Ознакомительная версия.
— Не знаю. Я сижу у окна и высматриваю любую редкую тень, которая приближается к нашему подъезду. Она до сих пор не вернулась. Ее мобильный отключен. Обычно она меня предупреждает, что где-то задерживается, а в этот раз даже не позвонила…
— Вы ее мама? — Я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
— Я ее бабушка. У Оленьки нет родителей. Они погибли в жуткой аварии, когда она была еще совсем маленькой. Я вырастила ее сама без посторонней помощи. Нам с Оленькой было очень тяжело, ведь я почти слепая. С каждым годом зрение садится все больше и больше…
От безысходности и томительного ожидания пожилая женщина хотела поговорить, поделиться своей тревогой.
— Я думаю, она где-то задержалась. Правда, она очень обязательная, никогда не заставляла меня страдать. Она очень чуткая и очень ранимая. Только с виду такая взрослая, а на самом деле сущий ребенок. Прячется за бабушкину спину от всех невзгод, обожает пирожки, которые я стряпаю, боится темноты и уколов. Она бережет меня, никогда не показывает своего плохого настроения. Если ее кто-то обидит, она придет домой, включит музыку, распустит свои длинные волосы и начинает танцевать. Оленька очень красиво танцует. Она, когда совсем маленькой была, в кружок танцев ходила. Все ее грамоты у нас дома развешаны. Я вот только не пойму, почему она так сильно задерживается.
Неожиданно пожилая женщина замолчала и после паузы испуганно спросила:
— Простите, милая девушка, а вы кто?
— Я ее подруга.
— Вы учитесь вместе с Оленькой в институте?
— А Оля учится в институте? — опрометчиво спросила я.
— Она защищается в этом году. На красный диплом идет. Ее все преподаватели хвалят; Очень умная девочка. На бесплатном отделении учится. Сама поступила, без всякого блата. А еще она в торгово-производственной фирме подрабатывает. Получает неплохо, потому что трудится не покладая рук. Ее на работе ценят. Она с прошлой зарплаты мне новое платье купила и босоножки. Очень даже удобные. А вы ее откуда знаете?
— Мы с ней у института познакомились, — соврала я и, не попрощавшись, бросила трубку.
Я опустилась на пол, обхватила колени руками и заревела. Кто-то потряс меня за плечо. Это был Юрий. Он подсел рядом и положил свою голову мне на плечо.
— Вика, что происходит? Почему ты не спишь? Может, ты мне все-таки расскажешь, что произошло?
Я моментально успокоилась и посмотрела на мужа любящим взглядом.
— Юрец, если ты когда-нибудь полюбишь другую женщину, я просто умру.
Юрец покрутил пальцем у виска, раздул ноздри и пробасил:
— Ты что, спятила? Я же тебя так люблю, что свихнуться можно! Вот и сегодня все пацаны в баню поехали, а я домой. Я же знаю, что ты меня ждешь, переживаешь…
Я поцеловала его и смущенно улыбнулась.
— Ты правду говоришь?
— О чем?
— О том, что все в баню поехали, а ты домой?
— А зачем мне врать-то?
— Господи, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю!!! — радостно закричала я.
— Тише, соседей разбудишь!
— Да и Бог с ними, с соседями. Скажи, а ты правда знаешь, что я тебя жду и переживаю?
— Конечно. — Юрец подозрительно посмотрел на меня и пробурчал себе под нос: — Ты какая-то сегодня странная.
— Какая? А ну-ка повтори еще раз это слово. Какая я?
— Странная.
— Странная! Странная! И ты любишь все мои странности! Получается, что женщину любят за странности…
Я вспомнила слова Вадима об Ольге. Вадим называл ее странной женщиной и говорил, что больше всего на свете любит ее странности.
— Вика, что с тобой происходит? — не мог успокоиться Юрец.
— А с чего ты взял, что со мной что-то происходит?
— С того, что я застаю тебя посреди ночи плачущей, бутылка виски стоит… Ты ничем не хочешь со мной поделиться?
— Хочу.
— Так давай делись.
Юрец взял меня на руки и отнес на кровать. Он бережно накрыл меня одеялом и лег рядом.
— Делись, — повторил Юрец и посмотрел на меня настороженным взглядом.
— Делюсь, — как-то по-пионерски отчеканила я и выложила Юрцу все, что произошло со мной и Милкой, как на духу.
Юрец внимательно меня слушал, ни разу не перебив. Когда я закончила свой рассказ, он посмотрел на меня такими глазами, что у меня по коже побежали мурашки.
— Юр, ты что? Может, тебе водички принести? Он не ответил и по-прежнему смотрел на меня холодным взглядом.
— Ну ты что на меня так смотришь, ей-богу?
