Ознакомительная версия.
– Знаем, знаем, – я положила в три чашки кофе и залила его кипятком, – примерно то же самое сказал и Рома. Только он говорил, кажется, о радиоактивных боеприпасах.
– Может быть, и так, – кивнул Кряжимский, – но это не имеет принципиального значения. Дело в другом. Деньги, полученные на захоронение отходов, действительно около двадцати миллионов в долларовом эквиваленте, областная администрация перечислила на счет военного ведомства, которое должно было заниматься утилизацией.
– Кажется, я что-то об этом тоже слышала, – я подала всем кофе.
– У нас тогда много про это говорили, но только между собой, – согласился Сергей Иванович. – Деньги эти были растрачены, а отходы свалены просто в овраг. Произошла настоящая экологическая катастрофа. Хорошо еще, что отходы не выбросили в реку, тогда последствия могли бы оказаться еще более плачевными.
– И чем же закончилось дело?
– Во всем обвинили генерала Гулько, он стоял тогда во главе военного ведомства. Быстренько состряпали дело и посадили его, если не ошибаюсь, на десять лет, так что через три года он должен выйти на свободу.
– Вы сказали, Гулько? – переспросила я, хотя прекрасно слышала, что сказал Кряжимский.
– Гулько, – подтвердил Кряжимский, – кажется, Григорий Петрович Гулько. А почему ты спрашиваешь?
– Какого-то Гулько, сбежавшего из мест лишения свободы, убили два дня назад при задержании, – я взяла в руки чашку с кофе, подержала ее немного и снова поставила на стол. – Вчера утром об этом происшествии сообщили местные новости. Что-то мне говорит, что это тот самый Григорий Петрович Гулько, которого посадили на десять лет. И убили его рядом с супермаркетом «Поволжье», недалеко от клуба «Покер», где в тот вечер играл Коромыслов.
– Да-а, – заметил Кряжимский, – похоже, так оно и есть.
– Конечно, похоже, – в эвристическом порыве воскликнула я, – Миша мне говорил, что более подробная информация будет у него утром, он и встречу мне назначил поэтому на следующее утро. Полагаю, он встретился с Гулько где-то рядом с клубом, а может быть, и в самом клубе. А потом, когда он простился с Гулько, на того натравили милицию. Вполне возможно, что убили по неосторожности, если можно так выразиться. Скорее всего он действительно побежал, потому что документов наверняка не имел.
– Почему ты так думаешь? – Кряжимский нацепил на нос очки и уставился на меня.
– В новостях сказали, что он сбежал из мест лишения свободы несколько дней назад, – пояснила я. – Только непонятно, зачем ему понадобилось бежать незадолго до освобождения? Кстати, что с теми деньгами, которые выделили на захоронение отходов?
– Тех денег так и не нашли, – удрученно сказал Кряжимский. – Выделили еще денег. На этот раз все сделали как надо. Овраг, куда свалили отходы, более-менее зачистили, и об этом все надолго забыли – не до того было. Тогда как раз Белый дом защищали, это казалось важнее всякой экологии.
– Получается, – задумчиво произнесла я, – деньги-то испарились?
– Из бюджета, – уточнил Кряжимский, – но наверняка не из карманов Гулько.
– Тогда его побег кажется мне совсем не умным делом, – сказала я и сделала несколько глотков кофе. – Если он припрятал денежки, отсидел бы еще три года… По сравнению с семью годами это не так уж много… А потом жил бы в свое удовольствие. Двадцать миллионов… – мечтательно вздохнула я.
– Здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд, – пожевал губами Кряжимский. – Тогда я об этом особенно не думал, а сейчас смотрю на все по-другому. Свежим взглядом, как говорится.
– Интересно, что же вы увидели своим свежим взглядом, – иронично поинтересовалась я.
– Понимаете, – Кряжимский перевел взгляд с меня на молчащего Виктора, потом снова на меня, – тогда я не обратил внимания на то обстоятельство, что деньги перевели военному ведомству не частями, а все сразу. Ведь обычно как поступают? На тебе часть денег, начинай работать. Сделал часть, получи еще. А здесь всю сумму одним махом.
Я стала понимать, к чему клонит Кряжимский.
– Вы хотите сказать, – вставила я, – что деньги присвоил не один Гулько?
– Точно, Олечка, точно, – закивал головой Сергей Иванович, – ты совершенно права. Григорий Петрович наверняка с кем-то поделился.
– Если бы мы знали, с кем, – задумалась я, – то могли бы почти наверняка знать, кто убил или, правильнее сказать, кто стоит за убийствами Коромыслова и Егорова.
– Ты совершенно права, – заявил Кряжимский.
