как хорошо быть живым и радоваться. Как хорошо стоять во дворе, зная, что тебя ждут пироги и девушка, которая открыто и без всякого жеманства разговаривает с ним на простые и понятные им обоим темы. Не о карьере или доходах и уж тем более не о маечках от Лагерфельда, часиках от Картье или колечке от Тиффани. Зачем говорить о пустяках, когда в жизни есть более важные вещи?
Гречин поднял голову и увидел, что Наташа смотрит на него в окно, и, помахав ей рукой, направился к подъезду.
Он еще не открыл глаза, но лежал уже ослепленный солнцем.
За распахнутым окном орали воробьи, радуясь лету. Несмотря на раннее утро, внизу, во дворе, стрекотала газонокосилка, что нисколько не мешало многоголосому чириканью. Пахло свежескошенной травой, но Алексею вдруг показалось, что наступил Новый год, пришел праздник, сделавший его жизнь иной.
С таким же чувством он просыпался из года в год в первый день января – с уверенностью в том, что все пожелания, высказанные за праздничным столом, уже начинают осуществляться. Каждый год Гречин загадывал желание, а оно не сбывалось. Когда-то пожелал себе стать чемпионом страны – не вышло, потом захотел остаться в аспирантуре – не предложили. В одну из новогодних ночей пожелал бабушке крепкого здоровья и долгих лет – а через пару месяцев та умерла. Но сейчас он лежал и знал точно: сегодня, если чего-то очень сильно пожелать, мечта обязательно сбудется. Только желать надо что-то очень важное, без чего нельзя жить спокойно и радостно.
Алексей подумал о Наташе и уже хотел произнести про себя то, без чего не протянет и дня, однако вдруг вспомнил, что есть единственное, о чем сейчас надо думать и чего желать. Попытался сконцентрироваться, чтобы не слышать тарахтенья газонокосилки, и произнес про себя отчетливо и твердо:
– Пусть Сашка Бурцев поскорее поправится.
Потом открыл глаза, и солнце подмигнуло ему.
Гречин опять зажмурился и погрузился в воспоминания о вчерашнем вечере. И как будто снова увидел, как серебристый автомобиль увозил от него его первую девушку, как потом почти бежал к дому Наташи и поднимался к ней, ругая себя за то, что не удосужился прихватить хотя бы букет цветов, как вдвоем сидели за столом и он рассказывал ей о прошедшем дне – про стрельбу из автомата по ним с Бурцевым, про гонку по улицам с тяжело раненным Сашкой, когда вез товарища в больницу.
– Нам повезло, что живы остались, – сказал он.
Сказал, посмотрел на слушательницу и увидел, что девушка плачет. Сидит прямо, глядит на него, а глаза уже до краев заполнены.
– Ты чего? – удивился Алексей.
И тут же по щекам Наташи скатились две слезы.
Он поднялся, подошел, чтобы успокоить, наклонился, поцеловал ее влажную щеку и почувствовал соль на губах.
– Все нормально, все живы, – повторил Гречин.
И подумал: сам-то он жив, а вот Бурцев – неизвестно. Тогда взял телефон и позвонил Ларисе. Невеста Александра сообщила, что пока никаких изменений…
Сейчас, вспомнив обо всем этом, Алексей осторожно, чтобы не разбудить Наташу, повернул голову, чтобы посмотреть, где его мобильник. Опустил руку с дивана, надеясь нащупать его на полу.
– Ты хочешь позвонить? – спросила Наташа. – Твой телефон на кухне. Сейчас принесу, только ты закрой, пожалуйста, глаза.
Она осторожно перебралась через него, схватила халатик и побежала на кухню. Алексей слышал, как шлепали по линолеуму ее босые ступни, и это был самый приятный звук на свете.
Набрав номер Ларисы и услышав ее тихий голос, он осторожно произнес:
– Гречин говорит. Как там?
– Саша только что пришел в себя. Меня узнал, но еле говорит. Ой, врачи пришли…
Алексей отложил мобильник и посмотрел на ожидающую новостей Наташу.
– Очнулся. Теперь, я думаю, все будет хорошо.
Нет, он не думал, а знал. Потому что в это утро должно было сбыться любое его желание.
Майор даже сегодня захотел отжаться от пола сто раз. И наверняка отжался бы, но снова зазвонил телефон.
– Ты где? – спросила Шведова.
– Это не важно.
– Тогда домой не ходи. Где-нибудь схоронись пока.
– А что случилось?
– Вчера вечером была убита жена Дарькина.
– Которая из них? – не понял Алексей. – Их у него две было. Нет, три.
– Юлия. Ее убили дома. Вчера же и обнаружили. Время смерти установили точно. Проверили видеозапись домофона. В тот промежуток в подъезд входил и выходил только один посторонний человек – ты. Уже нашли таксиста, который тебя подвозил. Связались с Павловским, и тот отправил за тобой ГЗ.
– Зачем группу захвата посылать? Позвонили бы, и я сам бы приехал.
– Не надо никуда ехать! – закричала в трубку Шведова. – Ясно же сказала – тебе надо спрятаться! Значит, так. Перекантуйся где-нибудь пару дней, а там посмотрим. Телефоном не пользуйся.
Новость была, конечно, неприятная.
Вполне вероятно, что Дарькину собирались убить еще накануне вместе с Петровым. Приехали к дому, увидели задержанного Петрова с двумя операми и обстреляли их. Потом во дворе какое-то время работала оперативно-следственная группа, а Юлии Дмитриевны в квартире не было. Она вернулась вечером, почти сразу к ней подскочил Гречин и быстро ушел. Киллер был где-то рядом, возможно, сидел в машине. Но во дворе он в Алексея стрелять не стал. Может, задания такого не получал или не знал его в лицо. А среди тех, кто обстрелял их с Бурцевым, скорее всего находился человек, который опознал Гречина. Все может быть.
Павловский сразу поверил в причастность своего подчиненного к убийству Дарькиной. Или сделал вид, что поверил. Ничего удивительного здесь нет – полковник был приятелем Дарькина. Наверняка и сам охотился за домашним видео Германа Валерьевича. Конечно, он не убивал Петрова и Юлию Дмитриевну, но их смерть ему выгодна тоже – оба слишком много знали про него.
– Что-то случилось? – спросила Наташа.
– Ничего особенного, – покачал головой Алексей, – обычная работа. У тебя, случайно, лишнего телефона с сим-картой не найдется?
– Есть мамин прежний. Я перед летом купила ей новый, а заодно мы оператора сменили. Там на счету даже какая-то сумма осталась.
Девушка принесла старенький мобильник и поставила его на подзарядку.
Гречин умылся и побрился, потом они с Наташей завтракали и о чем-то разговаривали, а Алексей продолжал размышлять.
О том, что Дарькина убил Петров, знала только Юлия Дмитриевна. Хотя, вероятно, Коровин был в курсе. Теперь все трое убиты. Убиты только за то, что архив Германа Валерьевича пропал. Значит, тот, кто заказал их, не сомневается в причастности троицы к убийству владельца «Сезама». О том же случайно догадался Гречин. И никому ничего не говорил, только Бурцеву.
И тут Алексей вспомнил. Нет, он проговорился! И зачем-то назвал убийцу! Сказал тогда, что скорее всего Германа Валерьевича убил его водитель. Но сказал это человеку, который никак не связан с этим делом. То есть думал, что не связан, потому что проговорился он о Петрове своей невесте. Теперь уже бывшей.
Ознакомительная версия.
