– Он... он скрылся, – хрипло проговорил шеф полиции. – Я не знаю, кто он такой. Я даже не знаю, что здесь произошло. А это кто?
– Взгляните на него, – предложил Рэмпол. – Он, вероятно, пытался остановить... того, другого. Разве вы не слышали выстрела? Ради Бога, давайте отнесем его в вашу машину и отвезем в Чаттерхэм. Вы беритесь за ноги, хорошо? А я – за голову. Постарайтесь не очень трясти.
Ноша оказалась тяжелой. Тело все время сгибалось пополам, таким же образом, как когда два человека пытаются передвинуть тяжелый матрас. Рэмпол почувствовал, что ему трудно дышать и больно сжимается грудь. Они продирались сквозь кусты, которые царапали им руки, а потом стали спускаться по длинному склону к тому месту, где на дороге стояла машина сэра Бенджамена.
– А вы оставайтесь здесь, посторожите, – распорядился шеф полиции, когда они уложили Баджа в салоне машины. – Мисс Старберт, вас я попрошу проехать со мной до доктора Маркли. Мы положили раненого на заднее сиденье, и его надо поддерживать. Благодарю вас.
Ну, держитесь покрепче, я буду разворачиваться.
Последнее, что увидел Рэмпол, была Дороти, она поддерживала голову Баджа, лежавшую у нее на коленях, когда машина рванула с места и развернулась, описав широкий круг своими фарами. Когда он повернулся, чтобы направиться в сторону тюрьмы, его охватила такая слабость, что пришлось прислониться к ограде. В голове, усталой и одуревшей, все вертелось, словно скрипучее колесо. Непонятно, почему он стоит здесь, привалясь к ограде, почему держит в руках шляпу Баджа.
Он тупо посмотрел на нее и выпустил из рук. Она упала на землю. Герберт Старберт...
К нему приближался свет фонарика. Сверху, по серому лугу, помогая себе палками, спускался доктор Фелл.
– Хэлло, это вы? – позвал доктор, выставляя вперед подбородок. Он подошел поближе и положил Рэмполу руку на плечо. – Молодец! – сказал он, помолчав. – Ну, так что же здесь произошло? Кого ранило?
Доктор старался говорить спокойно, но голос у него был слишком звонкий. Он продолжал:
– В основном я сам все видел. Когда он побежал, я крикнул, а потом мне показалось, что он в кого-то выстрелил...
Рэмпол приложил руку ко лбу.
– Этот человек, дворецкий, – как его там зовут? – Бадж. Он, по всей вероятности, наблюдал за нами из леса. Одному Богу известно почему. Я только-только успел перевалить его – ну, вы знаете кого – через край колодца, как вдруг услышал ваш крик, а потом кто-то побежал. Бадж бросился ему наперерез и получил пулю в грудь.
– Он не...
– Не знаю. – Голос американца звучал безнадежно. – Когда мы укладывали его в машину, он был еще жив. Они повезли его в Чаттерхэм.
Оба они помолчали, прислушиваясь к пению сверчков. Доктор достал из кармана флягу и протянул американцу. Коньяк огненной струей прошел по горлу, а потом разлился по жилам, заставив его вздрогнуть.
– Вы имеете представление о том, кто этот человек? – спросил доктор Фелл.
– Черта ли мне, кто он такой, – устало отозвался Рэмпол. – Я и взглянуть-то на него не успел, слышал только, как он побежал. Еще не очухался от того, что увидел там... Послушайте, нам, наверное, надо вернуться к покойнику.
– Я вижу, вы весь дрожите. Давайте-ка успокойтесь.
– Позвольте мне на вас опереться... минуточку... Так вот, дело, обстояло так...
Рэмпол сделал еще один глоток. Ему казалось, что его нос никогда не избавится от запаха, царившего в колодце, а тело – от тварей, которые по нему ползали. Он снова видел кольца веревки, брошенной с балкона, колени ощущали соприкосновение с каменным краем колодца в тот момент, когда он начал спускаться вниз...
