Зубов подтянул чемодан к себе, щелкнул замками. Под крышкой
топорщилось что-то черное, кожаное, в металлических заклепках и шипах.
Феликс черно-кожаное извлек, встряхнул и расправил. Брюки, куртка-косуха,
бандана. В отдельном пакетике у него были уложены какие-то ремни и
ошейники, также пестрящие клепками и шипами. Имелись даже короткие сапоги
с металлическими клювами на мысках и шпорами на пятках.
«Ай да бизнесмен из провинции», – удивилась про себя Надежда и
посмотрела на Феликса внимательно. Ей стало любопытно, чем он там у себя в
глубинке занимается, и она его об этом спросила, когда они вновь вернулись в
салон автомобиля.
– Ну чем мы можем заниматься у себя в глубинке? Выращиваем и
консервируем, чем же еще? У нас фермерские хозяйства в области неплохие,
так вот я, например, овощи у них скупаю и перерабатываю, а здесь в Москве
ищу сбыт. Мой бренд уже достаточно известен, я вам сейчас одну этикеточку
покажу, может, узнаете. Конечно, с белорусами конкурировать трудно, но свою
часть рынка я отвоевал.
Он порылся в бардачке, из которого зашелестев, просыпались Наде на
сапоги какие-то квитанции и чеки, отыскал этикетку овощного ассорти,
маринованного, слабосоленого и, протянув, проговорил:
– Вот такая моя продукция. Сейчас расширяться хочу, дополнительный
цех запускаю.
Надя повертела в руках огуречно-помидорную бумажку и вежливо
произнесла:
– Красивая этикетка. И название продукта не избитое. Обязательно
куплю, чтобы попробовать.
– Так о чем вы хотели со мной посоветоваться? – вытащив у нее из
пальцев образец наклейки, вернул разговор в прежнее русло бизнесмен Зубов.
– О! Спасибо, что напомнили, Феликс, – поблагодарила Надежда и
принялась импровизировать.
Она всегда считала, что провокация – лучший из способов пробить
информационную пробку. Этот Феликс фрукт еще тот, неразговорчивый и
подозрительный. Но если ему рассказать что-нибудь этакое… Что-нибудь
шокирующее… И она рассказала:
– Видите ли, Феликс. Мне очень важно как можно скорее увидеться с
Игорем. В свое время он совершил одну глупость, и я хочу ее непременно
исправить.
Брови Зубова слегка приподнялись вверх, изображая удивление и
внимание одновременно.
– Да-да, я вас слушаю, – поощрил он ее откровенность.
– Дело в том, что примерно полгода назад Игорь оставил завещание, в
котором указал, что хочет, чтобы его имущество было полностью распродано, а
на освободившиеся средства был учрежден приют для бродячих животных.
– Что за бред? – не выдержал и сорвался Феликс Зубов. – Что за ерунду
вы несете? И откуда, кстати, вам все это известно?
– Это не бред! – строго произнесла Киреева. – А знаю я все это, потому
что он меня назначил своим душеприказчиком. Я сама собственными глазами
видела это завещание. Я подумала, что он так решил пошутить, но он не шутил.
Я видела подписи и печати, поверьте, я хорошо разбираюсь в таких бумагах.
Все было подлинное. Тогда мы вместе с мужем принялись Игоря убеждать,
чтобы он поменял завещание или хотя бы назначил исполнителем воли кого-то
другого. Видите ли, у меня аллергия на шерсть животных. Он сказал, что ничего
не знал про аллергию, и завещание непременно перепишет. Но он был
постоянно занят со своим бизнесом, и документ до сих пор остается в том
самом виде. А теперь он в больнице в состоянии, как вы говорите, тяжелом.
Если вдруг с ним случиться что-то непоправимое, мне придется заниматься
этой его безумной идеей, к которой у меня совершенно не лежит душа! Поэтому
мне нужно попасть к нему в палату, пригласить туда нотариуса, и все это
переписать прямо сейчас. Но если я заявлюсь к нему с нотариусом, он решит,
что мы считаем, что его дни сочтены, и из-за этого ему опять может стать хуже!
И что мне делать? Что мне теперь делать, уважаемый господин Зубов?
– То есть вы не пошутили насчет завещания? – неожиданно весело
спросил ее Феликс.
– Ну конечно, я же вам сразу сказала, что у меня серьезное недоумение,
и вы, как близкий друг Игоря с детства, можете дать мне совет. В конце концов,
вы его в больнице навещаете, с врачами беседуете, можете мне подсказать, как
быть лучше. Ведь беседуете?
