– Быстро только котята родятся, – задумчиво почесал подбородок Владислав Сонин и углубился в компьютер.
Я нетерпеливо ерзала на стуле и даже закурила, периодически спрашивая его: «Ну?» Надо отдать ему должное, он делал вид, что меня тут вообще нет. И через некоторое время наконец меня «заметил».
– Короче, так, – с умным видом начал Владсон. – Отец Кукушкина – Владимир Витальевич, одна тысяча девятьсот сорок девятого года рождения, уроженец… так, это опустим… Ага, владелец супермаркета «Атлантика»…
– Ну, теперь понятно, почему его сын там в охране работает. Странно, что не завмагом. Наверное, папаша пытался его хоть как-то воспитывать, – беспардонно прервала я Сонина. – А что про Осипенко? Зачем мне Кукушкин?
– Может, ты помолчишь немного? – адекватно отреагировал он. – Или мне послушать твои умозаключения? Тогда зачем ты вообще пришла?
– Все-все, молчу. Продолжай, – театрально приложила я ладонь к губам. – Ты – капитан, тебе видней.
– Блин, сбила! Сейчас начну все подряд читать, и будешь тут до вечера торчать, – проворчал он стихами и, замолчав, снова углубился в экран. Это он меня так наказывал.
Ладно, наберусь терпения, в конце концов, если бы не Сонин, меня бы вообще сейчас отстранили от дела. Я не имею права вести уголовные дела, не доложив о том полиции, если что раскопала.
– Так, Владимир Кукушкин некоторое время проживал в Тарасове. С девяносто восьмого по две тысячи шестой год. Возможно, тут и познакомился с этим Осипенко. Ладно, дальше… – практически сам с собой разговаривал вредный капитан. – Осипенко, первая градская больница, ага… Так, Осипенко Антон Борисович, одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, зав. отделением онкологии. Угу, в личном пользовании сейчас имеет автомобиль «Мазда-3» с регистрационным номером А767ЛГ черного цвета.
– Номер уже не обязательно, – не выдержав, разочарованно вздохнула я.
Владсон посмотрел на меня очень строго, как только он умел это делать. Но он этого не умел. Во всяком случае, относительно меня. И я рассмеялась:
– Слушай, давай только по существу моего дела. А ты после моего ухода будешь работать, как положено по уставу.
– Какому еще уставу?! Иванова! Приходишь тут, нагружаешь меня по полной программе и веселишься. Я, между прочим, в отличие от тебя, за зарплату работаю. Оно мне надо?
– А за звезды? Представляешь, какой фурор вызовет в твоем отделе такое раскрытие! Сидел тут себе капитан Сонин, бумаги вертел с места на место, и вдруг нате вам: зав. отделением Осипенко – убийца!
– Тоже мне, преступление века. И к тому же еще неизвестно, кто убийца на самом деле. Тут пока все высосано из пальца. Может, вообще никакого убийства не было, – искренне возмутился Владсон, явно не желая признавать моего первенства.
Зная его характер, я не стала спорить, а лишь спросила, как он собирается действовать дальше, придав тем самым ему значимости.
– Ну как? Для начала надо связаться с коллегами из Алапаева. Узнать, явился ли с повинной твой Кукушкин, а уж потом на основании его показаний приступать к допросу Осипенко. Ты как-то по другому это видишь?
Владсон был абсолютно прав. Другого ответа я и не ожидала. Мне соваться к врачу тут не стоило. Это не тот вариант, что с Василием Кукушкиным, которому можно было пригрозить пистолетом, надавив на спину каблуком. Здесь уже должны работать правоохранительные органы, а мне остается только ждать результата.
– А ты не думаешь, что Кукушкин-старший мог предупредить Осипенко еще вчера вечером о том, что кукушкинский сынок всех сдал, и Осипенко уже пакует чемоданы? – робко предположила я вслух, пытаясь не раздражать Сонина.
– А ты считаешь, что только ты думать умеешь? – все-таки возмутился он. – Короче, так, моя любезная мисс Холмс, вы свободны. Не мешайте работать правоохранительным органам. Теперь все, что я смогу для вас сделать – это вовремя проинформировать о дальнейшем развитии событий. Еще вопросы есть?
– Никак нет, господин капитан. Спасибо и на этом. Разрешите идти?
– Идите. Ах да, дай-ка я перепишу твои записи с диктофона. Они мне пригодятся. А вообще, ты понимаешь, что действовала абсолютно незаконно? Как бы тебя саму не пришлось спасать от нас.
– Но ведь ты спасешь меня, мой верный капитан Владсон, – закатила я глаза в надежде на его великодушие и протянула свой диктофон.
– Вот когда-нибудь возьму и не спасу, – погрозил он пальцем. – В лучшем случае буду тебе передачки возить на зону.
– Ну хоть так, – пожала я плечами и, молча подождав, пока он перепишет мои записи, вышла за дверь.
