Маленький Нил заерзал у нее на коленях, стащил с доски фигурку коня, постучал ею по столу.
– Спасибо, зайчик. – Таня взяла у малыша коня и поставила его рядом с выдвинутой пешкой.
– А вы говорите, плохо играете. – Дедушка Макс довольно потер руки. – Просто удивительно, как малыш вас принял. Обычно он очень дичится незнакомых, даже на Лиз смотрит, как на чужую, а уж чтобы заговорить с кем-нибудь, да еще мамой назвать… Скажите, Таня, вы ведь живете в Лондоне?
– Да.
– Вас там что-нибудь держит? Семья, работа?
– Только работа. У меня свой бизнес, небольшой пока, но интересный и динамично растущий.
– Жаль…
– Неужели вы хотите предложить мне работу няни?
– У Нила есть две няни с соответствующими дипломами и рекомендациями, если понадобится, будет и третья, и четвертая. Ребенку нужна мать.
– Но, простите, у него же есть мать.
– Лиз… Лиз – она другая. Она нимфа, а нимфы не бывают хорошими матерями.
– Говорите, нимфа? Кто же тогда, по-вашему, я?
– Вы?.. Судя по тому, что вы за разговорами едва не поставили мне мат, вы – ведьма…
Старый Макс рассмеялся, но в глазах его была печаль.
– Добрый вечер, ваша светлость.
– Кто говорит?
– Мы незнакомы. Меня зовут Соня Миллер.
– Откуда у вас номер моего приватного телефона?
– Я журналистка, ваша светлость. Би-би-си.
– Излагайте. Только коротко.
– Я хотела бы показать вам кое-какой материал, прежде чем опубликовать его.
– Мне? Вы часом не спутали меня с вашим редактором?
– Но, сэр, он касается вас. Точнее, вашей семьи.
– А если еще точнее?
– Вашей дочери и вашего внука.
– У меня нет дочери, достойной упоминания в прессе. Что же до якобы имеющегося у меня внука…
– Ваша светлость, после публикации все «якобы» отпадут. Доказательства неопровержимы.
– Тысяча фунтов.
– Пять.
– Две с половиной и никаких фокусов. Мой представитель навестит вас завтра в десять утра.
– Где твой смокинг?! – Сесиль в ярости топнула ногой. – Куда ты задевал свой смокинг? Только не говори, что мы оставили его в Париже, я самолично укладывала его в чемодан!
– Что ж ты так кипятишься-то? Подумаешь, большое дело. Пойду в свитере. Ну, хочешь, пиджак надену, джинсовый…
– Мы приглашены в лучший ресторан Нью-Хейвена, а ты хочешь явиться туда каким-то фермерским пугалом и опозорить меня на весь город?!
– Если ты считаешь, что я тебя позорю, иди одна.
Нил сделал телевизор погромче, давая понять, что разговор окончен.
«Ты – вчерашние новости!» – Парень в белой шляпе спустил курок.
Парень в черной шляпе задергался в ритме пронзительных пуль.
Сесиль выбежала из комнаты.
Нил убавил звук.
По пути в город они заехали в ателье и за шестьдесят долларов взяли смокинг напрокат. Нилу он был короток и широк, а на локтях сиял, как только что начищенные штиблеты.
В субботний вечер «Грудная косточка» была забита до отказа, но для своей вечеринки Шелли заранее абонировала на балконе все пять столиков и бар, а сама встречала гостей в фойе, у лестницы на второй этаж, одетая в восхитительное вечернее платье, полупрозрачное, с открытой спиной. С улыбкой и словами благодарности принимала подарки, которые складывала на специальный столик. Еще никогда Нил не видел ее такой женственной и прекрасной.
Публика, постепенно собравшаяся на балконе, была пестрая, разношерстная, и одета соответственно – от сногсшибательных вечерних прикидов ценой не менее тысячи долларов до джинсов и «косух», кое-кто даже в куцых конторских пиджачках с кожаными заплатами на локтях. Улучив минутку, Нил смотался в машину, где проворно переоблачился в добрый старый свитер и джинсы, за что по возвращении был удостоен пламенного, но отнюдь не влюбленного взгляда супруги…
– Друзья, друзья, выпьем за именинницу! Шелли! Шелли!
– Дорогу, дорогу!
Гости расступились, пропуская официанта, везущего на тележке громадный торт с зажженными свечами.
Шелли задула свечи. Гости хором грянули:
– Она отличный парень,
Она отличный парень,
Она отличный па-арень,
И это знают все!
Виновница торжества стояла с застывшей улыбкой.
Ингрид принялась резать и раскладывать торт. Нил вызвался помогать ей.
Шелли была царицей бала, танцевала со всеми, но только Нил уловил в ней невероятное нервное напряжение.
– Шелли, что с тобой, в чем дело, ты сама не своя. Твое веселье словно пир во время чумы. Мне больно видеть это, что происходит?
– Пока не происходит, но произойдет и очень скоро. Наверное, это не порадует тебя, но я приняла решение и не намерена отступать.
– Какое решение? Ты выходишь замуж?
