— Все правильно. Но теоретически, если бы Меднова сегодня позвонила Лотареву, они могли бы сговориться. И она бы отказалась от показаний, заявив, что перепутала — ей звонил другой человек.
— Ну, это же теоретически.
— Ладно, будем считать, ты прав, и сегодня Меднова Лотареву не позвонит. Когда студенты возвращаются в Москву?
— Через четыре дня. Через пять дней у них начинаются занятия.
— То есть, завтра Меднова будет еще в колхозе?
— Должна быть.
Рахманов посмотрел на Жильцова:
— Виталий, завтра с утра выезжаешь в Смоленскую область. В Бараново Сафоновского района. Примерную задачу представляешь?
— Представляю. Поработать в почтовом отделении?
— Да. Как минимум, нам нужны свидетели. Чем больше, тем лучше. В любом случае, найдешь ты что-то или не найдешь, о результатах сразу звони сюда. Немедленно.
Покружив немного по селу, Жильцов остановил машину возле одноэтажного здания почты. Заглушив мотор, вгляделся: похоже, почта работает. Выйдя из машины, поднялся по ступенькам. Он был в штатском, так что обратить на себя внимание не боялся. Внутри, в небольшом помещении, находилось всего три человека. Нарочно придав лицу скучающее выражение, Жильцов присел рядом с худым стариком в ватнике, заполнявшим за столиком в углу какой-то бланк. Затем подошел к конторке и показал раскрытое удостоверение. Внимательно прочитав его, женщина посмотрела на Жильцова.
Он улыбнулся:
— Простите, вы здесь одна работаете?
— Здесь-то? — Женщина положила перед собой руки. — Допустим, вдвоем. Вас это так интересует?
— Честно говоря, меня это совсем не интересует. Тут дело такое: девятого июля с вашего телефона кто-то звонил в Москву. Переговор оформлен вашим отделением. Значит, кто-то из служащих почты этого человека видел. Вот я и хочу узнать: кто? Может, вы его как раз и видели?
Несколько секунд женщина изучала Жильцова. Наконец крикнула:
— Галя! Га-аль! Выдь на минутку! Тут дело есть!
Из-за приоткрывшейся двери выглянула высокая полная девушка. Сдула сбившиеся на лоб волосы:
— Ну? Что за дело, теть Люб? Я же занята.
— Вот товарищ из милиции. Хочет проверить телефонный разговор.
— Из милиции? — Заметив Жильцова, девушка внимательно его оглядела. Какой еще телефонный разговор?
— От девятого июля, — сказал Жильцов. — Звонили в семнадцать сорок. Номер разговора у меня записан.
Девушка тяжело вздохнула. Прикрыв дверь, подошла к конторке. Спросила с упреком:
— За какое число разговор?
— За девятое июля.
— За девятое июля. Вам что нужно? Проверить, был ли разговор?
— Я хотел бы посмотреть квитанцию. Если она сохранилась. И поговорить с тем, кто оформлял разговор…
— Квитанцию… — Оглянувшись, девушка придвинула стул. Села, выдвинула один из ящиков. — За какой месяц, вы говорите? За июль?
— За июль. Девятое число.
— Июль… Июль… Где же у нас июль… Ага, вот. Номер телефона знаете?
— Знаю. — Жильцов назвал номер телефона. — Только у меня просьба. Если квитанция сохранилась, на ней могут остаться следы пальцев, жировые пятна, и так далее. Поэтому желательно взять ее за самый краешек.
— Вот, — девушка, поискав, протянула квитанцию. — Я ее узнала. Переговор с Москвой. Номер тот самый. Десять минут.
Жильцов всмотрелся: на квитанции был набросан телефон Медновой. Запись была сделана явно наспех, шариковой ручкой. Чуть ниже той же ручкой, тем же почерком и так же наспех было написано: «10 мин». В самом низу уже другим почерком, похоже женским, кто-то внес исправление: «3 мин. — 2 р. 70 к.». И подписался.
Изучив бумажку, Жильцов посмотрел на девушку:
— Внизу ваша запись?
— Моя. Он заказывал десять минут. Говорил же — меньше трех. Пришлось исправить.
— Он, это кто?
— Дядечка, который сюда приезжал.
— Девятого июля?
— Ну да. Вот же штамп на квитанции. Девятого июля.
— Номер телефона тоже дядечка написал? Своей рукой?
— Кто же еще. Он. Длительность разговора тоже он написал. Десять минут. Потом я исправила, когда он закончил.
— Понятно. — Жильцов посмотрел на девушку. — Вас зовут Галя?
— Галя.
— А вас? — посмотрел на женщину.
— Тименкова. Любовь Трофимовна. Завотделением.
— Очень приятно. Моя фамилия, как вы уже видели, Жильцов. Зовут Виталием Евгеньевичем. Майор милиции, старший оперуполномоченный. Повернувшись, посмотрел на старика, который давно уже перестал писать. Товарищ, я могу попросить вас быть понятым?