Я спрыгнула с кровати, но Юрец схватил меня за руку и вернул на место.
— Ты куда собралась? —За водичкой.
— За какой водичкой?!
— За обыкновенной, питьевой водичкой, — промямлила я. — Ну, что ты, ей-богу?
— И она еще говорит про Бога, — взвыл разъяренный Юрьевич. — Да ты же ведь антихрист! Я тебе сейчас такую водичку покажу, что мало не покажется!
Я посмотрела на него жалобным взглядом и промурлыкала, как ни в чем неповинная домашняя кошечка.
— Юр, ты меня любишь или нет?
— В том-то все и дело, что люблю. Ну почему я полюбил сумасшедшую?!
— Не сумасшедшую, а странную, — аккуратно поправила я мужа.
— Мне кажется, что ты все-таки сумасшедшая. Тебе почему спокойно не живется? Почему ты постоянно попадаешь в какие-нибудь истории?! Почему у всех жены как жены, а у меня невесть что?!
— Я что, плохая жена?!
— Хорошая. — Юрец произнес это с сарказмом и отвернулся.
— Вот поэтому ты меня и полюбил. Потому, что я не такая, как все.
Я немного помолчала и после минутной паузы произнесла:
— Юр, а как ты относишься к тому, что я болела раком?
Юрец вновь покрутил пальцем у виска.
— Точно чокнутая. А это ты зачем приплела?
— Я это просто так спросила, ради страховки.
— Ради какой страховки?
— Некоторые считают это клеймом на всю жизнь.
— А ты плюй на некоторых. Ты мне любая нужна. Пусть хоть у тебя рук и ног не будет.
Я посмотрела на Юрьевича перепуганными глазами и отрицательно замотала головой.
— Э, нет, так не пойдет. Пусть у меня руки и ноги будут на месте.
Юрьевич потянулся к пепельнице, поставил ее на кровать и закурил.
— Знаешь, я думал, что ты у меня одна сумасшедшая, а оказывается, нет. У тебя даже окружение сумасшедшее.
— Ты это про кого?
— Про твоих подруг.
— Про Милку, что ли?
— Про нее самую. Вы травите людей, затем стреляют в Вадима.
— Это не я травила, а Милка. Но если ты загуляшь, я ее отравлю без тени сомнения.
— Кого ее?
— Ту, с которой будешь гулять. Напою ее термоядерной колой .
— Ты что несешь? — перепугался Юрьевич.
— А то. Между прочим, в какой-то стране, правда забыла в какой, за супружескую измену наказывают смертной казнью. Если трахнулся, сразу в тюрьму. А затем голову отрубают. Удобно. И почему у нас такие законы не вводят? Почему за все расплачиваются бедные женщины? Так бы ни один мужик не гулял. У него бы кроме жены ни на кого не стоял.
— Вик, ты хоть понимаешь, что несешь-то? — оторопел Юрец.
То ли пара рюмок шотландского виски лишила меня рассудка, то ли полный стрессов день, но я поняла, что в этот момент мои тормоза полностью отказали. Сбросив с себя простыню, я расстегнула ночную рубашку и обнажила грудь.
— Так что, Юрец, выбирай, гулять тебе или нет. Любую на тот свет отправлю. Для меня это пара пустяков. Я у Милки опыта поднабралась.
Неожиданно силы оставили меня. Я обхватила голову руками и громко заревела. Юрий крепко прижал меня к себе и стал гладить по голове.
— Дурочка, что ж ты сама себя мучаешь? — приговаривал он ласковым и каким-то отеческим голосом.
— Скажи, ты никогда не будешь гулять? — спросила я, тихонько всхлипывая.
— Не буду. Не хочу, чтобы ты за решетку загремела. Не хочу тебе передачки носить.
— Какие еще передачки? — насторожилась я.
— Обыкновенные. Ты же сама сказала, что любую на тот свет отправишь. А за любое преступление наказывают, от этого никуда не денешься.
— Так уж за любое! Да у нас каждое второе преступление не раскрыто. Даже не каждое второе, а каждое первое.
— Смотря какое преступление. Ревнивая жена отравила любовницу. Это же так банально. Тут только ленивый не раскроет.
— Ты хочешь сказать, что Милку посадят?
— Конечно. И не только Милку.
— А кого еще?
Я почувствовала, как бешено забилось мое сердце, во рту пересохло.
— Ты следом пойдешь. — Я?!
—Ты.
— А я-то за что?
— Как соучастница.
— Какая я, к черту, соучастница?!
— Самая обыкновенная. Милку посадят за убийство. А тебя за соучастие в преступлении.
— Ты что несешь? Я же ей травить не помогала. Я вообще при этом не присутствовала.
Ознакомительная версия.
