Как и говорил мужик, в комнате царил беспорядок. Кучи нестиранного белья валялись прямо на полу. Грязная посуда громоздилась на круглом столе в центре комнаты. Постель, небрежно застланная синим байковым одеялом, выглядела неряшливо. Оконные стекла давно не встречались с тряпкой. Я остановилась возле единственного стула, не решаясь сесть. Мужик покосился на засаленную обивку стула, крякнул и скрылся в соседней комнате. Через минуту он вернулся, волоча за собой табурет.
– Вот, присаживайся. Этот почище будет, – предложил он. – А хочешь, стой. Неволить не стану.
Чтобы не обижать хозяина, я все-таки присела на принесенный табурет. Свернув постель, присел и он.
– Можешь начинать, – разрешил мужик.
– Вы Бобон? – уточнила я, чтобы как-то начать разговор.
– Для кого Бобон, а для кого и Никита Васильевич, – улыбаясь во весь рот, заявил мужик. – А ты кто будешь?
– Я Татьяна, – представилась я, немного озадаченная озвученным именем, так как старик называл фермера простым русским именем «Ванек». – Никита Васильевич, у меня к вам не совсем обычный вопрос…
Договорить мне не дал громкий раскатистый смех. Смеялся Бобон от души, аж пополам складывался. Я решила переждать приступ смеха, а уж потом задавать вопросы. Отсмеявшись, Бобон вытер широкими ладонями выступившие на глазах слезы и извиняющимся тоном произнес:
– Уж простите, Татьяна. Не сдержался. Так чудно слышать, как кто-то меня по имени-отчеству величает. Пошутил я. Зовите меня, как все, Бобоном, а то живот от смеха надорву. Последний раз меня так в паспортном столе называли, когда документ менял.
– Наверное, давно это было? – предположила я.
– Не очень, – признался Бобон и осекся. – Вообще-то, давненько.
Интересно! Бобон вроде как испугался чего-то. Сказал про паспорт и тут же на попятный пошел. Очень интересно, особенно, если учесть, как его старик называл. В голове что-то слабо щелкнуло. Пока еще что-то неопределенное, но однозначно важное. Сделав вид, что не заметила его замешательства, я продолжила щекотливую, на взгляд хозяина дома, тему.
– Вот и я думаю, что давненько. Для плановой замены по возрасту вы вроде как молоды еще. А без нужды кто ж станет бумажной волокитой заниматься? – рассуждала я вслух. – Вот с женщинами – другое дело. Женщина может десять раз за жизнь паспорт менять. Если замуж каждые пять лет выходить будет. А вы, говорите, не женаты? Впрочем, мужчины после женитьбы редко со своей фамилией расстаются.
– На кой им с ней расставаться? – осторожно поддержал тему Бобон.
– Ну да. Действительно, на кой? – пристально глядя ему в глаза, произнесла я. – Вот вы, например, ни за что со своей фамилией не расстались бы, верно? Кстати, прозвище ваше от фамилии образовано?
Это был выстрел наугад. Я просто хотела увидеть реакцию Бобона на вопрос. Той реакции, которую получила, я не ожидала. Бобон вскочил с постели, засунул руки глубоко в карманы брюк и с вызовом выкрикнул:
– Тебе какое дело до моей фамилии? Хочу – оставляю, не хочу – меняю. Отчет ни перед кем держать не обязан! И вообще, вали, откуда пришла. Не будет у нас разговора, и точка.
Я не шелохнулась, лихорадочно соображая, что же произошло. Что так рассердило фермера? Неужели я угадала, и Бобон действительно избавился от родной фамилии? Когда, а главное, зачем? Нет, теперь я уйти точно не могу. По крайней мере, пока не получу ответы на все вопросы. А фермер распалялся все сильнее. Он начал бегать из угла в угол и изрыгать проклятия.
– И чего вам всем от меня надо? Ведь никого не трогаю. Живу себе спокойно. Так нет же, все ходите, вынюхиваете, в душу залезть норовите! А чего ради я перед вами оправдываться должен? Тем более перед сопливой девчонкой. Говори, кто проболтался? Ну?
Бобон остановился напротив меня, требовательно потрясая кулаками. Я изо всех сил старалась не показать своего замешательства. Нельзя допустить, чтобы он понял, что я не в курсе, о чем он тут твердит. Выдержав взгляд фермера, я спокойно произнесла:
– Сядьте и успокойтесь. Помнится, кто-то тут про приличия говорил. Так вот, неприлично выставлять за дверь гостя, даже не поинтересовавшись целью его визита.
Фермер, не ожидавший получить отпор от «сопливой девчонки», отпрянул, некоторое время вглядывался в мое лицо, а потом, вдруг успокоившись, вернулся на свое место. Внутренне облегченно вздохнув, я решила закрепить успех.
– А теперь поговорим спокойно, – произнесла я и спросила первое, что пришло мне на ум: – Что, сильно доставали?
– А ты как думаешь? – почти спокойным тоном ответил он. – Мало того что Полдурков, так еще и Иван. Да меня с рождения иначе как Иван Полудурок не звали. Думал, повзрослею, на ноги встану, перестанут дразнить. Ничего подобного! Как дразнили, так и продолжали дразнить. Достали совсем. Вот я и решил поменять все в корне. Только отчество и оставил. А они еще больше дразнить стали. Думаешь, я просто так тебя во дворе оружием пугал? Думал, «добрые» односельчане новую шутку спроворили.
