Ознакомительная версия.
Скорая долго не приезжала, а я даже не знал, жива ты или нет. От волнения никак не мог нащупать пульс, понять, дышишь ли. Все это было ужасно!
А когда тебя привезли в ту же больницу, в которой лежал мой отец, в которую я так торопился, понял, что должен немедленно уйти и не приближаться к тебе. Потому я ни разу тебя не навестил и даже не знал, выжила ты или нет.
А потом судьба опять ввела меня в заблуждение, дав короткую передышку. Отец поправлялся, с Таней отношения, которые стали несколько напряженными в последнее время, наладились. Я… я решил, что все плохое прошло навсегда, и впал в новую эйфорию. Я очень устал, я… больше не мог каждую минуту умирать от страха за своих близких. И клюнул на этот обман, позволил себя ввести в заблуждение.
В пятницу вечером, чуть не через полгода после той, другой пятницы, когда явилась предсказательница, мы втроем приехали в Озерный, чтобы отпраздновать новоселье. Папа еще не так хорошо себя чувствовал, чтобы участвовать в праздниках, мама осталась с ним, поэтому и компания наша получилась такой небольшой. Никаких дурных предчувствий у меня в этот день не было, я просто отдался той атмосфере радости, которая возникла с самого начала нашей поездки. И опять-таки – если бы мы так не веселились, ничего бы, скорее всего, и не случилось. Сашка не затеял бы эту шутку с пистолетом. Мы бы просто уселись за стол, отпраздновали событие, и все. А тут… Слишком уж мы все разошлись, никак не могли остановиться.
В ту комнату в мансарде я ни разу не заходил с момента неудавшейся попытки самоубийства. Пистолет так и лежал под столом. Там его Саша и обнаружил и решил нас разыграть. Откуда ему было знать, что пистолет настоящий, да еще и заряженный? Оружие он видел только по телевизору. А этот к тому же был необычный, старинный. Да и мог ли настоящий пистолет вот так валяться под столом? Он его поднял и спустился к нам.
Не знаю, какой у него был сценарий – как-то не пришло в голову выяснять, – но шутка его явно не удалась. Когда он направил пистолет на Татьяну, я просто сошел с ума от страха. Понял, что вот оно, предсказание, сбылось. Сашка сейчас застрелит ее из моего пистолета, из пистолета, который предназначался для меня. Из-за того, что я тогда не довел, сейчас погибнет Таня. Я бросился на него, стал отбирать пистолет, и… пистолет выстрелил. Понимаешь? Он выстрелил! Я чуть не убил своего лучшего друга. Я должен был тогда все довести до конца, а я испугался, и вот… Мой друг чуть не погиб.
– Но ведь не погиб. Татьяна рассказывала, что ранение было легким и все обошлось.
– До поры до времени! В любой момент могло произойти что-то страшное, непоправимое. Но я и тут, даже после этого случая, все оттягивал и оттягивал. Понимал, что мне нужно исчезнуть, по-настоящему, навсегда, из их жизни, самоликвидироваться. А я просто сбежал. Рассорился с Сашкой, перешел на удаленную работу, избегал контактов с родителями, потом разорвал и с Таней. Но с ней позже всех, никак не мог решиться, очень тяжело было. Полгода прожил в совершеннейшей изоляции от всех людей. Ни с кем не поддерживал никаких отношений. И мне стало казаться, что это тоже выход – просто уйти от всех, ни с кем не соприкасаться, перестать считать их близкими, сделать вид, что совсем мне не дороги. Первое время иногда заходила Таня, но потом, когда и с ней окончательно порвал, остался в полном одиночестве.
Это тоже было очень непросто. Иногда мне начинало казаться, что схожу с ума. Я ловил себя на том, что разговариваю сам с собой вслух. Но это было еще не так страшно, пока я понимал, что сам с собой. Потому что постепенно голос моего собеседника все больше и больше начинал отличаться от моего собственного. И мысли наши, наши убеждения все больше и больше расходились. Мы постоянно спорили. Он доказывал, что мое затворничество ни к чему не приведет, что нужны решительные меры. Я не соглашался, объяснял, что если не соприкасаешься с людьми, то и не причинишь им зла. Он возражал: мало не видеться с ними, нужно перестать о них думать, а это совершенно невозможно. Я бросался в работу, чтобы заглушить его голос, но он и там меня доставал: обвинял в трусости, предлагал более мягкие способы ухода, например таблетки. Я говорил, что таблетки – способ самый ненадежный из всех возможных. Любой ненадежный, парировал он, если боишься и сомневаешься. Нужно действовать решительно, убежденно, тогда все получится.
