— Да, — не выдержала я, — но зачем было убивать?
— А что мне оставалось? Двоим Костик платить бы не стал. Он не из тех. А ты думаешь, старушка отдала бы мне деньги добровольно? Жди! Старушки — самые эгоистки, это всем известно. Сто лет в обед, о душе пора подумать, а уцепится за денежки — за уши не оттащишь. Да и вообще, нигде я такого не читал, чтобы шантажист добровольно от всего отказался. Я специально детективы изучал. Единственный способ — устранить и занять его место.
Витя разгорячился, раскраснелся и стал непохож на себя. Видимо, тема сильно его затрагивала, а обсудить ее раньше возможности не было.
— Куда ей деньги? Что она с ними сделает? В могилу унесет? Ей и жить-то осталось всего ничего. Да и что в ее возрасте за жизнь? Я вот еду иногда в трамвае, так там таких толпы. Проезд-то бесплатный, вот и катаются туда-сюда. А нам из-за них сесть некуда! И все-то у них болит, и всем-то недовольны. Да надо только спасибо говорить тем, кто избавит от них общество. Какой в них толк? И самим им плохо, и людям. Ну, померла бы она месяцем позже, провалялась бы этот месяц в больнице с каким-нибудь инсультом — кому от этого стало бы лучше?
— Так почему бы тебе было не потерпеть этот месяц? — холодно осведомилась я.
— Как будто ты не знаешь, как мне не везет. Взяла и прожила бы год. Или десять лет. И вообще, разумный человек не должен полагаться на случайность, правда? Надо самому строить свою судьбу. Сейчас не старые времена, когда жизнь текла по накатанным рельсам. Сейчас надо крутиться. Конкуренция во всем. Почитай любую книгу о психологии бизнеса! Молодые и энергичные вытесняют старых и косных. Выживает сильнейший. Таков закон предпринимательства. Да и по справедливости должно быть так. Мне эти деньги нужны для дела, а ей для всякой ерунды. Разве можно сравнивать?
— И ради этих денег, — меня уже трясло, — ты вдруг ударил ее по голове?
— И вовсе не вдруг, — обиделся Витя. — Я заранее определил время и место, молоток приобрел. По пистолету могут найти, а молотки все одинаковые. Я расписал свои действия по пунктам, обдумал внимательно. А как же? Без плана только маньяки всякие убивают. Я знал, что смерть такой древней старушенции вряд ли заинтересует милицию. А если и заинтересует, так меня никто не вычислит. Это только ты меня вдруг вычислила. Но вовсе не потому, что ты такая умная. Просто у баб интуиция. Вы задействуете другое полушарие.
— Все равно, с помощью какого полушария, — зашипела я, — но я вычислила тебя и засажу за решетку! Да сто лет твоей паршивой, полной зависти жизни не стоят одного дня Софьи Александровны! Она радовалась каждой минуте, а ты ее убил! И мне не жаль, совсем не жаль выдавать тебя милиции! Не жаль, понимаешь!
Господи, какое я испытала облегчение, когда перестала притворяться и вылила все, что у меня на душе! Какой груз с этой души свалился! Я выполнила просьбу своей умирающей подруги — нашла ее убийцу. Он будет наказан. Мне его действительно не жаль.
— Ты что, собираешься меня выдать? — с непритворным изумлением выдохнул мой собеседник. — А я-то уши развесил! Вот это женская непорядочность. Делают вид, что все понимают, а сами… Хорошо еще, что я ожидал чего-то подобного. После того, как ты сперва клеила меня, а потом отшила, я подозревал, что ты двуличная.
И он неожиданно вытащил откуда-то из-под пиджака молоток.
— Витя, — растерялась я, — ты что, всерьез собираешься меня убить?
— А что мне остается? — агрессивно ответил он.
— Не знаю, — пролепетала я. — Я всегда считала, что тебе нравлюсь.
— И нравишься. Я, может, на тебе даже жениться собирался. Получил бы деньги и женился. Но мне же всегда не везет! Думаешь, мне такая радость пристукнуть именно тебя? Еще попадется ли мне другая, такая красивая. Но ведь ты иначе всем расскажешь. Я вынужден.
— Но тебя могут заподозрить.
— А почему меня? Скорее Олега. Последнее время ты клеила его. И вообще, ты из тех, кто пускает в дом кого попало. У тебя даже цепочки дверной нет. Это в наши-то времена, при нашей преступности! Никто даже и не удивится.
Во время этого диалога он стоял между мной и входной дверью, загораживая выход. Я попыталась его обогнуть, но тут…
— Руки вверх! — раздался громкий и словно незнакомый голос. Наконец-то! А то я уже всерьез испугалась.
— Весь ваш разговор записан на магнитофон, — проинформировал Витю Нецветаев, появившийся из соседней комнаты. — Поэтому запираться бесполезно.