— Чем, чем? — переспросил старик. — Не понял.
— Понятым. Мне нужен свидетель при производстве выемки документа. Много времени это не отнимет.
Сюрприз
Услышав звонок междугородной, Рахманов снял трубку:
— Слушаю. Привет, Виталий. Что там у тебя? Что-нибудь нашел?
— Кое-что. По описаниям телефонистки и свидетелей, девятого июля Медновой звонил Игорь Кириллович.
— Интересно. А Лотарев? Был он там?
— Лотарева здесь никто не видел. Я на всякий случай оставил несколько фотографий, люди обещали посмотреть.
— Какие-нибудь следы Игорь Кириллович оставил?
— Квитанцию с записью.
— И что же он там написал?
— Номер Медновой и количество минут — десять.
— Ручкой?
— Шариковой ручкой, синего цвета.
— Что, там ни подписи, ни фамилии?
— Да. Ни подписи, ни фамилии.
— Надеюсь, квитанцию изъял?
— Конечно.
— Ну а насчет опознания по голосу?
— С телефонисткой я поговорил. Обещала: она его опознает.
— Понятно. У тебя есть еще дела в Бараново?
— Нет. Все документы я оформил.
— Тогда скорей возвращайся. Ты нужен здесь.
— Понял. Только буду не скоро. Дорога тяжелая. Часа через четыре, не раньше. Как?
— Давай через четыре. Мы будем здесь до упора. Давай! Ждем.
— Хорошо. Еду.
Рахманов положил трубку. Посмотрел на Инчутина и Саенко:
— Слышали?
— Слышали, — сказал Инчутин. — Медновой звонил Игорь Кириллович?
— Точно. Игорь Кириллович собственной персоной.
Саенко отодвинул бумаги. Побарабанил пальцами по столу:
— Ну и ну. Вот тебе и стипендиатка.
В комнате наступило молчание. Наконец Саенко спросил:
— Что делаем?
Рахманов смотрел в окно. Он теперь не понимал, кто же в действительности звонил из Бараново. Сказал, обращаясь к Саенко:
— Интересно, завтра Меднова еще будет на картошке?
— Ну, гарантий нет. Но вообще-то должна быть.
— Значит, завтра с утра поедешь за ней.
— Завтра? Может, лучше сегодня? Для верности.
— Ни в коем случае. Если ты привезешь ее сегодня вечером, она за ночь сговорится с Лотаревым.
— Понятно.
— Ты должен привезти ее завтра, между двумя и тремя часами дня. Лотарева мы вызовем на два. Так что сговориться они не успеют.
Саенко некоторое время разглядывал стол. Сказал:
— Хорошо, Андрей Викторович. Постараюсь завтра привезти Меднову точно в два тридцать, по часам.
Шло третье утро после того, как Сашка переехал к Глинскому. Только что проводив Сашку, я работал над найденным дома незавершенным натюрмортом, как вдруг позвонили в дверь. Я отлично знал, что сам я никакого интереса для Вадима Павловича не представляю, и все же, выведя на всякий случай звук магнитофона на полную мощность, подошел к двери и пригнулся к глазку. Мне достаточно описывали Вадима Павловича. Вглядевшись, я понял: похоже, что сейчас за дверью стоит именно он. Стоящий был высоким, с седой прядью, зачесанной на лысину, при этом он выглядел каким-то тертым, затрапезным. На человеке был серый плащ, в правой руке он держал бумажку. Магнитофон ревел во всю мощь, и, стараясь перекричать его, я завопил:
— Кто там?
Человек давно уже видел, что я его разглядываю. Услышав мой крик, сказал спокойно:
— Телеграмма.
Мне показалось, что в его голосе прозвучала особая интонация, нечто среднее между уверенностью и безразличием. Может быть, почтальоны ведут себя именно так, но мне эта интонация не понравилась. Чуть выждав, я спросил:
— Телеграмма кому?
— Лотареву.
Откуда он знает мою фамилию? Узнал у соседей? Или у Веры? Вдруг я понял: меня охватывает страх. Липкий подсасывающий страх за свою жизнь. В том, что это Вадим Павлович, я уже не сомневался.
— Подождите! — крикнул я. — Я ничего не слышу! Сейчас уберу звук!
Вадим Павлович не отреагировал. Собственно, он и не должен реагировать, подумал я, ведь он играет роль почтальона. Вернувшись в комнату, я снял трубку. Вдруг, набирая номер Сашке на работу, почувствовал: мое сердце колотится, как сумасшедшее. Хорошо бы он был на месте. Хорошо бы. Он бы все понял. Все до конца. Если Вадим Павлович узнал, что это я был Игорем Кирилловичем, он запросто может меня сейчас пришить. А что? Наверняка он пришел не один. Им ничего не стоит выломать дверь и прирезать меня, пока Сашка будет раскачиваться со своей милицией.
