Ознакомительная версия.
Рассеянно слежу за чайками, парящими на широких крыльях над водой. Виолетта всегда называла чаек помойными птицами. Мол, они хуже голубей. Все городские помойки заселили.
Кстати, утверждение Мари, что она беременна от Харди оказалось ложью. Вскрытие неопровержимо это доказало. Я слышал вчера, как Сквортцоф успокаивал опечаленного Бахмана. Напрасно Никс так расстроился. Великан успел побывать и в клинике, но Баклажан его разочаровала. Его реакция на моё упоминание об африканке свелась к короткому рыку: «Чокнутая баба!» Впрочем, мистические воззрения Баклажана сразу стали неважны, как только Сквортцофу сообщили, что велосипед принадлежит Никсу. Инспектор прямо из клиники ринулся в Замок.
Конечно, хотелось бы жить более интеллектуальной жизнью, но, как оно получилось, так и получилось. Теперь Никс лежит в морге с раздробленным черепом и клеймом убийцы-психопата. Харди и Мари скоро похоронят рядышком на старом кладбище в центре Нашего Городка. Несчастные влюблённые голубки, павшие от руки злодея. Наверное, так эта история будет преподнесена обывателям местными газетами. Затем появится ещё одна городская легенда, подтверждающая недобрую славу Замка. Вроде всё так, но почему у меня на душе скребут кошки?
Достаю свой мобильник и набираю номер Баклажана. У меня есть к ней вопрос, который не даёт мне покоя. Минуту слушаю короткие гудки, потом прекращаю мучить телефон. Ладно, позвоню позже.
Возвращаю себя обратно в башню. Проходя через офис, здороваюсь с Эрихом, который занят разговором с какими-то людьми. «Халло! – Халло!» Лили не видно. Она где-то в бегах. Я знаю, что завтра Замок снова открывается для посетителей и у персонала полно хлопот.
Наворачиваю круги против часовой стрелки по винтовой лестнице. Второй этаж. Зачем-то дохожу по длинному коридору до южного крыла. Здесь тихо. Передо мной череда одинаковых дверей, за которыми прячутся одинаковые комнаты. Тут жили женщины: Селина, Урсула, Баклажан, Мари. В тёмной нише по-прежнему блестит латами рыцарь. Только теперь он безоружен: кинжал и алебарда хранятся в полиции.
Что я здесь делаю? Нерешительно нажимаю на ручку одной из дверей. Заперто. Позавчера там внутри умерла Мари. Всего два дня назад, а кажется, что прошла вечность.
Заставляю себя покинуть место трагедии. Поднимаюсь по лестнице в свою комнату, сажусь к ноутбуку, включаю. Агафон тут как тут. Приветствую его из своего далёка:
– Привет, братан!
– Привет, братан! – отвечает мне Агафон словно эхо с другого конца света. – Что нового?
Я лукавлю:
– В нашей жизни нового мало. Как паппа?
– Папа всё пугает людей своим трудоустройством. Давит телефонными звонками средний и малый бизнес.
– Это в общем, а в частности?
– В частности отныне он моет колбасу хозяйственным мылом. С этого понедельника папа чистоплотен до омерзения.
Я вздыхаю.
– А что ты хочешь? Бриллиантовый возраст.
Пообщались, обсудили отца, обругали правительства, обменялись впечатлениями о погоде, разъединились. Агафон остаётся по ту сторону экрана бороться с неудобной папкиной старостью, а я опять набираю номер Баклажана. И опять напрасно. Едва кладу мобильник на стол, как снизу звучит голос Лили:
– Вадим, вы идёте на ленч?
Конечно, иду. Такое правило. И в любом случае завтрак Геракла лучше беспорядочной пальбы.
В столовой непривычно пусто. По укоренившейся за неделю привычке сажаю себя на прежнее место. С одной стороны должен быть Эдик, с другой – Баклажан, напротив меня – Кельвин. Сейчас в сумрачном помещении я кукую один. Лиля гремит посудой на кухне. Каково ей топтаться на том самом месте, где несколько часов назад бился в агонии Никс? Брр!
Что-то есть мне совсем не хочется. Тем более, неаппетитный овечий сыр и безвкусные оливки. Ругая себя за излишнюю чувствительность, наливаю в чашку горячий кофе. Сахар, сливки. Пробую, взбадриваюсь. Так-то лучше!
– Кушайте, Вадим! Это очень полезно. Минимум холестерина, – кричит с кухни Лиля.
Недовольно смотрю на скромное угощение. Что б тебя твои дети так кормили!
Сдержанно поблагодарив Лилю за ленч, возвращаю себя в нагретую комнату. Едва успеваю перевести дух, как мобильник громко сообщает, что звонит Марина.
– Как дела, милый? По дому ещё не соскучился?
– Соскучился, – плаксиво бормочу я. – Ну, когда ты заберёшь меня из этих руин?
– Могу тебя обрадовать, – смеётся супруга. – Лукас завтра возвращается из спортлагеря. Саша закончил ремонт своей квартиры. Переедет туда, как только я вернусь с «кура». Если хочешь, поживи две недели с мальчиками, а там и я подскочу. Лады?