Раздался грохот. Я вздрогнула и нервно рассмеялась. Это Витя выронил молоток. Он слишком привык действовать по плану, и неожиданности выбивали его из колеи.
— Наденька, открой-ка дверь. Там должны быть мои ребята.
Ребята оказались на месте. Они нацепили на оцепеневшего Витю наручники и запихнули в лифт.
— Ну, вот, — вздохнул Павел Сергеевич, проводив их глазами. — Все обошлось. Но, конечно, не стоило нам так рисковать.
— Да какой тут риск! Мы же обо всем договорились.
— Да, но если б ты через мою голову не оставила этому психу компьютерное письмо, я бы в жизни на это не пошел.
— Чтобы не рисковать молодой, цветущей девушкой, — сообразила я.
— Вот именно. Хорошо еще, что я почувствовал, как ты собираешься провести меня с этим твоим «я ничего больше не буду предпринимать, не посоветовавшись с вами», — цитата была произнесена с крайним ехидством.
Я улыбнулась:
— Вы тоже психолог и догадались, что я уже кое-что предприняла. Но согласитесь, что риска не было. Даже противно немножко. Обманула человека, ничем не рискуя. Но я ведь обещала Софье Александровне…
— Ну, если наличие риска тебя утешит… Откровенно говоря, мне следовало выйти несколько раньше, а я в какой-то момент растерялся. Недаром считается, что хирург, например, не имеет права делать операцию человеку, который… — мой собеседник запнулся, — в котором принимает слишком живое участие.
— А вы слишком дорожите молодыми, цветущими девушками, это я заметила. Знаете, Павел Сергеевич, что еще меня радует? Теперь Костик вынужден будет прекратить свои махинации, и Светлана Петровна успокоится. Хоть вы и не занимаетесь хозяйственными преступлениями, но он не захочет уж так нагло рисковать.
— Да уж надеюсь. Иначе его быстро приструнят, так ему и передай. Это только сейчас я спущу все на тормозах. Интересно другое — что ваш Витя скажет о втором убийстве?
— Втором убийстве? — мой голос дрогнул, а сердце бешено застучало.
— Прости, я не хотел тебя пугать. Тебе и так сегодня досталось. Просто я почти уверен, что ваш коммерческий директор утонул не случайно. Наверняка Витя ему помог. Другой вопрос, что тут ничего не докажешь, так что я особо копать не собираюсь. Для приговора вполне достаточно того, что мы сегодня записали.
Я вздохнула.
— Тебе что, теперь и его жалко? — удивился Нецветаев. — Я считаю, у нас с тобой сегодня великий день. Такое дело завершили, и так классно. Я полагаю, это следует отметить. Рабочее время мое истекло, так что дела могу отложить на утро, а сейчас хочу пригласить тебя в ресторан. Событие того стоит! И не называй меня больше Павлом Сергеевичем, а? Не такой уж я старик. На «ты» и Паша.
И он весело засмеялся.
— Простите, — тихо сказала я, — но я бы хотела побыть одна.
Нецветаев помрачнел, постучал пальцами по столу, потом неожиданно спросил:
— Уверена?
— Вполне.
— Ну, хозяин — барин. Раз так, отправлюсь допрашивать твоего ухажера. Спокойной ночи, Надежда!
И он ушел. Он ушел, а я достала сверток, полученный от Софьи Александровны, и разложила его содержимое на столе. Тетрадь, фотографии, справки. Возможно, завтра Павел Сергеевич спохватится и решит забрать это или скопировать. Но пока оно мое, и только мое. Моя наставница права — людьми манипулировать очень легко. Разумеется, требуется приложить некоторые усилия, однако в данном случае я имею готовый материал. Вот Зинаида Ивановна, вот Андрей. Они говорили со мной совсем недавно, и я поняла, что они к моим услугам. Правда, Костик ускользает, поскольку вынужден будет вести добропорядочную деловую жизнь, однако это ненадолго. Он быстро придумает новые финты, а я сумею их обнаружить и получать с этого доход. А вот фотографии, благодаря которым я всю жизнь смогу держать в руках человека, нанесшего мне самый страшный для меня удар. Он разбил мое сердце, я же легко сумею разбить его жизнь. Как все это просто, господи!
Я вытащила из духовки железный противень и положила свое богатство туда. Потом взяла спичку, зажгла и поднесла к листам. Тетрадь, от которой я оторвала обложку, занялась почти сразу. Неохотнее всего горели снимки. От них распространялся удушливый запах, и я открыла окно. Пришлось зажечь новую спичку, потом еще, а через какое-то время от наследства Софьи Александровны осталась лишь горстка пепла. Я смыла этот пепел в унитаз и спустила воду. «Вот и все», — вслух произнесла я.