– Дело обстояло так, – возбужденно продолжал он. – Когда я спустился на пять-шесть футов, веревка была мне уже не нужна. Там, в каменной стене, есть углубления: они вполне заменяли ступеньки. Я подумал, что тайник Энтони не должен находиться особенно глубоко, ведь в сильный дождь вода поднимается и может его затопить. Двигаться приходилось с большой осторожностью, так как ступеньки были скользкие; но тут я увидел один камень, он был почти совсем чистый. На нем четко различались слова «mea» и «mе», сохранившиеся от выдолбленной в нем полукруглой надписи. Все остальное почти полностью стерлось. Сначала мне показалось, что я никогда не смогу сдвинуть с места эту глыбу, но потом я покрепче встал на ступеньки, обвязал себя веревкой и засунул в щель кирку. Тут обнаружилось, что это всего-навсего тонкая пластина. Она легко вдвигается внутрь, а для того, чтобы поставить ее на место, есть небольшое отверстие, в которое можно вставить пальцы и потянуть, придав ей прежнее вертикальное положение. Там полно пауков и крыс. – Его бросило в дрожь. – Я не увидел там ничего капитального, какой-нибудь там комнаты или чего-нибудь в этом роде. Это просто ниша, выдолбленная в плоском камне, которым обложены стенки колодца, и дальше, в самой земле. Во всяком случае, она наполовину заполнена водой. Туда и было втиснуто тело Герберта, спиной вперед. Сначала я нащупал руку, а потом увидел след от пули на лбу. К тому времени, как я вытащил его наружу, я промок насквозь и был таким же мокрым, как он. Вы знаете, он ведь совсем небольшого роста, и, поскольку я обвязался веревкой, чтобы прочней держаться, мне удалось взвалить его на плечи. В его одежде кишмя кишели мухи, толстые, раздувшиеся, – бр-р! Они расползлись у меня по телу. Что до остального...
Он стукнул себя по спине, и доктор схватил его за руку.
– Там ничего больше не было, кроме... да, верно, я нашел носовой платок. Он почти совсем сгнил, но это, несомненно, платок Тимоти, в уголке метка: «Т. С», платок весь пропитан кровью, смят в комок и засунут в угол этого помещения. Мне, по крайней мере, кажется, что это кровь. Кроме того, там было несколько огарков и что-то похожее на обгорелые спички. Но никаких ценностей – ни шкатулки, ничего. Вот и все. Мне холодно. Позвольте мне взять мое пальто. Что-то ползает у меня под воротником...
Доктор дал ему еще раз хлебнуть коньяку из фляжки, и они двинулись, тяжело передвигая ноги, по направлению к Ведьмину Логову. Тело Герберта лежало там, где оставил его Рэмпол, у края колодца. Пока они смотрели на него при свете докторова фонарика, Рэмпол непрерывно вытирал руки, водя ими вверх и вниз по штанам. Маленькое скрюченное тело, голова повернута набок, словно он пытается разглядеть что-то в траве. Сырое и холодное подземное помещение сыграло роль холодильника; несмотря на то что с момента, когда его поразила пуля, прошло не меньше недели, не было никаких признаков разложения.
Рэмпол, которому казалось, что в голове у него звенят глухие колокола, указал на след от пули и спросил:
– Убийство?
– Несомненно. Оружия нет, да и вообще... вы же понимаете...
Слова, которые произнес американец, показались идиотскими даже ему самому по сравнению с теми чувствами, которые он испытывал.
– Этому надо положить конец, – сказал он, в ярости сжимая руки. Но больше сказать было нечего, в них выражалось все, и он повторил: – Этому надо положить конец, говорю я вам. И бедняга дворецкий... или вы думаете, что он причастен к этому делу? Мне это не приходило в голову.
Доктор Фелл отрицательно покачал головой.
– Нет, здесь только одно действующее лицо. Я знаю этого человека.
Прислонившись к стенке колодца, Рэмпол сунул руку в карман, чтобы достать сигареты. Он зажег спичку испачканной в грязи рукой и закурил. Даже сигареты были пропитаны зловонием колодца.
– Так, значит, конец уже близок? – спросил он.
– Да, конец близок, – подтвердил доктор Фелл. – Он наступит завтра, этому поможет одна телеграмма.
Он задумчиво помолчал, направив свет фонарика в сторону тела.
– Мне понадобилось немало времени, чтобы во всем разобраться, – внезапно добавил он. – Один человек, и только он один, мог совершить эти убийства. Он убил уже троих, а сегодня, возможно, убил и четвертого... Завтра днем прибывает поезд из Лондона. Мы встретим этот поезд. И с убийцей будет покончено.
– Значит... значит, убийца живет не здесь?
Доктор Фелл поднял голову.
– Не думайте сейчас об этом, молодой человек, – сказал он. – Ступайте в дом, примите ванну и переоденьтесь. Вам это необходимо. А я посторожу.
Со стороны Ведьмина Логова послышался крик совы. Рэмпол пошел через кусты по проходу, который они проделали недавно, когда тащили к машине Баджа. Только один раз он обернулся назад. Доктор Фелл погасил свой фонарик. В серебристо-голубом свете луны вырисовывалась львиная голова – массивный темный силуэт старого лексикографа, обращенный в сторону колодца.
Баджу было больно, и ему снились сны – больше он ничего не сознавал. Он знал, что лежит где-то в постели, под головой у него мягкие подушки. Один раз ему показалось, что он видит белую тюлевую занавеску, раздуваемую ветром; казалось, что в оконном стекле отражается свет лампы и что возле него кто-то сидит, наблюдая за ним.