Я рад. Хватит с меня этой кровавой средневековой романтики.
– Лады.
– Ты, правда, больше не хочешь гостить в Замке? – спрашивает Марина.
– Здесь очень холодно и сыро, – давлю я на жалость. – По утрам просыпаюсь покрытый инеем, а это вредно для здоровья.
– Значит, договорились, – решительно заявляет Марина. Она вообще такая: командирка. – Я позвоню Саше и договорюсь с ним, чтобы завтра утром он отвез тебя домой. О’кей?
– О’кей, солнце!
– А ты меня любишь? – интересуется Марина. Я понимаю, даже командиркам необходимо, чтобы их любили.
– Конечно, Маринка. Ты же знаешь, что для тебя я луну разломаю.
Довольная жена уже хочет проститься со мной, но у неё не к месту включается материнский инстинкт.
– А таблетки ты пьёшь?
– А у меня, действительно, всегда задумчивое лицо?
Марина снова смеётся.
– Кто тебе это сказал? У тебя лицо человека, который никак не может что-то вспомнить. Пьёшь таблетки?
– Как ты можешь сомневаться? – обижаюсь я, сердито глядя на подоконник, где покрываются пылью коробочки с лекарствами. Ну а что? Я ведь уже отругал себя за неорганизованность. – Мужик сказал – мужик сделал, Марина. Если не сделал, женщина задолбала – мужик сделал.
– Ладно, поверю на слово. Тогда целую и чюсс! – заканчивает муторный для меня разговор Марина.
– Чюсс!
Мой обед опять проходит в одиночестве. Лиля сообщает, что Эрих уехал по делам и, поставив на стол тарелку с борщом, убегает в офис. Скорбное дребезжание колокола настроение не повышает. Да ещё не вовремя вспоминаю, как вчера художники прощались со мной, своим бестолковым детективом. Торопливые рукопожатия. Небрежные «чюсс!». Укоризненные взгляды. Хорошо хоть не отлупили. Зато на Сквортцофа творческие люди смотрели с обожанием. Было понятно, что они благодарны инспектору за то, что он так быстро нашёл убийцу и им больше не нужно хоронить себя заживо в Замке. А вот я их надежд не оправдал. Обидно, конечно. Я вздыхаю. Ну и ладно!
Лили всё нет, поэтому после еды я сам отношу посуду в кухню. Невольно разглядываю пол. Он чисто вымыт. А что я хотел увидеть? Лужу крови и брызги мозгов на каменных плитах?
Возвращаю себя сытого в комнату. Завариваю кофе. Мне нужно хорошенько подумать, а без допинга это сделать не легко. Меня не оставляет чувство, что Сквортцоф поторопился. Неврастеник Никс ведь признался в убийстве Мари, но не Харди. А что, если убийца красавчика сейчас готовится к выставке, которая все-таки пройдет в Замке? Но чтобы разобраться, мне необходимо поговорить с Баклажаном.
Опять звоню неуловимой женщине с экватора. Есть! Я уже и не надеялся услышать её своеобразный немецкий. Однако Баклажан на связи.
– Халло, Ида! Это Вадим.
– Халло! Какой Вадим?
– Писатель из России.
Голос Баклажана меняется. Представляю, как она улыбается сахарными зубами.
– Ах, это вы? Очень приятно!
– Мне нужно узнать у вас одну вещь. Это важно.
– Да?
– Цедрик Никс сказал, что в понедельник взял у вашего руководителя для вас ключи от подземного хода. Это правда?
– Не совсем.
– Что значит «не совсем»?
– Очень просто. В прошлый понедельник доктор Бахман, Понтип, Цедрик, Урсула, Мари и я работали в нашей студии на первом этаже южного крыла. Отбирали работы для выставки. Доктор Бахман и Понтип уже поселились в Замке. Вечером они засобирались на ужин, а мы хотели задержаться. Она попросила меня взять ключи у доктора Бахмана, чтобы потом сразу попасть на автостоянку у реки. Доктор и Понтип уже вышли из студии, поэтому я сказала Цедрику. Он догнал их в коридоре и принёс ключи мне, а я отдала ключи ей.
Похоже, что Баклажан ещё не знает о смерти Никса, потому что спокойно обо всём рассказывает.
– Кому вы отдали ключи?
Баклажан называет имя. Неожиданное имя.
– Вы уверены?
– Конечно. Цедрик вскоре тоже ушёл, а мы все втрое поздно вечером вышли через тоннель на стоянку.
– И что было дальше?
Баклажан смеётся над моей недогадливостью.
– А вы как думаете? Поехали по домам. Урсула подвезла меня до азюльхайма.
– Спасибо, Ида. Вы мне очень помогли.
Баклажан торопливо говорит, боясь, что я откланяюсь:
– Я рада, что оказалась вам полезной, герр писатель. Если бы вы не были таким букой, мы могли бы познакомиться поближе.
Ознакомительная версия.