– Надо было предположить, что прозвище останется, – неловко посочувствовала я. – Стоило не фамилию, а место жительства менять.
– Надо было, – спокойно согласился фермер. – Да шут с ними, пусть дразнятся. Нормальные люди меня Бобоном кличут. А идиотов в любом месте хватает. Где б не жил. И потом, куда ехать-то, если у меня здесь дом, хозяйство. Опять же ферма. Она доход приносит. Какое-никакое уважение. Как в былые времена.
– Это когда же? – спросила я.
– А когда в армии служил. Я ж, почитай, пять лет Родине отдал, – горделиво приосанился Бобон. – Оттуда и прозвище мое. Не то, что в деревне дали, настоящее.
– Вы служили в армии? – начиная соображать, что насторожило меня в поведении Бобона, спросила я.
– А как же! Два года срочно, да еще три по контракту, – признался он. – Лихое было время. Я ведь не где-нибудь, в горячих точках Родину защищал. Долг интернациональный выполнял. Хорошо, вовремя опомнился, на гражданку ушел. А то бы как мои боевые товарищи путь свой окончил.
– А как ваши товарищи окончили свой путь? – осторожно спросила я.
– Да как? Паршиво. У бойца после всех ужасов войны крыша наглухо едет. Кто успеет вовремя слинять, у того еще есть шанс. А кто протелится подольше, считай, все, чердак снесло, – охотно поделился своими наблюдениями Бобон.
– Как у Губанова? – внезапно спросила я.
– Угу, как у Губанова, – машинально ответил Бобон и сам испугался своих слов. – А ты откуда про Губанова знаешь?
Я промолчала. Бобон снова вскочил с дивана. Пробежался пару раз по комнате, снова сел и потребовал:
– Выкладывай, зачем пожаловала?
– Про Губанова узнать, – честно призналась я.
– Помер он. И меня к его смерти не примазывай, – отрезал фермер. – Я про него ничегошеньки не знаю. Сто лет не видел и видеть не хочу. И на могилу его не пойду, хоть волоком тащи.
– Паршивый человек? – сочувственно спросила я.
– О покойниках либо хорошо, либо никак, – произнес Бобон.
– Значит, никак? – уточнила я.
– Выходит, так, – согласился Бобон и, сам себе противореча, добавил: – Был когда-то Губа хорошим мужиком. И солдатом отличным. Только это давно было. После того крышу ему конкретно сорвало. Да я уж говорил, что вовремя линять надо.
– А он, выходит, не слинял? – повторила я слова Бобона.
– Он не слинял. И третий наш дружок тоже не успел. Жестокую с ними судьба шутку сыграла, – задумчиво проговорил Бобон. – Один в могиле, второй по вокзалам побирается. Ну, да это их дело. Человек сам свою судьбу строит.
– А третий кто? – спросила я.
– А вот он, твой третий, – неожиданно заявил Бобон, указывая рукой куда-то поверх моего плеча.
Я развернулась на табурете на сто восемьдесят градусов и оказалась лицом к лицу со здоровенным амбалом, занимавшим весь дверной проем. Как он вошел, я не слышала. Впечатление было такое, что амбал появился из ниоткуда. Материализовался из воспоминаний Бобона. Огромных размеров. Голова бритая наголо. Взгляд колючий. От него так и веяло опасностью. Амбал перевел взгляд с меня на Бобона и тягуче проинес:
– У вас тут, я смотрю, вечер воспоминаний, а, Бобон?
– Здорово, Арена. Как раз вовремя. Мы тут с дамой Губу поминаем. Не присоединишься? Вы ведь с Губой вроде как приятельствовали? Присаживайся, расскажи нам, как твой дружок до жизни такой докатился, – ничуть не обеспокоившись внезапным появлением бывшего сослуживца, предложил Бобон.
– В другой раз, Бобон. Не будем смущать девушку воспоминаниями о кровавых походах бывших воинов, – отказался амбал. – Вы тут воркуйте, а я как-нибудь в другой раз зайду.
Амбал оторвался от дверного косяка, и я разглядела на рукаве темной куртки изображение колокольчика с умывающимся котенком в самом центре. В голове снова щелкнуло. На этот раз так сильно, что даже больно стало. Нашивка! Про такую нашивку говорил охранник Губанова. У дебошира была такая, я точно помню. А прическу он, выходит, сменил. Я напряглась. Ладони тут же вспотели. Ну надо же, вот уж кого не ожидала тут встретить! Сама я с амбалом не справлюсь, это факт. Приметы, что охранник озвучивал, на мой взгляд, ничуть не преувеличивали размеров бугая. И оружия у меня нет. И подкрепления ждать неоткуда. Что же делать? Амбал может сообразить, что я по его душу заявилась. Нельзя его отпускать. Заляжет на дно, а то и в бега пустится, тогда уж хоть с собаками ищи, за сто лет не отыщешь. Пока я лихорадочно соображала, как задержать амбала, он успел развернуться к нам с Бобоном вполоборота. Еще чуть-чуть, и он уйдет.