Я достала сигарету и закурила.
– А кто может быть подельником Гулько? – спросила я. – Все происходило так давно.
– Давай рассуждать. – Кряжимский отхлебнул кофе. – Кто в области распоряжается деньгами?
– Ну то есть как кто? – удивилась я. – Губернатор, конечно.
– В целом ты права, – кивнул Сергей Иванович, – но губернатор определяет только стратегию, а конкретные команды дает министр финансов области. В девяносто третьем году еще не было областных министерств, они образовались немного позже, а существовали отделы при администрации области. Так вот, начальником финансового отдела тогда был нынешний наш губернатор Дмитрий Алексеевич Парамонов.
– Ну и ну, – я едва не свистнула, – значит, это он…
– Я бы не стал торопиться с выводами, – тормознул меня Кряжимский, – но мне кажется, ты недалека от истины.
– Что значит недалека? – вопросительно взглянула я на своего зама.
– Ну, скажем так… – замялся Сергей Иванович, – наверняка это утверждать нельзя.
Я поняла, что он немного сдрейфил. Еще бы не сдрейфить, с пониманием подумала я, ведь это же не шутка – губернатор области. Это почти что царь Тарасовской губернии. Одного его слова достаточно, чтобы человек просто-напросто исчез с лица земли. Если я и преувеличиваю, то лишь самую малость.
– Ладно, – согласилась я, – не будем ничего утверждать, а просто порассуждаем еще немного. Гипотетически, так сказать. Почему Гулько взял всю вину на себя? Почему ничего не сказал на суде?
– Не думаю, что на твой вопрос можно ответить однозначно, – нехотя произнес Кряжимский, – тем более что мы рассуждаем гипотетически, как ты сказала.
– Да, да, – подбодрила я его, – конечно, гипотетически. Но я пока вижу на этот вопрос только один ответ. Ему пообещали оставить за это его долю, вот и все.
– Ну, свои-то денежки Гулько давно припрятал и отдавать никому не собирался, – заявил Кряжимский. – Скорее всего ему пообещали скорую амнистию, если он возьмет всю вину на себя. Этим-то и объясняется то, что он не сдал на суде своего подельника.
– А подельник его обманул и оставил гнить за решеткой, – закончила я его мысль.
– Вот именно, – согласился Сергей Иванович, – или Гулько вообще пообещали условное наказание. Не забывайте все-таки, что он был генералом. А как сказал один наш полковник, руководитель силового ведомства, когда ему вручали генеральские погоны, генерал – это не звание, это просто счастье. И вот этого счастья Гулько лишился. Обидно.
– За такие деньги можно снести и не такую обиду, – довольно цинично заметила я. – Но что же у нас получается в конце-то концов?
– Мне это видится так, – более смело продолжил Кряжимский, – Гулько, конечно, был потрясен вынесенным ему приговором, но сначала еще надеялся, что его скоро амнистируют. Когда же этого не случилось, он затаил обиду, и обиду нешуточную. Проходил год за годом, а в тюрьме они тянутся намного дольше, чем на воле… Денщика опять же рядом нет… Обида копилась и копилась… Он вынашивал планы мести, но сделать ничего не мог.
– Ну, подождал бы еще три года-то.
– О, – воскликнул Кряжимский, – три года для человека, горящего желанием отомстить, это огромный срок. Гулько решил сбежать. То есть, я хочу сказать, что сбежать он наверняка решил намного раньше, но требовалось тщательно подготовить побег. Ведь если бы его поймали, то месть отодвинулась бы на неопределенный срок, а то и вовсе стала бы несбыточной мечтой.
– И как же, по-вашему, он собирался отомстить своему обидчику? – сгорая от любопытства, спросила я.
– То, что он сделал, – сказал Кряжимский, – ты и сама уже знаешь. Гулько обратился к нескольким журналистам, чтобы опубликовать документы, содержащие, полагаю, компромат на Парамонова. Речь, безусловно, идет о бумагах, подтверждающих причастность последнего к той давней истории девяносто третьего года. Думаю, это могло быть распоряжение о переводе денег за его подписью или еще что-то в этом роде…
– А почему Гулько обратился именно к Коромыслову, Егорову и Лютикову?
– Может, он и еще к кому-то обращался. – Кряжимский посмотрел на меня поверх очков. – Не забывай, что он не был на свободе семь лет, за это время многое изменилось. Появились новые издания, а старые канули в Лету. Он просто не знал, к кому надо идти, и обратился к первым попавшимся.
– Теперь понятно, – задумчиво произнесла я, – почему все журналисты решили доверить эту информацию мне.
Ознакомительная версия.