– Вы не представляете, Надежда Михайловна, какой груз вы с меня
сняли! – проговорил Феликс, пропустив ее вопрос мимо ушей, и Надежда с
удивлением отметила, что он и вправду непонятно чему рад. – Давайте заедем
перекусим куда-нибудь? У вас же сейчас обеденный перерыв? Тут неплохой
ресторанчик есть, на Полянке. Не возражаете?
Надежда автоматически кивнула. Феликс завел мотор и тронул машину с
места.
– Дело в том, что я не совсем ему друг детства, хотя мы, конечно,
дружили. На самом деле дружили между собой наши бабушки, а мы как бы
вынужденно общались, когда те обсуждали новый узор для кофточки. А
бабушки наши были двоюродными сестрами. Теперь представляете мою
проблему?
Надя не представляла.
– Ну как же! – с тем же весельем в голосе укорил ее за
несообразительность Феликс. – Посмотрите, как все нехорошо со стороны
выглядит: некий дальний родственник, который, кстати сказать, давно уже
забыл дорогу к своему четвероюродному брату, приезжает к нему погостить,
после чего при загадочных обстоятельствах погибает сестра этого
четвероюродного, и сам он оказывается на краю могилы. Если он тоже умрет, то
по праву наследования все имущество переходит к его дальнему родственнику,
то есть ко мне. Вы спасли мое честное имя и мой душевный покой, уважаемая
Надежда Михайловна. Мне хочется вас расцеловать.
– Что вы имеете в виду? – недоуменно спросила его Надежда. – Почему
вы думаете, что эти трагические события могут отнести за ваш счет, что за
чепуха? И почему вы сказали, что смерть Даши произошла при загадочных
обстоятельствах? Да и Игорь пока жив, и, я надеюсь, скоро станет на ноги.
Феликс бросил в ее сторону мимолетный взгляд и снова уставился на
дорогу. В этой Москве он всегда нервничал, когда вел машину. Тут
ненормальные водители, борзые пешеходы, и слишком перегруженные
предписывающими и запрещающими дорожными знаками магистрали.
Он проговорил:
– Я реалист, Надежда Михайловна. Игорь плох, и помочь ему может
только чудо. А что касается Дашиной смерти, то вы сами подумайте: если ей
вдруг приспичило наложить на себя руки, то почему бы ей в таком случае не
воспользоваться острой бритвой и теплой ванной? Кстати, у нее на лице еще и
кровоподтек был свежий, на левой скуле. Так о край стола не ушибаются.
– Вы откуда про кровоподтек знаете, Феликс? – вскинулась Надежда.
– Ну, это же я ее нашел мертвую. Подошел к двери, из-за нее звуки
тяжелого рока доносятся. Позвонил, она не отпирает. Решил, что не слышит из-
за грохота. А у меня ключи с собой были от их квартиры, я же Игоря накануне в
больницу сопровождал и дверь запирал. Поэтому позвонил, позвонил, да и
вошел. Пошел ее искать по апартаментам. Она в кабинете у Игоря сидела в
кресле. С простреленным виском. Вызвал врача и полицию.
Неожиданно запиликал Надеждин телефон. Она вздрогнула, бросила
нервный взгляд на Зубова, посмотрела на определитель. Звонили из кадров.
– Киреева, – коротко и сухо бросила она в трубку.
– Это Майорова говорит, – сказала трубка, – ваше заявление подписано,
заходите за трудовой.
Надежде сделалось тошно. Так тошно, что даже захотелось заплакать. И
обидно. Она же столько лет здесь отпахала, а ее даже не пытались
отговорить… Хотя в кадрах, наверно, даже обрадовались. Не нужно
напрягаться и подыскивать ей вариант внутреннего трудоустройства. И двойной
оклад теперь ей платить не надо, как пришлось бы делать в случае сокращения
штатов. А что же Лапин с его нежеланием терять ценные кадры?
Потом она себя оборвала. Разве ты писала заявление для того, чтобы
тебя уговаривали остаться? Или подсознательно все же для этого? Тогда твое
подсознание, Надя, проделало с тобой плохую шутку. Но если ты хотела
разрубить узлы, то ты должна только радоваться, потому что ты их разрубила.
Зубов Феликс все это время внимательно посматривал на собеседницу, а
потом произнес:
– Вы знаете, госпожа Киреева, а ваша фамилия мне знакома. Видимо,
все-таки слышал от Игоря.
Но Надя пропустила его замечание мимо ушей, сейчас ей было
наплевать на благоприятные совпадения.
Она сидела как-то сразу осунувшись и обмякнув, пропуская мимо
сознания сменяющие друг друга картинки городского пейзажа, и ни о чем
больше не думала. Потом встряхнулась и попросила остановиться.
– Простите, Феликс, но у меня поменялись обстоятельства. Мне, видимо,
придется вернуться на работу не пообедав. В конце концов, то, ради чего я
