— Спасибо, да. Я в первый раз в Уэльсе, хотя муж много рассказывал мне о своей стране. Я никогда не выезжала из Лондона дальше Гринвича и теперь чувствую себя немного странно в этом красивом месте.
— Завтра утром мы зайдём за вами и покажем вам ещё одно красивое место, — пообещал Шерлок Холмс.
— Хорошо. Я пойду с вами, хотя и не верю ни в какие заговоры. Но, раз речь идёт об убийстве человека, я согласна сделать всё, что в моих силах.
— Дело идёт об убийстве двух человек, — уточнил Холмс, — и если вы нам не поможете, миссис Уильямс, их станет гораздо больше.
— Мне трудно в это поверить, но я обещала вам помочь и, значит, помогу.
Следующий день оказался дождливым, как и все предыдущие. Миссис Уильямс в своём длинном непромокаемом плаще с капюшоном осмотрела вместе с нами место предстоящей сходки в небольшой лощине. Когда я подивился тому, как бодро она преодолевала подъёмы и спуски, старушка сказала:
— Не говорите чепухи, молодой человек! Когда мой муж заболел и слёг, мне пришлось взбираться по лестницам лондонских домов, зарабатывая на жизнь самой чёрной работой. Эти холмы и пригорки — пустяки в сравнении с крутыми ступеньками.
Мы отвезли её в отель. Шерлок Холмс отправился по каким-то делам, а мы с Мадрином вернулись на свой чердак и завалились спать: под шум дождя хорошо спится.
Утро назавтра было ослепительно солнечным — свежий западный ветер прогнал дождевые тучи на восток. Мы позавтракали и отправились в селение. По плану Шерлок Холмс и миссис Уильямс должны были спрятаться недалеко от лощины ещё до того, как там расставят часовых. Нам же следовало явиться на тайное сборище после окончания собрания членов Лиги Роберта Оуэна.
Мы перешли через Чёртов мост и довольно быстро достигли построенного на плато павильона. Нас встретил улыбающийся молодой человек, которому мы предъявили билеты, изготовленные Холмсом. Я внимательно посмотрел в ту сторону, где находилась лощина, и вроде бы заметил на подходах к ней притаившихся в кустах часовых.
Мы сели в заднем ряду. Постепенно простые деревянные скамьи начали заполняться участниками собрания. Многие из них раскраснелись и вытирали платками лбы и шеи: очевидно, перед тем как прийти на собрание, они не преминули полюбоваться водопадом. Почти все скамьи были уже заняты, когда к павильону подъехал всадник верхом на пони, которого вёл под уздцы Гервин Пью. По обе стороны всадника шли слуги. Я не мог не узнать эту крупную голову, это массивное туловище с сильными руками. Кайл Коннор собственной персоной.
Когда слуги усадили его на скамью, он осмотрелся и, тотчас заметив нас, махнул нам рукой. Нам не оставалось ничего другого, как перебраться к нему.
— Ни за что бы не догадался, — весело приветствовал нас Коннор, — что вы оба интересуетесь Робертом Оуэном.
— Дафидд воспитывался вместе с Бентоном Тромблеем; а я познакомился с ним сразу же по приезде в Ньютаун, — вот почему мы здесь. Для нас тоже большой сюрприз видеть вас на этом собрании.
— Надоело сидеть дома, — сказал он небрежно, — решил немного проветриться.
Я наклонился и тихо проговорил ему на ухо:
— Неделю назад я познакомился в Ньютауне с одним человеком, причастным к организации Лиги Роберта Оуэна. И очень удивился, узнав, как щедро вы поддержали её.
Кайл Коннор украдкой огляделся и ответил мне, тоже тихо:
— Надеюсь, то, что я сейчас скажу, останется между нами?
— Разумеется, — заверил его я.
— Лично я не придаю никакого значения всей этой галиматье, которую сочинил Роберт Оуэн. Мне совершенно непонятно, как он мог успешно заниматься бизнесом при таких идеях. Сам я не дал бы этой Лиге ни фартинга. Деньги, которые я внёс, принадлежат одному моему другу.
Я молча смотрел на него, ожидая продолжения.
— Это деньги Эмерика Тромблея. Когда он узнал, что Бентон читает лекции по всему Уэльсу, он счёл это прекрасной возможностью сделать сына известным общественным деятелем. Он хочет, чтобы Бентон на следующих парламентских выборах выдвинул свою кандидатуру против кандидатуры полковника Эдварда Прайс-Джонса. Эмерик вообще сильно недолюбливает это семейство. Было бы неэтично, если бы он внёс деньги сам. Вот он и попросил меня сделать это. На что не пойдёшь ради друга! — вздохнул он. — Кстати, он тоже обещал здесь быть.
— Неужели?
