когда сознание буквально выталкивает воспоминание о муках и унижении. Но вы не были изнасилованы. Это совершенно точно. Следовательно, причина отторжения определённых воспоминаний связана с чем-то другим.
– Александр Петрович, а я не могла сойти с ума?
– А почему вам вдруг пришла в голову эта мысль?
– Как только я пытаюсь вспомнить, что случилось, мне сразу мерещится глаз.
– Какой глаз.
– Чёрный круглый блестящий.
– Возможно, вы видели что-то подобное в момент потери сознания, или, напротив, когда сознание начало возвращаться к вам. И этот образ запечатлелся в вашей памяти именно потому, что ваше сознание было в пограничном и уязвимом состоянии. И так как этот «глаз» как-то связан с нападением, он «заслоняет» неприятные для вас воспоминания.
– Но это точно не сумасшествие?
– Если вы настаиваете, я могу организовать консультацию психиатра, но абсолютно уверен, что вам это, ни к чему.
– Доктор, но я должна вспомнить, кто напал на меня. Он убийца, его надо остановить!
– Людочка, над этим работают специально обученные люди. Бесспорно, ваши показания могли бы помочь им, но поверьте, они не могут строить всю свою работу только на свидетельстве тяжело травмированного человека. Так, что пусть совесть вас не мучает. Даже если вы не сможете вспомнить нападавшего, его всё равно сумеют вычислить. Я в этом уверен.
***
Мне уже разрешили садиться на кровати, а иногда (строго в присутствии медсестры!) даже ненадолго вставать. А ещё ко мне пустили друзей. Первыми, конечно, в палату влетели Вика и Соня.
– Представляешь, какое безобразие, – закричала Вика прямо от двери, – пускают только по два человека. А там к тебе пришли все наши.
– Кто?
– Юля, Гульнара, Тереза, Инга, Наташа, Стас, Ромка, Олег, Мигель. Нам пришлось жребий тянуть, кому первому к тебе идти.
– Да, пришлось побороться за право первого посещения, – тихо засмеялась Соня, – особенно, когда доктор сказал, что если мы тебя сильно утомим, то он прервёт поток посетителей.
– Ну вот, а мне так хочется всех увидеть. Я так по всем соскучилась! Да и чувствую я себя уже хорошо. Только память отшибло.
– Ты совсем, совсем ничего не помнишь? – Жалостливо ахнула Соня.
– Эй, ты что?! Сессия же на носу. Мы со Стаськой только на тебя и рассчитываем, – воскликнула Вика.
– Нет, я что-то помню. У меня какая-то избирательная амнезия. Вот в тот четверг, мы с тобой, Вика, собрались в кафе, и мне кто-то позвонил. А кто позвонил, убей – не помню.
– А что тут вспоминать, – хмыкнула Вика, – Тимур тебе позвонил. У тебя ещё такое лицо стало, будто ты лимон жуёшь. И говорить ты при мне и ребятах не стала, а ушла на лестницу.
– А что у вас с Тимуром случилось, если не секрет? – Спросила Соня. – Вы поссорились?
– Да нет, скорее расстались. Совсем. Невозможно общаться с человеком, который может говорить только о деньгах.
– Ну, мало ли какие у человека обстоятельства, – вздохнула Соня, – я вот тоже о деньгах двадцать четыре часа в сутки думаю.
– Сонь, ты себя-то с ним не сравнивай! Ты из другого города, живёшь в общаге, подрабатываешь в Макдональдсе. А Тимур из о-очень обеспеченной семьи. Ему на обедах, как тебе, экономить не надо! А вообще, ну его! Говорить о нём не хочу.
***
Ребята пробыли у меня до самого вечера. Я чуть ужин не пропустила. Да и ладно. Мы так и болтали бы без конца, но строгая медсестра Жанна Давыдовна выгнала моих друзей без всякого снисхождения.
Я откинулась на подушки, переполненная впечатлениями. Ребята столько всего рассказали. Где-то там бурлит жизнь, а я тут отлёживаюсь. Вот досада!
Что-то сегодня я услышала очень важное. Нет, это не очередные козни амнезии. Просто в ворохе обрушившейся на меня информации это важное как-то затерялось. О чём именно мы говорили? Ну, про грядущую сессию понятно. Если врачи позволят, я бы хотела сдавать вместе с ребятами. Тем более что Соня обещала мне свои конспекты за то время, что я в больнице прохлаждаюсь. Что ещё? Ах, да! Вика со Стасом подали заявление и собираются пожениться сразу после сессии. Про них всё понятно, мы почти три года ждали, когда же они, наконец, это сделают. Динка обожглась кислотой, чуть в больницу не попала. Семёна предупредили, что если он не возьмётся за ум, его могут даже не допустить до сдачи экзаменов. Ох, допрыгается парень до армейских портянок! Что же ещё?
Ага. Вика сказала, что мне в тот день звонил Тимур, а я это почему-то не могла сама вспомнить.
Ладно, я «подумаю об этом завтра», как любила говаривать Скарлет О’Хара. Тем более что Жанна Давыдовна уже идёт по мою душу (точнее ягодицу) со шприцом.
***
На следующий день строгую Жанну Давыдовну сменила хохотушка Ниночка. Это было здорово. Мы с Ниночкой ровесницы, и мне гораздо проще общаться с ней, чем с Жанной Давыдовной, которую я побаиваюсь. Ниночка помогла мне встать и подойти к окну. Ужасно хотелось посмотреть на мир.
По подоконнику скакал и вопил во всю глотку воробей. При нашем приближении, он испуганно замер и уставился на меня круглым блестящим глазом.
– Это же воробей! – Воскликнула я.
– Ну, да. А ты кого ожидала увидеть? Жар-птицу волшебную? Конечно воробей. Этот пацан пернатый уже два года под подоконником гнездо устраивает, и потом орёт во всю глотку – невесту заманивает, – сказала Ниночка.
– Понимаешь, когда я пыталась вспомнить, что со мной случилась, мне постоянно глаз мерещился. Нечеловеческий такой! Жутковатый. Круглый. Мне так жутко от этого становилось. А это просто воробьишка там оказался, когда я начала в себя приходить. Сам бедолага перетрусил наверно! А я-то что только не навыдумывала.
– Эх ты, воробья испугалась, – засмеялась Ниночка, – хотя, если честно, в том положении, что ты оказалась, можно не только воробья, комара можно за чудовище принять.
Едва я разгадала тайну странного глаза, мне как-то стало легко и весело. Теперь я уже не сомневалась в том, что смогу вспомнить всё.
***
Итак, в тот день мне позвонил Тимур. Я до сих пор испытываю чувство какой-то неловкости, оттого, что так решительно разорвала с ним отношения. А ведь какая была любовь…
Надо признаться, что Тимур не был моей первой любовью. Я ужасно влюбчивая, и ещё до встречи с ним успела повлюбляться бессчётное количество раз.
И первой моей любовью стал Стасик. Тогда папа ещё не стал «Большой белой акулой рекламного бизнеса», как его любит насмешливо называть мама. Он только начинал свой путь в рекламе, и жили мы тогда в обыкновенной пятиэтажке в Кунцево. Со Стасиком