Первое время еще возникали моменты просветления: я подходил к зеркалу и вдруг понимал, что веду эти долгие ожесточенные споры с самим собой, здесь нет никого, я в квартире один. Но потом это происходило все реже и реже.
Я говорил, что долго и тщательно готовился к самоубийству. Неправда! Это он долго готовил меня к нему. Он продумал всю схему. Избавиться от его назойливого присутствия не было никакой возможности. Даже во сне он не оставлял меня в покое. Мне постоянно снился один и тот же сон: я стою перед зеркалом и целюсь в него, хочу, но не могу выстрелить. Я боялся его и страшно ненавидел. Я хотел его уничтожить. Думать мог только о нем и уже смутно помнил, почему оказался здесь, в одиночестве, почему не вижусь ни с кем. Мне все представлялось, что я закрылся от всех, для того чтобы подготовиться к убийству.
Тут-то и позвонила Нина Кривощекова, моя бывшая однокурсница с искусствоведческого, пригласила на вечеринку. Ее звонок меня несколько отрезвил – впервые за несколько месяцев я поговорил с кем-то еще, кроме своего мучителя. Я словно встряхнулся, вспомнил все, посмотрел на себя со стороны и понял, что дошел до высшей точки безумия. Ехать мне не хотелось, и сначала я отказался от ее приглашения. Но потом подумал, что развеяться просто необходимо, так недолго окончательно сойти с ума, а навредить никому я не смогу, потому что соберутся люди чужие, посторонние, с которыми я много лет не виделся, которые для меня ничего не значат – ни в коей мере не близкие.
Но вечеринка оказалась такой скучной, что, конечно, развеять меня не могла. Я ушел в другую комнату, потому что домой возвращаться не хотелось. Просто сидел и слушал гул голосов живых людей и представлял, что я точно такой же, как они, живой, не было предсказания, все это мне привиделось. Но он, мой преследователь, мой мучитель, настиг меня и здесь. Он позвонил мне и сказал, что время настало, что прятаться, убегать совершенно бессмысленно, от себя ведь не убежишь, что невозможно учесть всего. А еще сообщил, что приезжает моя сестра. Об этом я ничего не знал и страшно испугался. Сестру я совсем не брал в расчет, давно с ней не виделся – она живет уже много лет в Германии. Я понял, что момент действительно настал, а когда появилась эта женщина, предсказательница, убедился в этом окончательно.
– Доведение до самоубийства, – задумчиво проговорила Полина. – Они все хорошо рассчитали, до последней мелочи. Грамотно действовали, ничего не скажешь! – Она зло усмехнулась.
– Нет, – не согласился с ней я, – тут другое. Предсказательница и должна была появиться в этот самый момент. Она возникла в комнате ниоткуда…
– Пришла с балкона, только и всего! Да ты же и сам это видел.
– Не знаю… Может, и видел. Какое теперь это имеет значение?
– Такое, что ты продолжаешь подчиняться их плану. Ты не хочешь вернуться туда, – она кивнула на застекленную дверь, возле которой я стоял, – дверь, ведущую в операционную. – И неужели ты всерьез думал, что тебе звонил твой двойник? Это был самый реальный, самый обыкновенный человек – твой враг, который хотел, чтобы ты умер.
– Это тоже больше не имеет значения. Он прав: я должен умереть. Чтобы не стать убийцей.
«Я должен умереть», – повторил я про себя и понял, так отчетливо, как не понимал все это время, что это и есть истина. Каждый раз у меня оставалась какая-то отговорка, оставались сомнения, я цеплялся за них и не мог довести до конца свое уничтожение. Женщина-предсказательница предложила подвезти меня, я назвал свой домашний адрес, но в последний момент, уцепившись за какую-то призрачную надежду, попросил увезти в Озерный. Я боялся вернуться в квартиру, потому что там был он – мой двойник, моя совесть. Он не позволил бы мне отступить, если бы в последний момент я передумал. Я не передумал. Но когда уже стоял перед зеркалом и целился себе в висок, опять стал сомневаться. Я просто физически не мог нажать на спуск, хоть и ничего уже не боялся. Он смотрел на меня из зеркала так насмешливо – он совсем не верил, что я смогу выстрелить, все-таки смогу. Вынести его взгляд было невозможно. И я выстрелил сначала в него, только потом в себя. Но и тут, видно, остались какие-то сомнения – рука дрогнула, я только ранил себя, не убил. А потом… потом позвал на помощь Полину. Больше мне ее помощь не нужна.
Я отлепился от застекленной двери и пошел по коридору. Первые шаги дались мне с трудом, но чем дальше я уходил, тем идти было легче. Эти белые стены больше не пугали, вес тела перестал ощущаться. Я побежал. Отчаянно закричала Полина и бросилась за мной.
Ознакомительная версия.