— Он хочет послушать, как Бентон выступает перед публикой. Разумеется, Эмерик постарается изменить свою внешность. Я сгораю от нетерпения увидеть его с бородой и баками.
— Бентон прекрасный оратор, — заметил я, — и отлично изучил то, о чём говорит. Я слышал его в Ньютауне, а потом в Аберистуите.
Коннор пропустил мимо ушей моё упоминание об Аберистуите. Повернувшись, он стал рассматривать тех, кто подходил к павильону.
— Следите внимательно, не появится ли человек с бородой, — сказал он.
— Где он достал пригласительный билет? — полюбопытствовал я.
— Я дал ему. Я мог бы получить хоть сотню, если бы захотел. — Он пристально взглянул на меня: — А где вы достали пригласительный?
— Нам дал билеты Бентон, — ответил я.
Он кивнул и продолжал наблюдать за прибывающей публикой.
— А вот и он! — наконец воскликнул Коннор. — Кто бы мог подумать, что он опустится до такого пошлого маскарада.
Действительно, из аккуратного и немного чопорного джентльмена Эмерик Тромблей превратился в чудаковатого старикашку, заросшего неопрятной бородой. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке и пугливо озирался по сторонам. Я заметил, что он очень удивился, увидев нас, но тотчас повернулся к подмосткам, где стоял длинный стол, за которым вскоре заняли свои места члены президиума, в том числе и Бентон Тромблей. Один из членов президиума встал и предоставил ему слово. Бентон в небольшой, но содержательной речи вновь подчеркнул актуальность идей Роберта Оуэна и затем перечислил их одну за другой, чётко формулируя каждую. Роберт Оуэн построил всю свою жизнь таким образом, сказал он в заключение, чтобы проверять и осуществлять свои идеи на практике.
Затем председатель дал слово Артуру Сандерсу, и тот зачитал устав организации. Далее собранию было представлено руководство организации. Слушатели задали несколько вопросов, на которые отвечали руководители Лиги. После этого председатель напомнил присутствующим, что каждый из них может обратиться по интересующим его вопросам в местную ячейку организации, и закрыл собрание.
Эмерик Тромблей стоически перенёс два с половиной часа невыносимой скуки и не сбежал раньше времени, — вероятно, боялся обратить на себя внимание, — но тотчас ушёл, едва председатель объявил собрание закрытым.
Кайл Коннор заснул сразу же после выступления Бентона Тромблея. Когда собрание кончилось, Мадрин сходил за слугами, и мы помогли им посадить Коннора в седло. Он пожал нам руки, и Гервин Пью стал осторожно спускаться с плато, ведя пони под уздцы.
Мы тоже сошли вниз по тропинке, а потом обогнули холм с плоской вершиной, где проходило собрание, и, следуя разработанным вместе с Холмсом маршрутом, вышли к лощине, обманув часовых.
В лощине на расстеленном на траве брезенте сидели несколько человек, другие расхаживали, разговаривая друг с другом. Подошли ещё люди, всего собралось человек тридцать.
Вдруг откуда-то раздался крик совы, и все как по команде расселись на брезенте, подобрав под себя ноги. У меня создалось впечатление, что они ожидают начала какой-то церемонии. Тут в лощину спустилась ещё группа людей. Ни Эмерика Тромблея, ни Артура Сандерса среди них не было. Первым шёл Рис Парри, за ним Олбан Гриффитс, следом — остальные. Они также поместились на брезенте, сев попарно друг против друга.
Услышав звуки музыки, я сначала удивился, так как не видел поблизости никаких музыкантов. Да и музыка была очень странная. Мадрин объяснил мне позже, что играли на старинных инструментах, напоминающих арфы и гобои. Наконец музыканты появились, а за ними — два человека в шляпах с перьями, коротких штанах и башмаках с высокими каблуками и золотыми пряжками. И на тропе возник король в алой мантии, в сопровождении ещё двоих придворных. «Как мог здесь оказаться король?» — не веря своим глазам, спрашивал я себя.
Приблизившись к собравшимся, процессия остановилась. Придворные отступили, вместе со всеми присутствующими опустились на колени, и моему взору предстал не король Эдуард Седьмой с его довольно заметным брюшком и бородой, а… Уэйн Веллинг.
Уэйн Веллинг заговорил, конечно, по-валлийски — и голос его звучал весьма внушительно. Мадрин начал переводить мне его речь. Однако Веллинг успел произнести лишь первую фразу, в которой сообщил собравшимся, что будущее Уэльса находится в их руках. Именно в этот момент на тропинке появилась наша старушка; наряженная в старомодное платье, она походила на сильно похудевшую королеву Викторию. Следом шёл часовой, на лице его было написано полнейшее недоумение. По плану Холмса, миссис Уильямс должна была объявить часовому, что у неё очень важное письмо для принца.