Садясь в «мишель», я решила все-таки прокатиться до Александра Степановича и узнать о таинственных долларах, которые мне так и не давали покоя. Но для начала я позвонила Анастасии Валентиновне. Она, к счастью, оказалась дома и сразу подошла к телефону.
– Здравствуйте, Анастасия Валентиновна. Это Иванова.
– А, Танечка, здравствуйте. Вы за денежками-то когда заедете?
Было впечатление, что моя клиентка уже отчаялась получить от меня какие-либо сведения, считая меня за меркантильную бездельницу.
– А почему вы не спрашиваете, как у нас с вами дела? – ответила я вопросом на вопрос.
– А что, есть новости? – без особого энтузиазма пробормотала Костромская.
– Да. Практически я знаю убийцу. Осталось только найти исполнителя. Я понимаю, дело немного затянулось. Но зато есть результат. Сегодня вечером будьте дома. Я появлюсь и все вам расскажу. Только сейчас мне бы надо заехать к вашему Александру Степановичу, хочу с ним насчет денег поговорить.
– Да это не так важно, Татьяна Александровна. Важно, кто убил Аркашу. Может, вы сейчас заедете ко мне? Очень уж не терпится поскорее все узнать, – послышались нотки мольбы в ее голосе.
– Анастасия Валентиновна, понимаю ваше нетерпение, но я привыкла сдавать работу целиком. Погодите еще немного. Уверяю вас, я все сделала, что смогла. Теперь дело за правоохранительными органами, мне туда соваться уже нельзя. Сегодня мы с вами, скорее всего, увидимся в последний раз. Так что за оплату моего труда можете не волноваться.
– Ну что вы! Я даже и не думала вас обидеть! – воскликнула Костромская. – Я правда переживаю за то, что вам все время остаюсь должна. Вы так много для меня делаете. Ни один следователь не стал бы так возиться со мной.
Тут Костромская была права, но я поспешила ее уверить, что есть такой следователь, который уже начал нам помогать.
– И он обязательно доведет дело до конца, – закончила я фразу.
– Ну дай-то бог, – вздохнула она. – Значит, до вечера?
– Я постараюсь приехать как можно быстрее. Вы мне только скажите, Александр Степанович сможет мне открыть дверь?
– Так у него там все открыто, я же вам говорила, – огорошила меня Костромская.
Вот это я дала маху! Видно, заработалась. Какой позор. Она ведь и впрямь мне это уже говорила. Нет, все! В Африку! Отдыхать.
– А, ну да. Волочаевская, семьдесят восемь, – решила я быстренько реабилитироваться перед своей клиенткой, назвав его адрес.
– Верно. И его соседка…
– Людмила Васильевна, – договорила я за нее, чтобы она больше не сомневалась в моей профессиональной памяти.
– Да-да, если что, вы к ней обращайтесь. А хотите, я вместе с вами поеду? Мне все равно к нему через пару часов надо.
– Нет, в данном случае я лучше одна. Вдруг он при вас постесняется говорить, – отклонила я ее предложение. – Ну все, до встречи.
Через сорок минут я подъехала к частному дому, где проживал, вернее, доживал свои последние дни Александр Степанович. Дом был обнесен высоким железным забором, давно утратившим свой некогда зеленый цвет. Только неприкрытая калитка была немного ярче. Наверное, ее все-таки красили лет пять назад. Я вошла в нее и огляделась по сторонам. Заросшие бурьяном грядки, облетевшие корявые яблони, опустевшая собачья будка, рядом с ней ржавая миска и покосившийся сарай. Вот такой незатейливый пейзаж встретил меня тусклыми красками. Я подошла к сараю и заглянула внутрь через верх рассохшихся створок ворот. Там действительно стояла машина. «Москвич». Сорок первой модели. Светлого цвета. Червячок сомнения зашевелился в моем мозгу. Увидев мельком это авто, его вполне можно спутать и с «восьмеркой», и с «девяткой» и… И что получаем? Нет, бред какой-то. Я отошла от сарая и направилась в дом.
Темные сени дышали осенней сыростью и старой штукатуркой. Никаких тебе бочек с соленьями или банных веников. И запущенный двор, и эти неживые сени говорили о бренности бытия и как будто жалобно просили о новом для себя хозяине. Во как завернула! Нет, нелегкая это работа – писать мемуары.
Слегка скрипнув, тяжелая деревянная дверь, обитая старым дерматином, пропустила меня внутрь дома. И я сразу почувствовала запах тлена. Тишину небольшого помещения, являвшегося кухней, нарушало лишь тиканье больших круглых часов. Все довольно чистенькое, но убогое. Стол с потертой клеенкой, старенькие пластиковые буфет и шкаф-пенал, пустые алюминиевые кастрюльки на двухконфорочной плите, потрепанная тюлевая занавеска на окне с двойными облупившимися рамами. И только красная вазочка на нем с желтыми и не совсем засохшими кленовыми листьями говорила о присутствии здесь женской руки.