– В какой-то мере… То есть, да, но несколько наоборот…
– Что за шарады?.. Ладно, если не хочешь, не будем об этом. Не хочу огорчать тебя в твой день рождения.
– День рождения у меня в июле. Сегодня скорее день моей смерти… Нет, не смотри на меня так, я выразилась фигурально и никакого красивого суицида не планирую… Обещаю тебе, что следующий настоящий мой день рождения мы справим вместе.
Шелли победно взглянула на Нила и возвратилась к гостям.
На следующий день Ингрид сообщила, что Шелли уехала месяца на три-четыре, но куда – не сказала.
Для Нила вновь потянулись тоскливые дни, недели, месяцы. В кафе при заправочной он больше не заезжал, читал мало, телевизор почти не включал, и даже компьютерные игры ему осточертели…
Все больше времени он проводил в полном – и одновременно пустом – одиночестве. У Сесиль появились какие-то дела в научных центрах на западе страны, она часто и надолго выезжала в командировки то в Калифорнию, то в Юту, то в Колорадо.
Первые недели Нил очень скучал без Шелли, потом все реже и реже вспоминал ее, только засыпая, иногда предавался воспоминаниям о ней и ее безумном сексе. Пару раз он зашел к Ингрид, но она по-немецки, любезно до отвращения, приняла его, и охота общаться пропала.
Однажды, в очередной раз разбирая почту, он нашел конверт, по внешнему виду сразу было ясно, что это приглашение. И действительно, Ингрид, как понял Нил, нашла-таки себе жертву. Какой-то несчастный сочетается с ней законным браком через восемь дней.
– Сесиль, зайка, сходи одна.
Нил нудил с утра, но так и не добившись освобождения, тихо матюгаясь, оделся в смокинг, все же найденный на чердаке, в коробках с ненужным хламом, и отправился с супругой все в ту же «Косточку».
Ингрид вся утопала в белой пене платья, декольте которого привлекало всеобщее внимание. Рядом с невестой Нил увидел худого молодого человека в черном смокинге и на автомате протянул ему руку.
– Нил, – коротко с дежурной улыбкой на лице представился он.
Что-то неуловимо знакомое показалось ему в лице жениха.
– Майкл, – так же дежурно представился молодой человек.
И крепче принятых приличий пожал Нилу протянутую руку. Это несколько удивило его, и он пристально вгляделся в лицо Майкла.
– Можешь поздравить меня не только со свадьбой, но и с днем рождения, у меня сегодня двойной праздник.
Нил отшатнулся, но взял себя в руки. Перед ним стояла его Шелли, но это была уже не женщина. Он не успел ответить, как Сесиль спасительно потащила его в зал.
– Я не хотела говорить тебе, но я-то знала, мне все Ингрид рассказала еще до операции Мишель. Это сейчас почти норма, так что не делай такого идиотского лица. На тебя смотрят!
Сесиль говорила, тихо попивая шампанское и успевая улыбаться во все стороны.
– Бред какой-то, Сесиль, давай свинтим отсюда побыстрее. Такие штучки не для меня.
Нил показал официанту на виски и выпил тройную порцию без зазрения совести.
– Вот еще, припадок подростка! Никуда я не собираюсь уходить. Посмотри как много интересного народа. А сколько настоящих американцев! Когда еще так повезет…
Сесиль начинала свой вечер как истинная француженка. Она знала, что молода, прекрасно выглядит, потому что заплатила в фитнесс-центре немалые деньги, и эти деньги должны отработать сегодня с прибылью. Нил решил напиться, что и сделал в рекордно короткие сроки. Возвращались они порознь, вернее, Нила возвратили какие-то друзья Мишель-Майкла, но он об этом узнал много позже.
Пробуждение было ужасно. Это было одно из тех известных многим утр, когда жалеешь лишь о том, что еще не умер. Даже опохмелиться толком не вышло – не удерживалось.
Сесиль не было дома. Судя по всему, и не ночевала. Ее половинка супружеского ложа так и осталась непримятой, ее «линкольн-виллиджер», давно уже сменивший прокатный «форд», застыл перед окнами громадным черным жуком.
Это было странно, но Нила пока волновало совсем другое. Он мешком с костями сидел на кухне, вертел в дрожащих руках сверкающий тесак для разделки мяса и размышлял о том, что, как ни хотелось, вряд ли ему достанет сил самому себе оттяпать голову этим предметом. Иное дело проглотить пулю, оставить на белом гигиеническом кафеле стены абстрактную картинку из собственных никому не нужных мозгов. Интересно, Сесиль будет стирать их тряпочкой или воспользуется моющим пылесосом «Сименс»? Но из относительно огнестрельного оружия в доме был только пистолет для вколачивания гвоздей, а мысль о гвозде, застрявшем где-нибудь в мозжечке, была совсем неэстетична. Это вам не «демократизатор» полковника Кольта, не культовый «магнум» сорок пятого калибра, не «беретта» Джеймса Бонда. Даже не ментов-ская пукалка имени товарища Макарова… И ни у кого в этом чертовом городишке, сплошь населенном желтобрюхими интеллектуалами, ничего подобного не одолжить.
